пятница, 26 июля 2019 г.

Ф.И. Горб-Кубанский
«ЖЕРЕБЁНОК»


Шла Страстная Седмица 1913 года. Мне исполнилось пять лет, и в Великий Четверг рано утром отец и моя старшая сестра Дуся собрались ехать в степь на наш земельный надел, находившийся в 12 верстах от станицы, чтобы закончить посев ячменя и посадку подсолнухов и кукурузы. Я со слезами стал просить их взять и меня с собою. Видя мою слезливую настойчивость, отец в конце концов согласился.
В казачьих семьях на Кубани и дети, и взрослые ранней весной рвутся, бывало, из станицы в степь, чтобы поскорее ощутить жизнерадостное дыхание проснувшихся от зимней спячки родных полей, подышать приятно-чистым ароматом первых весенних цветочков и молодой травки. Хотя в те годы в станице не было ни автомобилей с их отравляющим газом, ни дыма фабричного, однако в степи было еще лучше.
Какая неземная красота ранней весной в привольной степи кубанской! Чуть на востоке заалеет, как уже «жаворонок в небе Бога хвалит». С южной стороны летят «гуськом» (треугольником) стаи диких уток и гусей, и целой стайкой иногда опускаются на воду за поросшими камышом берегами нашей Сосыки. Парят в поднебесной синеве ястреба и «шулики» (коршуны), высматривая себе добычу на полях — мышей или маленьких зайчат, а летом и цыплят, вывезенных хлеборобами из станицы к своим кошам в степи. Со стороны поросшей куширем речки особенно теплыми вечерами слышался многоголосый необыкновенный «концерт» — кваканье миллионов лягушек.
Закончив посев ячменя, отец и сестра решили остаться в степи еще на один день, чтобы завершить посадку и заборонить поле с семенами подсолнуха и кукурузы. Меня же стали отправлять в станицу, ибо у нас бывало, что и трехлетние управляли лошадьми, как взрослые. Положив на дроги оставшиеся мешки с зерном, они запрягли пару лошадей, а я, взобравшись на мешки, взял вожжи и поехал.
Позади дрог бежал трехмесячный жеребенок. Он часто забегал наперед дрог и, играючи, терся о бок своей матери — старой рыжей кобылы, запряженной с правой стороны дышла. Подъезжая к ветхой полуразрушенной деревянной «гребле» (мостику), сооруженной через илистую балку, я так засмотрелся на ястреба, метнувшегося стрелой вниз, что и лошадьми перестал править. В это самое время дроги мои въехали на мостик, но пошли не по середке узкого проезда, а краем его правой стороны. А там были большие дыры в прогнивших досках. Правые колеса попали в эти дыры, дроги остановились и резко завалились вбок. Я словно мяч вылетел из них и упал прямо в вязкий ил почти безводного ручья. Следом из дрог полетели два мешка с ячменем и придавили меня в ил по самые плечи.
Я закричал что есть мочи, ибо под тяжестью четырехпудовых мешков ежесекундно погружался все глубже и глубже. Подбородок мой коснулся уже вонючего ила - еще миг, и я бы утонул в болотной трясине. Но в этот критический момент безразлично до этого смотревший на меня жеребенок вдруг быстро подошел и, не сходя с твердого грунта, протянул шею и, схватив зубами, сильно рванул один, а потом и другой мешок. Тяжесть отпустила мою шею, из дыры в одном мешке просыпалось зерно, которое жеребенок принялся спокойно жевать. И хотя я не мог еще самостоятельно выбраться из ила на поверхность, однако без лежавших на мне мешков глубже уже не погружался.
Когда на мой беспрерывный крик прибежала сестра, то и она с трудом вытащила меня на сушу. Видя меня облепленного с ног до головы густой грязью, она с ужасом «айкала», но и тут же хохотала. А я не переставал реветь.
 — Не плачь, Федюша, — приговаривала сестра, смеясь, — Вот как ты «очистился» в Чистый Четверг! Ничего, дома обмоешься, и все в порядке будет.
Почистив меня от налипшей грязи и вытерев платком лицо, сестра выпроводила меня на хорошую дорогу и вернулась к отцу. А я, сев на дроги, опять взял в руки вожжи и поехал в станицу.
Доехал домой уже без приключений, вымылся, а вечером того же дня стоял в церкви рядом с мамой, державшей зажженную свечу в руках. Стараясь внимательно слушать чтение двенадцати страстных Евангелий, я в то же время не переставал думать:
«Почему этот пугливый и глупый жеребенок вдруг подошел ко мне, рванул зубами мешки и тем спас меня? Кто его толкнул на такой шаг?»
И когда около полуночи мы вышли из церкви, я не вытерпел и свои мысли о жеребенке высказал маме вслух.
 — Это не лошонок, а Бог спас тебя от гибели в этот день, — сказала мама и перекрестилась. — Жеребенок был только исполнителем воли Того, Кто управляет людьми и животными.
 — А кто всем этим управляет?
 — Как «кто»? Христос Спаситель, про страдания и крестную смерть Которого ты слышал недавно в церкви при чтении Евангелий.
 — И это Он шепнул жеребенку рвануть мешки, лежавшие на моей шее? А зачем?
 — Глупенький, так нельзя спрашивать! — И немного помолчав, мама добавила:
 — Значит, ты будешь Ему еще нужен.
Я непонимающе посмотрел на маму и больше ни о чем тогда не спрашивал. Нечего и говорить, как после сего случая я полюбил этого рыжего и лысомордого жеребенка, фактически спасшего мне жизнь еще в детстве. Часто брал украдкой со стола кусок хлеба и давал ему есть, а когда он вырос и его стали запрягать наравне с другими лошадьми, я ни разу не ударил его батогом. Хотя иногда и следовало бы.
http://sngazeta.ru/index.php/rubriki/obshchestvo/14619-230520132

Комментариев нет:

Отправить комментарий