1-я часть
Керашев Тембот
«Дочь шапсугов»
Такой путь, конечно, могли выдержать только хорошие, достойные кони... Но заслуга здесь, в первую очередь, не
коней, а тех людей, которые ездили на этих копях. Опытные, знающие и заботливые наездники — вот в чем весь секрет.
Будь побольше таких ездоков, было бы и больше таких коней, которые прошли бы всю гражданскую войну, — конечно,
не считая тех, которых унесла пуля. А неопытный и нерадивый всадник может самого лучшего коня загубить в несколько
недель. Это только в сказках бывает так: сел на коня и поехал в дальний путь. А сколько труда и умения надо приложить,
чтобы конь стал годным для дальнего пути? Об этом многие и представления не имеют. А ведь это нелегкое дело...
Надо напомнить вам, что в те далекие времена в нашем Закубанье безлесные открытые поля встречались так же редко, как теперь лесные массивы. Вековой дремучий лес гигантскими зелеными волнами сползал с гор и заполнял пространство до берегов Кубани и
Лабы. Все вокруг, до самого горизонта, замкнутого на юге многоголовым фиолетовым Кавказским хребтом, было покрыто
сплошным лесом, который адыги называли — «жилище бога лесов». Большие и малые поляны, да отвоеванные человеком у
лесов пахотные земли вокруг населенных мест, тоже напоминающие громадные лесные поляны, — вот все открытые места,
которые можно было в то время встретить в Закубанье...
Вдруг до слуха путника донесся какой-то рев. Чем дальше он продвигался, тем становился явственней рев. Путник прислушался: время от времени он стал различать и топот конских копыт. Вскоре дорога вывела его на небольшую поляну, откуда доносился этот шум. Осторожно выглянув из ветвей, путник увидел необыкновенную картину. Юноша верхом на лошади волочил на аркане медведя. Медведь вскочил и кинулся на всадника, но тот снова опрокинул его. Так продолжалось это состязание между зверем и человеком: медведь вскакивал, бросался на всадника, всадник рывком пускал коня вскачь, опрокидывал медведя и волочил его по земле. Трудно было предвидеть, чем это кончится: аркан обвил шею медведя и, прихватив одну лапу, крепко держал.
На молодом всаднике была круглая суконная крестьянская шапочка с узкой меховой оторочкой, одет он был в короткий
бешмет из серого домашнего сукна. Вооружен юноша был пистолетом и шашкой, но по всему было видно, что ему не хотелось применять оружия. Он явно забавлялся этой необыкновенной игрой. На его лице не было заметно ни растерянности, ни страха. Он напряженно и с увлечением следил за зверем, упорно и ловко повторяя один и тот же прием борьбы. Аркан держал он одной рукой, как заправский лихой наездник, защемив его между стременным ремнем и деревянным ложем седла и обернув конец вокруг бедра. Конь всадника был уже весь в пене, зловонная испарина исходила от зверя. А конца состязанию не было видно.
Путник наш некоторое время глядел на эту сцену, но увидев что юноша не нуждается в его помощи, с улыбкой промолвил вслух: «Хорошая забава для молодого человека» — и поехал прочь...
Адыги немало трудов потратили на то, чтобы вывести «щагди» —так называют коня чистой адыгской породы. Резвые
скакуны пригодны только для скачек, а для трудной походной жизни они не годятся. К тому же самые лучшие скакуны
бывают хрупкого сложения, они как бы чуть приплющены с боков. Адыгам нужны были не очень большие, но и не
маленькие ростом, выносливые в походе, достаточно резвые и неутомимые в беге кони. Слишком крупный конь
недостаточно поворотлив, ход у него тряский, он требует в пути много корма, и от него трудно добиться выносливости. В
странах, где восходит солнце, есть породы мелких, очень выносливых коней, но они невзрачны, коренасты и слишком малы.
Вот и решили адыги вывести нужную им породу коня. Из поколения в поколение коневоды отбирали коней с каким-либо
особым качеством и выращивали их.
По шерстинке подбирали адыги нужные им качества своей конской породы. И вывели они коней, настолько выносливых
в походе, что десять суток, не получая хорошего корма, несут они седока и становятся все горячее и яростнее. В беге на
дальние расстояния их не превзойти...
------------------------
2-я часть
Керашев Тембот
«Дочь шапсугов»
— Свиная спина и свиной постав ног, — говорил Гучипс как бы про себя, неотрывно следя за буланым. — Круп и холка
на одном уровне; грудь и плечи, как у зубра — мощные; ноздри хороши. Голова сухая, аккуратная, челюстные кости тонкие,
ганаши достаточно широки. Глаза! Валлахи, таких глаз не бывает у слабого коня! И смотри-ка, сын мой, насколько далеко
перешагивает он при ходьбе задними ногами след передних. Конь длинноват, но, несмотря на это, очень подвижен, с места
срывается, как перышко, и в беге легок — едва касается земли. Он, видно, уже приручен, а это очень важно. После
усмирения арканом и после того как на него первый раз наденут седло, конь обычно долго не может оправиться.
Но все эти достоинства, которые, рассуждая сам с собою, перечислял Гучипс, ничего не говорили Анчоку. Он слушал
старика, и в нем росла злоба. Из всего сказанного он обратил внимание лишь на сравнение со свиньей.
—Что ж хорошего в том, что спина и ноги у коня, как у свиньи? — со сдержанной злобой спросил Анчок.
—Э, сын мой, спина, ноги да грудь — это главное для коня, — быстро отвечал старик, не отводя глаз от буланого.
—Шея аккуратная, — продолжал он свои рассуждения, — круп, как грибок; крутые икры, как у оленя. Пах узок, и трех
пальцев не будет в ширину, как. народ говорит, — есть у него лишнее ребро и избыток сил. Да, этот конь годится. Более
подходящего я здесь не вижу. Возьмем его. Правда, он пока выглядит немного невзрачно, но зато за него и не так дорого
запросят. Это конь породы «бечкан»! — многозначительно добавил Гучипс и, заметив, что Анчок не понимает, пояснил:
— Это редкая и малоизвестная порода, которая очень ценится знатоками.
Буланого поймали и подвели к ним. Конь, как и предполагал Гучипс, оказался приученным и слушался повода. Гучипс
еще долго осматривал его и что-то шептал про себя, но Анчок уже не слушал старика. Ему казалось, что его заветная мечта
иметь хорошего, статного коня и на этот раз потерпела крушение, и он стоял подавленный и безучастный.
А Гучипс, не обращая внимания на Анчока, продолжал осматривать коня. С правой стороны на шее коня, ближе к голове,
старик заметил круглый, словно завихренный заворот шерсти. Тогда он быстро перешел на левую сторону, приподнял гриву
и как раз напротив обнаружил такой же заворот шерсти.
—Оказывается, у него и «жерсин» (жерсин – знак скакуна) есть... — сказал Гучипс, по-видимому, очень довольный
своей находкой.
—Потом Гучипс пощупал щеточки у бабки и, обнаружив там что-то, многозначительно посмотрел на Анчока.
—Пощупай-ка, сын мой, — предложил он.
—Роговая шишечка, — все так же безучастно сказал Анчок, пощупав шишечку. — Что это значит?
—У редкого коня встретишь эти шишечки... — сказал Гучипс и не стал ничего объяснять.
===================
1-я часть
Керашев Тембот
«Абрек»
Оказалось, что по Уруштену проходит северная граница заповедника и подступиться к ней можно только с той
стороны. Пришлось просить в конторе охраны заповедника, чтобы позволили пройти по берегу. Разрешение свое
начальник охраны сопроводил кучей предостережений:
—Зверь в заповеднике не искушен и не боится человека, смело может напасть. Ходить туда одному небезопасно,
советую далеко не углубляться — километра на два, не более. Брать оружие в заповедник не разрешается. Особо
запрещается огонь разводить. Если увидите играющих медвежат, не вздумайте потрогать, приласкать их. Медведица
за кустом зорко следит за детенышами. На Уруштене медведи такие же любители форелей, как и вы, и довольно
ловко ловят их. Садится медведь в воду, мордой по течению, и, когда форели начинают резвиться в водовороте,
образуемом вокруг его туши, он очень ловко хватает их и выбрасывает на берег. Он рыбу даже в ямки закапывает —
заготавливает впрок. Держитесь осторожнее в густых лесных чащах — в заповеднике водятся рыси; надо
внимательно посматривать вверх на деревья — не притаилась ли рысь в засаде...
...Делать свое дело без оглядки на других, быть всегда готовым снять с плеч товарища непосильную тяжесть. Этот
закон гор строго соблюдался пастухами. Отлынивание от работы, попытка переложить ее на других, мелочные счеты,
сколько сам сделал и сколько другие сделали, карались общим презрением и даже изгнанием с коша. Василь помнил, как
один из молодых пастухов поднял на коше мелочную свару — мол, ему приходится работать за других, пытался
обособиться: «Я, мое, моя доля и моя обязанность». Никчемный оказался человек, мелочный, неуживчивый. Его пытались
усовестить, но безуспешно, и однажды, когда он отказался заменить заболевшего пастуха, чабаны собрались и вынесли
ему приговор: дали на дорогу припасов и выпроводили обратно в аул. Пастух вернулся, клялся, обещал исправиться, но
его не приняли обратно. Весть о позорном изгнании с коша дошла и до аула, и ни один хозяин не брал неуживчивого
парня на горные пастбища, а если кто-нибудь, уступая его просьбам, соглашался, другие чабаны дружно заявляли: «Он с
нами не пойдет. Мы или он!»...
=======================
2-я часть
Керашев Тембот
«Абрек»
На коше доволыно часто случались ночные тревоги. Почуяв легкую добычу, волки и медведи все время кружили
вокруг стоянок скота, ночью подбирались к овцам, нередко, бывало, уносили барашка. Овчарки поднимали лай и визг,
пастухи — крик, на коше —целый переполох. И тут Каймет раньше всех оказывался у стада и старался заслонить
молодых, неопытных пастухов, от опасности.
—А ну, молодцы, спокойно! — советовал он. хладнокровно. — Не бегите очертя голову. Сейчас нужна не столько
отвага, сколько выдержка и опыт. Зря стрелять не надо: раненый медведь опаснее. Или научитесь класть его одним
выстрелом наповал, или вовсе не стреляйте.
И тут доказывал, что сам умеет это делать. В ночную темь среди общего возбуждения и суматохи Каймет подстрелил
трех медведей и на каждого потратил по одному патрону...
Нельзя позабыть то жуткое ощущение, какое Василь испытал на «кладбище лесных великанов». На широком и
высоком пологом склоне весь вековой лес, до единого дерева, был повален какой-то чудовищной силой. Гигантские буки
лежали рядами, повернутые в одну сторону, они уже рассыпались, превращались в труху; только ступишь — нога
проваливается, как в могильную яму. И среди этих разлагающихся останков поднималась густая чаща молодняка. Кто же
мог одним махом свалить этих великанов?..
Перед охотниками открылась невиданная картина: на широкой зеленой поляне собралось не меньше тридцати самок
зубров. Выстроившись почти ровной шеренгой, они глазели на схватку двух могучих быков. Вся поляна была истоптана и
изрыта копытами; видно, драка самцов началась давно. Над огромными, с неимоверно разросшимися горбами могучими
тушами быков клубилась густая испарина. Зубры то застывали на месте, упершись лбами и сверкая налитыми кровью
глазами, то, сцепившись рогами, пытались свернуть друг другу голову, то начинали неистово скакать, норовя коротким
страшным рогом пронзить бок противника; иногда кому-нибудь из них мощным напором удавалось отбросить другого
назад метров на десять... А самки стояли как вкопанные и почти безучастно смотрели на этот поединок. Только иногда
какая-нибудь телочка, впервые видевшая страшное побоище, в волнении дергая черным влажным носиком, пыталась
выдвинуться вперед, но более опытная соседка ударом морды ставила любопытную обратно в ряд...
Потеряв ощущение времени, оба охотника сидели, не шелохнувшись, и лишь когда солнце стало клониться за
вершину горы, опомнились и осторожно отошли от поляны...
Не раз упрекал Каймет юношу и за неумение ходить по-охотничьи. Из-под ног Василя то и дело летели камни, с
шумом осыпались горные тропы. Трудно было постичь, как сам Каймет мог передвигаться совершенно беззвучно. В
своих плотно пригнанных постолах он ступал так мягко и осторожно, что ни одна ветка под ногой не хрустнет.
Убитую дичь Каймет тут же свежевал, тушу и шкуру вешал на обрубленные сучья деревьев с теневой стороны. И
охотники шли дальше. «В тени в горах холодно, мясо долго не портится», — пояснял Каймет. На привалах жарили мясо
на еду и на запас, до следующей дичи..
