пятница, 30 марта 2018 г.

Первенцев А. А. «Кочубей»
поговорки

Катай швыдче, бо сам Кочубей ахтанобилэм йидэ!..
Або грудь в хрестах, або голова в кустах
Аж волосья дыбом
Аж кости хрустят
А что нам, холостым, неженатым!
А як же!
Балачки да калячки, а дело стоит
Без нужды не вынимай, без славы не вкладывай
Бьют — бежи, дают — бери
Бывает и на старуху проруха
Без свисту шашка — як свадьба без гармониста
Волка волки сгрызут
В церкву не ходю, попов не люблю, а в бога верю
Грош тебе цена в базарный день
Хрыста фитильок у лампадку
Гуртом бить лучше
Еще хомут не засупонил, а он уже брыкается
Если шо, гукны Ваню Кочубея, а вин нэ продасть
Загинать салазки
Хлопцы, станышныкы, ны посрамым!..
Кончай комедь!
Не все хмара, буде и сонечко
Не то шо мы, чабаны
Не хвостом встретим, грудью!
Попали бычки на рогатину!
Пришла беда — отворяй ворота
Прямо и святой Иван Златоуст и Егор Гадюкодав
Салом пятки мажете
Тю, бис крывоногый!
Тю тебе
Хай половят Кочубея!
Хожу як кабан, очи в землю, а думки як пчелы
Шо за лихо
Шо там за свадьба?
Шо тут за шкода?
Як вареником по губам
Як голышей в Кубани

Первенцев А. А. «Кочубей»

   Степу края нет, Вася. Дышал бы, дышал, пока грудь, як пузырь, вздулася б, а вот не могу. Бродит у меня в крови какая-то зараза. Гляжу на степь и выгадываю, сколько скирдов фуража можно нагатить. Квитки вижу разные: лакричник, молочай, будняк, и зло с меня выпирает, как опара с макитры. Для сена-то квитки — бурьян. Вот глядит Рой на речку и кажет: «Голубая вода, стеклянная». Ему красиво, а я кумекаю, чи будет эту стеклянную воду мой жеребец пить. Может, она соленая, як рапа, да горькая, як полынь. Забегли мы раз в дубраву. В той дубраве тополи зеленые, белявые, и торчат, як держаки хваток. Левшаков и то начал их красе удивляться. А глядит на тополя Ваня Кочубей да думает: надо выслать старшин да вырубить молодую дубраву на оружие. Держак есть, а на концу наварют ковали железо, вот и пики.

среда, 21 марта 2018 г.

Радченко В.Г.
«Казачьи байки деда Игната»
поговорки

А наша доля  — Божья воля
Баловством, кажуть, хлиба нэ добудэшь, а про шо нэ тэ — забудэшь
Бегом и угодно
Блюди, казак, границу, плюй в ружницу, да не мочи дуло
Брэхать  — нэ макуху жувать, нэ подавышься
Во всяком дили есть якый ны якый, а свий толк
Драка   — она не для прибыли, драка для чести-погибели
И в кого только уродился  — ни в отца, ни в деда, ни в доброго соседа…
Зависть плодить  — черту годить
Кавун ему печеный
Казак без дыма не гуляет
Котятко  — худоба мала, а радости  — торба!
На то була воля Божья
Ни, ни и ще раз ни!
Попала собака блохе на зуб
Пошел Серко рвать
С Богом спорить  — йижака ковтать
Счастье нэ коняка, хомут нэ натягнэшь
Тяни, казак, лямку, пока не закопают в ямку.
У каждого свий грих, тикэ у одного вин с маково зэрнятко, а у другого  — с головку того мака, а у трэтьего — с вавылоньску башню
У каждого, говорят, своя «перегородка», и какой Савва, такая ему и слава
У каждой пташки свои замашки
Через дорогу навпрысядку — (седьмая вода на киселе)
Шоб було  — (про запас)
Шо було, то пройшло
Шоб бэз пэрця достало до сэрця
Шутковать, шо мэд куштувать
Як бы знатьтя до путьтя, знав бы, дэ загубышь, а дэ найдэшь 
3-я часть
Радченко В.Г.
«Казачьи байки деда Игната»

Следом за тем Хомой на кордон «прымандрувала» гарба с харчами — у хорунжего была богатая и добрая тетка, сестра его покойницы-матери, которая дюже любила своего племянника, каким бы он ни был. А что: бывают такие тети и дяди, что добрей родных батька и матери, ничего не скажешь, да чего тут говорить-то: родная кровинушка…

 Хома немедленно устроил знатное угощение свободным от наряда сослуживцам. Когда было изрядно выпито и скушано, зашел у них разговор о службе на кордоне, и кто-то сказал, что все было бы ничего, да только дверь в казарму низка, приходится нагибаться, а чуть забудешься, то тут же приваришь на лбу такую гулю, что опасно на «бикет» отправляться: по свету той гули черкесы враз тебя рассекретят! Слово за слово, и казачки заспорили, какой именно нужна дверь в казарму, потому как было высказано мнение, что чем она будет меньше, тем лучше для сохранности тепла.

 В спор, само собой, встрял и Хома, сказавший, что какой бы маленькой та дверь не была, а он берется ввести в казарму старую рябую кобылу, что содержалась на кордоне для всякой хозяйственной надобности. Может, трезвую и не пропихнет в такой малый лаз, а ежели ее, кобылу, подпоить, то она запросто проскочит в тот низкий вход, яко в райские врата, несмотря на свой рост и костлявую стать. С ним мало кто согласился, а если кто и поддержал, то только для раздору. В общем, решили попробовать, а чем сатана не шуткует? Пробовать уже не ради спора, а для установления истины, которая, как известно, всего дороже. Оно ж, когда казак загуляет, ему и черт не брат.

 Подвели ту худобу к распахнутой настежь двери, влили ей в рот остатнюю баклагу самогону, настоянного на пахучих травах, и Хома потянул ее за повод. Захмелевшая лошадь неожиданно подогнула передние ноги и, резко подавшись вперед, припала к земле. Со смехом и криком казаченьки подтолкнули ее, кобыла начала вставать, еще раз упала на колени и, поднявшись, оказалась в казарме. Всеобщему ликованию не было удержу.

 Когда же пьяная радость малость утихла, шутники сообразили, что кобылу нужно из казармы вывести — для коняки все же есть другое место. Но не тут было: сразу же протрезвев, лошадь уперлась всеми четырьмя копытами и в никакую не пожелала идти в низкую дверь. Все попытки ее как-то протолкнуть, соблазнить свежим сеном, добрым словом, крепкой плеткой или даже дрючоком, не давали результата. «Клята худоба» с ужасом взирала на галдевшую толпу и не двигалась с места. Хотели было дать ей еще первача, так оказалось, что он весь вышел, не осталось даже на опохмелку. Было решено, что надо разбирать стенку, чтобы вызволить коняку. Как? Да просто: высадить дверь и вырезать над нею прореху. Но при этом будет порушена крыша, так как одна из продольных слег приходилась как раз над дверью… Тогда, может, подкопать?

 Между тем оставленная без внимания кобыла, заскучав в одиночестве, спокойно выбралась наружу и направилась к своему стойлу в углу двора. Ну, как тут не признать, что служивый конь далеко не дурень?

вторник, 20 марта 2018 г.

Поговорки из текста Канивецкого Н.Н. «Лемишка»

Бисова душа
Було колысь ремесло — та бурьяном поросло
До чортовои матери
Дывыцця, неначе собака на высывки
Заробыла Гапка на бисова батька
Крий Боже
На бисова батька
Не приведи Господи
Попер, як сирый корову
С лысого батька
Сто чортив твому батькови
Ступай к бису
Усякий чорт вередуе, як бис у гребли
Хочь на споди буду лежаты, а не дам в вичи плюваты
Щоб его куры загребли
Якого биса
1-я часть
Керашев Тембот
«Дочь шапсугов»

     Такой путь, конечно, могли выдержать только хорошие, достойные кони... Но заслуга здесь, в первую очередь, не
коней, а тех людей, которые ездили на этих копях. Опытные, знающие и заботливые наездники — вот в чем весь секрет.
Будь побольше таких ездоков, было бы и больше таких коней, которые прошли бы всю гражданскую войну, — конечно,
не считая тех, которых унесла пуля. А неопытный и нерадивый всадник может самого лучшего коня загубить в несколько
недель. Это только в сказках бывает так: сел на коня и поехал в дальний путь. А сколько труда и умения надо приложить,
чтобы конь стал годным для дальнего пути? Об этом многие и представления не имеют. А ведь это нелегкое дело...
     Надо напомнить вам, что в те далекие времена в нашем Закубанье безлесные открытые поля встречались так же редко, как теперь лесные массивы. Вековой дремучий лес гигантскими зелеными волнами сползал с гор и заполнял пространство до берегов Кубани и
Лабы. Все вокруг, до самого горизонта, замкнутого на юге многоголовым фиолетовым Кавказским хребтом, было покрыто
сплошным лесом, который адыги называли — «жилище бога лесов». Большие и малые поляны, да отвоеванные человеком у
лесов пахотные земли вокруг населенных мест, тоже напоминающие громадные лесные поляны, — вот все открытые места,
которые можно было в то время встретить в Закубанье...
     Вдруг до слуха путника донесся какой-то рев. Чем дальше он продвигался, тем становился явственней рев. Путник прислушался: время от времени он стал различать и топот конских копыт. Вскоре дорога вывела его на небольшую поляну, откуда доносился этот шум.    Осторожно выглянув из ветвей, путник увидел необыкновенную картину. Юноша верхом на лошади волочил на аркане медведя. Медведь вскочил и кинулся на всадника, но тот снова опрокинул его. Так продолжалось это состязание между зверем и человеком: медведь вскакивал, бросался на всадника, всадник рывком пускал коня вскачь, опрокидывал медведя и волочил его по земле. Трудно было предвидеть, чем это кончится: аркан обвил шею медведя и, прихватив одну лапу, крепко держал.
      На молодом всаднике была круглая суконная крестьянская шапочка с узкой меховой оторочкой, одет он был в короткий
бешмет из серого домашнего сукна. Вооружен юноша был пистолетом и шашкой, но по всему было видно, что ему не хотелось применять оружия. Он явно забавлялся этой необыкновенной игрой. На его лице не было заметно ни растерянности, ни страха. Он напряженно и с увлечением следил за зверем, упорно и ловко повторяя один и тот же прием борьбы. Аркан держал он одной рукой, как заправский лихой наездник, защемив его между стременным ремнем и деревянным ложем седла и обернув конец вокруг бедра. Конь всадника был уже весь в пене, зловонная испарина исходила от зверя. А конца состязанию не было видно.
     Путник наш некоторое время глядел на эту сцену, но увидев что юноша не нуждается в его помощи, с улыбкой промолвил вслух: «Хорошая забава для молодого человека» — и поехал прочь...
     Адыги немало трудов потратили на то, чтобы вывести «щагди» —так называют коня чистой адыгской породы. Резвые
скакуны пригодны только для скачек, а для трудной походной жизни они не годятся. К тому же самые лучшие скакуны
бывают хрупкого сложения, они как бы чуть приплющены с боков. Адыгам нужны были не очень большие, но и не
маленькие ростом, выносливые в походе, достаточно резвые и неутомимые в беге кони. Слишком крупный конь
недостаточно поворотлив, ход у него тряский, он требует в пути много корма, и от него трудно добиться выносливости. В
странах, где восходит солнце, есть породы мелких, очень выносливых коней, но они невзрачны, коренасты и слишком малы.
     Вот и решили адыги вывести нужную им породу коня. Из поколения в поколение коневоды отбирали коней с каким-либо
особым качеством и выращивали их.
     По шерстинке подбирали адыги нужные им качества своей конской породы. И вывели они коней, настолько выносливых
в походе, что десять суток, не получая хорошего корма, несут они седока и становятся все горячее и яростнее. В беге на
дальние расстояния их не превзойти...
------------------------
2-я часть
Керашев Тембот
«Дочь шапсугов»

— Свиная спина и свиной постав ног, — говорил Гучипс как бы про себя, неотрывно следя за буланым. — Круп и холка
на одном уровне; грудь и плечи, как у зубра — мощные; ноздри хороши. Голова сухая, аккуратная, челюстные кости тонкие,
ганаши достаточно широки. Глаза! Валлахи, таких глаз не бывает у слабого коня! И смотри-ка, сын мой, насколько далеко
перешагивает он при ходьбе задними ногами след передних. Конь длинноват, но, несмотря на это, очень подвижен, с места
срывается, как перышко, и в беге легок — едва касается земли. Он, видно, уже приручен, а это очень важно. После
усмирения арканом и после того как на него первый раз наденут седло, конь обычно долго не может оправиться.
Но все эти достоинства, которые, рассуждая сам с собою, перечислял Гучипс, ничего не говорили Анчоку. Он слушал
старика, и в нем росла злоба. Из всего сказанного он обратил внимание лишь на сравнение со свиньей.
—Что ж хорошего в том, что спина и ноги у коня, как у свиньи? — со сдержанной злобой спросил Анчок.
—Э, сын мой, спина, ноги да грудь — это главное для коня, — быстро отвечал старик, не отводя глаз от буланого.
—Шея аккуратная, — продолжал он свои рассуждения, — круп, как грибок; крутые икры, как у оленя. Пах узок, и трех
пальцев не будет в ширину, как. народ говорит, — есть у него лишнее ребро и избыток сил. Да, этот конь годится. Более
подходящего я здесь не вижу. Возьмем его. Правда, он пока выглядит немного невзрачно, но зато за него и не так дорого
запросят. Это конь породы «бечкан»! — многозначительно добавил Гучипс и, заметив, что Анчок не понимает, пояснил:
— Это редкая и малоизвестная порода, которая очень ценится знатоками.
Буланого поймали и подвели к ним. Конь, как и предполагал Гучипс, оказался приученным и слушался повода. Гучипс
еще долго осматривал его и что-то шептал про себя, но Анчок уже не слушал старика. Ему казалось, что его заветная мечта
иметь хорошего, статного коня и на этот раз потерпела крушение, и он стоял подавленный и безучастный.
А Гучипс, не обращая внимания на Анчока, продолжал осматривать коня. С правой стороны на шее коня, ближе к голове,
старик заметил круглый, словно завихренный заворот шерсти. Тогда он быстро перешел на левую сторону, приподнял гриву
и как раз напротив обнаружил такой же заворот шерсти.
—Оказывается, у него и «жерсин» (жерсин – знак скакуна) есть... — сказал Гучипс, по-видимому, очень довольный
своей находкой.
—Потом Гучипс пощупал щеточки у бабки и, обнаружив там что-то, многозначительно посмотрел на Анчока.
—Пощупай-ка, сын мой, — предложил он.
—Роговая шишечка, — все так же безучастно сказал Анчок, пощупав шишечку. — Что это значит?
—У редкого коня встретишь эти шишечки... — сказал Гучипс и не стал ничего объяснять.
===================
1-я часть
Керашев Тембот
«Абрек»

Оказалось, что по Уруштену проходит северная граница заповедника и подступиться к ней можно только с той
стороны. Пришлось просить в конторе охраны заповедника, чтобы позволили пройти по берегу. Разрешение свое
начальник охраны сопроводил кучей предостережений:
—Зверь в заповеднике не искушен и не боится человека, смело может напасть. Ходить туда одному небезопасно,
советую далеко не углубляться — километра на два, не более. Брать оружие в заповедник не разрешается. Особо
запрещается огонь разводить. Если увидите играющих медвежат, не вздумайте потрогать, приласкать их. Медведица
за кустом зорко следит за детенышами. На Уруштене медведи такие же любители форелей, как и вы, и довольно
ловко ловят их. Садится медведь в воду, мордой по течению, и, когда форели начинают резвиться в водовороте,
образуемом вокруг его туши, он очень ловко хватает их и выбрасывает на берег. Он рыбу даже в ямки закапывает —
заготавливает впрок. Держитесь осторожнее в густых лесных чащах — в заповеднике водятся рыси; надо
внимательно посматривать вверх на деревья — не притаилась ли рысь в засаде...
...Делать свое дело без оглядки на других, быть всегда готовым снять с плеч товарища непосильную тяжесть. Этот
закон гор строго соблюдался пастухами. Отлынивание от работы, попытка переложить ее на других, мелочные счеты,
сколько сам сделал и сколько другие сделали, карались общим презрением и даже изгнанием с коша. Василь помнил, как
один из молодых пастухов поднял на коше мелочную свару — мол, ему приходится работать за других, пытался
обособиться: «Я, мое, моя доля и моя обязанность». Никчемный оказался человек, мелочный, неуживчивый. Его пытались
усовестить, но безуспешно, и однажды, когда он отказался заменить заболевшего пастуха, чабаны собрались и вынесли
ему приговор: дали на дорогу припасов и выпроводили обратно в аул. Пастух вернулся, клялся, обещал исправиться, но
его не приняли обратно. Весть о позорном изгнании с коша дошла и до аула, и ни один хозяин не брал неуживчивого
парня на горные пастбища, а если кто-нибудь, уступая его просьбам, соглашался, другие чабаны дружно заявляли: «Он с
нами не пойдет. Мы или он!»...
=======================
2-я часть
Керашев Тембот
«Абрек»

На коше доволыно часто случались ночные тревоги. Почуяв легкую добычу, волки и медведи все время кружили
вокруг стоянок скота, ночью подбирались к овцам, нередко, бывало, уносили барашка. Овчарки поднимали лай и визг,
пастухи — крик, на коше —целый переполох. И тут Каймет раньше всех оказывался у стада и старался заслонить
молодых, неопытных пастухов, от опасности.
—А ну, молодцы, спокойно! — советовал он. хладнокровно. — Не бегите очертя голову. Сейчас нужна не столько
отвага, сколько выдержка и опыт. Зря стрелять не надо: раненый медведь опаснее. Или научитесь класть его одним
выстрелом наповал, или вовсе не стреляйте.
И тут доказывал, что сам умеет это делать. В ночную темь среди общего возбуждения и суматохи Каймет подстрелил
трех медведей и на каждого потратил по одному патрону...
Нельзя позабыть то жуткое ощущение, какое Василь испытал на «кладбище лесных великанов». На широком и
высоком пологом склоне весь вековой лес, до единого дерева, был повален какой-то чудовищной силой. Гигантские буки
лежали рядами, повернутые в одну сторону, они уже рассыпались, превращались в труху; только ступишь — нога
проваливается, как в могильную яму. И среди этих разлагающихся останков поднималась густая чаща молодняка. Кто же
мог одним махом свалить этих великанов?..
Перед охотниками открылась невиданная картина: на широкой зеленой поляне собралось не меньше тридцати самок
зубров. Выстроившись почти ровной шеренгой, они глазели на схватку двух могучих быков. Вся поляна была истоптана и
изрыта копытами; видно, драка самцов началась давно. Над огромными, с неимоверно разросшимися горбами могучими
тушами быков клубилась густая испарина. Зубры то застывали на месте, упершись лбами и сверкая налитыми кровью
глазами, то, сцепившись рогами, пытались свернуть друг другу голову, то начинали неистово скакать, норовя коротким
страшным рогом пронзить бок противника; иногда кому-нибудь из них мощным напором удавалось отбросить другого
назад метров на десять... А самки стояли как вкопанные и почти безучастно смотрели на этот поединок. Только иногда
какая-нибудь телочка, впервые видевшая страшное побоище, в волнении дергая черным влажным носиком, пыталась
выдвинуться вперед, но более опытная соседка ударом морды ставила любопытную обратно в ряд...
Потеряв ощущение времени, оба охотника сидели, не шелохнувшись, и лишь когда солнце стало клониться за
вершину горы, опомнились и осторожно отошли от поляны...
Не раз упрекал Каймет юношу и за неумение ходить по-охотничьи. Из-под ног Василя то и дело летели камни, с
шумом осыпались горные тропы. Трудно было постичь, как сам Каймет мог передвигаться совершенно беззвучно. В
своих плотно пригнанных постолах он ступал так мягко и осторожно, что ни одна ветка под ногой не хрустнет.
Убитую дичь Каймет тут же свежевал, тушу и шкуру вешал на обрубленные сучья деревьев с теневой стороны. И
охотники шли дальше. «В тени в горах холодно, мясо долго не портится», — пояснял Каймет. На привалах жарили мясо
на еду и на запас, до следующей дичи..
1-я часть
Радченко В.Г.
«Казачьи байки деда Игната»

   А как танцевали на тех стародавних свадьбах! Бывало, иного плясуна в хате допускать до гопака просто было опасно, и он показывал свое мастерство, выкрутасы и удаль во дворе — прыгал и летал по воздуху выше крыши. Не иначе, как сама нечистая сила поднимала его так высоко и позволяла выделывать ногами такие замысловатые фортели и отбивать чоботами барабанную дробь на любой вкус и на любое понятие. Не-е, теперь таких танцоров нету и быть не может, сейчас танцами называют черт знает что — шатко-валкое медвежье топтание... Танцевали лезгинку, «журавля», а то — «шамиля», и под конец обязательно «пьяного казака». Ну, того «шамиля» дед Игнат сам не видел, только слышал о нем, а вот «пьяный казак» был частым гостем не только свадеб, но и рядовых праздников, были замечательные лицедеи, исполнявшие, каждый по-своему эту понятную, если не сказать — родную для них роль...
 — А как пели на тех стародавних свадьбах! — восхищался дед Игнат. — К примеру, когда знаменитые станичные басы братья Петренки затягивали «Рэвз та стогнэ...» или «За гаем, гаем зэлэнэнькым...», то стекла из окон вылетали — подребезжат-подребезжат, да и лопнут... Свечи гасли, если они пели при свечах! А у Катерины Мысачки был такой голос — не голос, а живое чудо: на высоких тонах у нее где-то там, внутри, в самой середине, вдруг раздавался серебряный колокольчик, да так в лад и к делу, что слушать ее было неописуемым наслаждением. Не-е, таких певунов теперь не найти, разве что сохранились где ни то на хуторах, так кто ж их теперь слушать будет? Теперь включишь то же радио, скажут, что народная или там еще какая артистка исполняет... Ну, думаешь, сейчас послушаем! Какое там: криком кричит та «народная», вроде б ее режут, трясця ее детям!
    А какие шутки-прибаутки, присказки-погудки можно было услышать на тех свадьбах! Забавляли народ «брехач» и «подбрехач» — мужики языкатые, «востри», и до слова складного хваткие. Приглашали выпить не только во здравие и многие лета, но и за то, чтобы елось и пилось, чтоб хотелось и моглось...
    По словам деда Игната, любимой присказкой старого Касьяна была такая: «вот как я был бы царем, ел бы колбасы и всякие царские вытребасы, сало с салом бы ел, салом чоботы мазал, спал бы в теплой хате на свежей соломе, с паном бы за ручку здоровался, украл бы сто рублей, да и утек!».
======================
2-я часть
Радченко В.Г.
«Казачьи байки деда Игната»

 — Атож, думаешь, чого цэ наши люды так борщ люблять? — вопрошал дед Игнат с хитрецой и наставительно разъяснял:  — А потому, шо в борщи кладэця почты вся аптека! Шо ны возьмы, всэ от чогось помогае!
 И он уверял, что свекла («буряк») лечит головные боли, и при насморке помогает, морковь — от малокровия, при ожогах и ранах ее сок — отличное средство, лук («цыбуля») — от горла, при кашле и при головокружениях. Капуста — печенку лечит, желудочные боли усмиряет, картошка тоже голове помощница, настраивает ее на ясность. «Та сама борщева юшка — кысла, — говорил дед, — а кыслота убывае вси хворобни мокробы-микробы»...
 Дед Игнат в этом месте своих воспоминаний обычно отвлекался и поучал нас, его внуков, как надо творить настоящий кубанский борщ. Именно «творить», потому что иначе не назовешь священнодействие, в результате которого и созидается та самая царь-еда, что зовется борщом. И чтобы, значит, обязательно с салом, так как «бэз свынячого тила нэ бувае дила»! Это в щах и таракан — мясо, в борщах же сало может заменить и дополнить и говядину, и дичь, и все такое прочее. Для борща казак женится, для сала живет и крутится! «Хоть шось, абы борщ!»  — говаривали станичники-черноморцы.
 — Само собой, — говаривал дед Игнат, — шо кажда хозяйка варэ борщ чуть-чуть иначе, чуть-чуть по-своему, и скилькэ на Кубани хозяек, стилька и разных борщей. Но всэж основа одна — шоб всэ, шо полагаеця, було в той борщ положэно, и нэ гуртом, всэ сразу, а по давно опробованному порядку, а нэ то одно разварыця, а другэ нэ свариця.
 По его словам, цыбуля должна чуть-чуть распуститься, бурак смягчиться, а капуста — похрустывать на зубах. Тут хозяйка — не повариха, а капельмейстер в добром оркестре, который вводит в действие каждый инструмент в нужный момент. А ну как все задудят разом и изо всех сил! Что это будет за музыка? Одному дудочнику или барабанщику-довбышу, может, капельмейстер и не нужен, а оркестр без него — сирота. Так вот, какой-нибудь кулеш или каша-пшенка и есть тот дудочник, а борщ — оркестр. Борщ, в конечном счете — симфония, опера!
 И это обычный, будничный борщ, даже, может, постненький, — а сколько он требует заботы, внимания и способностей его созидателя. А если праздничный, торжественный Его превосходительство Борщ с большой буквы, — допустим, на курином бульоне с раковыми шейками, или допустим, из красной рыбы?
 А как он красив, настоящий золотисто-оранжевый кубанский борщ — загляденье! А запах! Аромат! Бывает, идет казачина по улице, и за полтора квартала от родной хаты чует тот запах, а соседи по всей округе говорят: «Опять Лукьяновна свой борщ маракует! Творит, варит».
 И при всем своем неподражаемом смаке и красоте, тот борщ — це-леб-ный! В нем каждая былинка-травинка, каждая овощинка — пагуба для хворобы и благодать для здоровья. Вот почему у нас любят тот борщ, справленный-исполненный все одно как по нотам.
 Как вспоминал дед Игнат, в те стародавние времена батька не звали обедать, звали «йисты борщ», или «борщевать». И батько Касьян сажал семью за круглый «стилэц», выскобленный до желтизны. В центре устанавливался «чавун» с борщом и солонка с солью, почетное место занимали чеснок и перец. Перед каждым едоком — «черепьяна мыска». Эти миски тоже были касьяновым нововведением — до того все ели из общего чугуна. Хлеб нарезал «добрыми шматкамы» сам хозяин дома, для чего имелся специальный нож, ни для чего другого не применявшийся. Борщ по мискам разливала хозяйка, или, как тогда говорили, — «насыпала», ибо борщ обязательно был густым настолько, чтобы ложка в нем стояла «стырчмя». Если борщ случался с мясом, что было, кстати, не часто, она же клала каждому в миску его «порцион». Она же «подбивала» (забеливала) борщ сметаной.
 Окинув строгим взором собравшихся, и убедившись, что все на местах, батько еще раз крестился и говорил: «С Богом!», и трапеза начиналась. Разговаривать за борщом не дозволялось, как и чавкать, «шмыгать носом», сморкаться и т.д. К концу трапезы батько задавал вопросы, мог пошутить, что-нибудь рассказать. Второго блюда после борща, особенно, если он был с мясом, обычно не полагалось. Исключение бывало во время косовицы и обмолота – усиленная работа предполагала усиленное питание, и борщ дополнялся кашами, варениками, свежими овощами, неизменным салом. Такой борщ назывался «женатым». Борщ без каши — вдовец, говорили казачки, а каша без борща — вдова. Каждый обед заканчивался «взваром» — компотом, чем-нибудь «ласенькым», то есть вкусненьким (фруктами, киселем и т.п.).
Радченко В.Г.
«Казачьи байки деда Игната»
Поговорки

 —  А чи шо, га?
Борщ без каши — вдовец, а каша без борща — вдова
Брехали его батька свиньи
Бэз свынячого тила нэма дила
В рай на дурныцю въйихать
Вэлыкый город — вэлыка дэржава, вэлыка дэржава — вэлыка смута. А наш хутор — рай!
Дайтэ жолобчастого Данылы — батька пидстрыгаты
Далеко, мол, куцему до зайца
До бисового батька
Допиться до бугая
Дурный же ты, як сало бэз хлиба
Жинка нэ стинка
Золото из-под цыганского молота
Иды соби, куды йшов
Люды брэхать нэ стануть
На нэби нэ дурни сыдять, знають, шо роблядь
На шо ще собака нэ гавкав
Нэма такой напасти, котора нэ имила бы свою напасть
Не пьет людына хвора или падлюка
От горилкы ще ны один казак нэ вмэр
Охотнику, что ни случай, то — в торбу
Сказано — закопано
Чого нэ було, того нэ було
Хоть шось, абы борщ
Як бдчжол
Як дийдэ ряд - в свою очередь

понедельник, 5 марта 2018 г.

Бигдай А.Д.
Песни кубанских казаков
Т.1
Краснодар, 1992г.

65. Течэ ричка нэвэлычка

 1. Течэ ричка нэвэлычка
 З вышнэвого саду.
 Клыче козак дивчиноньку
 Соби на пораду.

 2. Порадь мэнэ, дивчинонька,
 Як ридная маты
 А чи мини женытыся,
 А чи тэбэ ждаты.

 3. Ой, я тэбэ, козаченько,
 И ражу й нэражу,
 И з тобою вэчир стою
 На иншого кажу.

 4. — Бодай тэбэ, дивчинонька,
 З твоею радою,
 Я до тэбэ з щирым сэрцем,
 А ты з нэправдою.

 5. Бодай же ты, дивчинонька,
 Тоди замиж выйшла,
 Як у поли, край дорогы
 Рута мьята зийшла.

 6. — Бодай же ты, козаченько,
 Тоди оженывся,
 Як у млыни на камини
 Кукиль уродывся.

 7. Дивчинонька продумала,
 Руту просияла,
 Пишлы дощи, рута зийшла —
 Дивка замиж выйшла.

 8. А у млыни на камини
 Кукиль нэ вродывся.
 Козак старый, лита пройшлы,
 А ще й нэ женывся.
 (Если поют девушки)

 9. А у млыни, а у млыни
 Каминь огонь крэше.
 Козаченько оженывся,
 А дивчина брэше.
 (Если поют парни)
Расшифровка фамилий через балачку:
Бурсак — Сладкая булочка, калач
Бардадым — Жмых
Бондарь — Мастер, делающий бочки
Буденный — Будний, рабочий, буднишный
Бурсак — Сладкая булочка, калач
Дэйнэка — Доброволец, ополченец
Крамаренко — от слова крамар, торговец
Ковпак — от слова колпак
Кубарь — Плетеная из прутьев рыболовецкая снасть
Лемешка — Витая из прутьев ложка для доставания вареников
Лихоносов — Лихо несущий, буйный
Падалка —  До срока упавший с дерева плод
Рашпиль  —  Напильник грубой насечки
Руденко — Рыжый, сын шатена
Сердюков — Пехота в старину, сердюк
Чепеги — Холодное ударное оружие конных казаков в старое время
Чепиги — Ручки плуга
Шапарев — от слова Шапарь, таможенник, сборщик налогов
Щербина — Зазубрина, выбоина
Ох, уж эти необычные: «зажурывсь, зробывсь, народывсь, обмывсь, озвавсь, попавсь, пошатнувсь, появывсь». У Пивня и у Мышковского, Ляха и Попко эти словообразования появляются регулярно и, наверное, являются чисто кубанской спецификой. Еще обратите внимание, не было в начале 18 века слов: «это, этот, эти, це, оци, цей», а только исключительно «се, сим, сяя, сю, сей». А вместо современных украинских «тримати, власний, справа, обличчя, одяг, ліворуч, промити, птах» всегда системно употребляются в это же время старокубанские «дэржать, свой, дило, лыце, одэжа, наливо, пробаныть, птыця». Двести слов от Якова Мышковского пошло в словарик.