Федор Кубанский
На память
Нью-Йорк, 1958
стр. 30-31
Другие станицы были занесены на так называемую «Черную Доску». Это означало: немедленный вывоз из этих станиц всех без исключения продуктов питания и товаров широкого потребления, лишения продуктовых карточек служащих и, запрет кому бы то ни было выезжать из станицы. Только в особых «закрытых распределителях» было все необходимое для посланцев Кремля, чекистов и коммунистов. Да подкармливали понемногу еще железнодорожников, портовых грузчиков и трактористов.
Вот например: станицу Старощербиновскую, Ейского района, крайком занес на «черную доску». Немедленно у населения забрали все съестное, и не только хлебное зерно и муку, но и фасоль, картофель, свеклу, и т. д. О животных и птице и говорить не приходилось — их давно не было. Даже кошек и собак в то время не оставалось в станицах Кубани и в помине — все были съедены.
После этого Старого щербиновскую оцепили войска ОГПУ и предъявили к голодному населению требование о вывозе неимоверного количества зерна, якобы спрятанного «кулацкими саботажниками» в земле. И больше месяца никого из станицы не выпускали. Ясно, никакого зерна в земле не было и, в результате вся станица оказалась полностью умерщвленной. Начиналась весна 1933 года. Разложившиеся трупы валялись во всех домах и на улице. Трупный смрад разносился над когда-то богатой и цветущей станицей. И только потом, специальные бригады санитаров, прибывшие из Ростова на Дону, убирали трупы и посыпали улицы и дома каким-то порошком, для уничтожения этого смрада.
В то же самое время, в те же дни, в рядом расположенном порту Ейск (Старощербиновская расположена в 35 километрах от Ейска), день и ночь грузили Кубанский хлеб на заграничные пароходы и отправляли на экспорт. То же самое делали и в портах: Новороссийска, Туапсе, Одессы и других, вывозя отобранные продукты за границу и отдавая там их за бесценок, лишь бы выполнить «сталинский экспортный план», забить рынки Запада дешевым советским хлебом и тем вызвать там экономический кризис и приблизить день международной коммунистической революции. В то же время трупы вымерших от голода покрывали села и станицы юга собственной страны.
Федор Кубанский
На память
Нью-Йорк, 1958
стр. 11
Один из присутствовавших на этом заседании высокого роста казак, в поношенном овечьем тулупе, неожиданно поднялся и, покручивая большие рыжие усы, сказал с явной иронией:
— Товарищ председатель! Вы бы лучше взяли список всех наших станичников, отсчитали подряд «скильке вам треба», тай заполнили бы список выселяемых «кулакив». Хиба ж можно губить таких хлеборобов, як Павло, або Алеха Петренко? Шо у них есть в хозяйстве? По одной коняке, та по одной корове, та хата на курьих ножках. Живут же они теперь самостоятельно, отдельно от батька. Да взять, к примеру, хоть и их батька, Михаила Тарасовича: у кого из нас, здесь сидящих, он что отнял, или кого чем обидел? А шо день и ночь трудился «як воляка» и тем самым укрепил свое хозяйство, так это же нам дуракам должно пойти в науку...
Он бы еще говорил, пересыпая Кубанский (украинский) диалект с русской речью, но ему не дали.
«Подкулачник, подкулачник», — зашушукалось собрание.
— Под кулацкую дудочку пляшешь? — сердито заметил ему Луганский. — Совсем не к лицу тебе такие высказывания. Смотри, чтобы я больше этого не слыхал! А то не посмотрим и на тебя, хоть ты и бедняк. Нам план надо срочно выполнить, понял?
На память
Нью-Йорк, 1958
стр. 30-31
Другие станицы были занесены на так называемую «Черную Доску». Это означало: немедленный вывоз из этих станиц всех без исключения продуктов питания и товаров широкого потребления, лишения продуктовых карточек служащих и, запрет кому бы то ни было выезжать из станицы. Только в особых «закрытых распределителях» было все необходимое для посланцев Кремля, чекистов и коммунистов. Да подкармливали понемногу еще железнодорожников, портовых грузчиков и трактористов.
Вот например: станицу Старощербиновскую, Ейского района, крайком занес на «черную доску». Немедленно у населения забрали все съестное, и не только хлебное зерно и муку, но и фасоль, картофель, свеклу, и т. д. О животных и птице и говорить не приходилось — их давно не было. Даже кошек и собак в то время не оставалось в станицах Кубани и в помине — все были съедены.
После этого Старого щербиновскую оцепили войска ОГПУ и предъявили к голодному населению требование о вывозе неимоверного количества зерна, якобы спрятанного «кулацкими саботажниками» в земле. И больше месяца никого из станицы не выпускали. Ясно, никакого зерна в земле не было и, в результате вся станица оказалась полностью умерщвленной. Начиналась весна 1933 года. Разложившиеся трупы валялись во всех домах и на улице. Трупный смрад разносился над когда-то богатой и цветущей станицей. И только потом, специальные бригады санитаров, прибывшие из Ростова на Дону, убирали трупы и посыпали улицы и дома каким-то порошком, для уничтожения этого смрада.
В то же самое время, в те же дни, в рядом расположенном порту Ейск (Старощербиновская расположена в 35 километрах от Ейска), день и ночь грузили Кубанский хлеб на заграничные пароходы и отправляли на экспорт. То же самое делали и в портах: Новороссийска, Туапсе, Одессы и других, вывозя отобранные продукты за границу и отдавая там их за бесценок, лишь бы выполнить «сталинский экспортный план», забить рынки Запада дешевым советским хлебом и тем вызвать там экономический кризис и приблизить день международной коммунистической революции. В то же время трупы вымерших от голода покрывали села и станицы юга собственной страны.
Федор Кубанский
На память
Нью-Йорк, 1958
стр. 11
Один из присутствовавших на этом заседании высокого роста казак, в поношенном овечьем тулупе, неожиданно поднялся и, покручивая большие рыжие усы, сказал с явной иронией:
— Товарищ председатель! Вы бы лучше взяли список всех наших станичников, отсчитали подряд «скильке вам треба», тай заполнили бы список выселяемых «кулакив». Хиба ж можно губить таких хлеборобов, як Павло, або Алеха Петренко? Шо у них есть в хозяйстве? По одной коняке, та по одной корове, та хата на курьих ножках. Живут же они теперь самостоятельно, отдельно от батька. Да взять, к примеру, хоть и их батька, Михаила Тарасовича: у кого из нас, здесь сидящих, он что отнял, или кого чем обидел? А шо день и ночь трудился «як воляка» и тем самым укрепил свое хозяйство, так это же нам дуракам должно пойти в науку...
Он бы еще говорил, пересыпая Кубанский (украинский) диалект с русской речью, но ему не дали.
«Подкулачник, подкулачник», — зашушукалось собрание.
— Под кулацкую дудочку пляшешь? — сердито заметил ему Луганский. — Совсем не к лицу тебе такие высказывания. Смотри, чтобы я больше этого не слыхал! А то не посмотрим и на тебя, хоть ты и бедняк. Нам план надо срочно выполнить, понял?
Федор Иванович Горб - человек трудной, трагической судьбы: сын казака-хлебороба, студент, рабочий, инженер-метеоролог, репрессированный, заключенный, фронтовик-пехотинец, военнопленный, эмигрант, писатель, протоиерей. Родился он 10 января 1908 года, умер 24 мая 1988 года в США, успокоен на православном кладбище при Свято-Владимирском монастыре в г. Паттерсон, штат Нью-Джерси. На его могильном памятнике – имя и главный титул всей его жизни: «казак станицы Староминской».
Самой значимой для староминчан является его книга «На привольных степях кубанских», где звучат голоса наших земляков. Такие близкие и в то же время – такие далекие, затерявшиеся за давностью лет от нас и от тоскующего по Родине и Кубани, незаслуженно забытого, одного из талантливейших сыновей земли родной Ф.И. Горб (Кубанского). Это голоса казачьих атаманов Сергея Климовича Дмитренко, Емельяна Ивановича Уса, Михаила Павловича Бабича, а также Мищенко (ст. Канеловская), Кокунько и Шавлача (Ейский отдел). Голоса казначеев станичного правления Михаила Кибер и Владимира Фоменко, писарей Бирюк, Горб, казаков и купцов Петренко, Сергиенко, Кияшко, Бородина, Смыслова, Туманова, Шевченко, Лебедя.
В книгах Федора Кубанского названы, действуют и живут десятки прототипов реальных людей, казаков-станичников: Кондратенко, Костенко, Кислый, Пасенко, Шека, Дрофа, Мазняк, Галась, Сеник, Кожушный, Корж, Якута, Слынько, Лоцман, Лях, Гагай, Заика, Мацало, Баштовой, Огиенко, Кузьменко, Падалка… А в письмах на Родину он неоднократно упоминал Раису Гавриловну и Григория Таран, Раису Налюшную, Феню Бардак с семьей, Григория Артемовича Белозор, своих соседей - Иллариона Тимофеевича Кононенко, Анну Степановну Волик, Анатолия Чепурного, кума Алексея Ивахненко, других многочисленных родственников.
Комментариев нет:
Отправить комментарий