пятница, 29 июня 2018 г.

2-я часть
Сборник
СЛАВЫ КУБАНЦЕВ
И. Борец
Том 1
Краснодар, 2010
(печатается по одноименному изданию Екатеринодар, 1916)

В.И. Зализняк
Мобилизация на Кубани

— Здорово, ребята!
— Здоровья желаем, господин атаман! — дружно отвечали казаки на приветствие своего станичного атамана.
— А ну, Григорию Прокоповичу, зробить переклычку йим! — обратился атаман к военному писарю. Писарь раскрыл список казаков и начал: Иван Сирота, Свиридон Гава, Даниил Гнатенко, Савва Безштанько, Василий Кожух и т.д. — продолжал писарь выкрикивать имена, пока не окончил. Когда перекличка была окончена, атаман обратился к казакам и сказал:
— Ну, от шо хлопци!.. Высочайше повелено мобилизовать хторый полк, то щоб вы булы готови! Завтра можете буть свободни, писля завтра, по утру збирайтесь в церкву, помолымось Богу, а тоди и в путь дорогу аж в ниметчину. Тепер же з Богом по домам.
— Слушаем, господин атаман! — отвечали казаки и, перегоняя друг друга, выезжали из правленского двора.
В назначенный день казаки собрались в церковь и затем начали собираться на сборный пункт — за станицу, куда их провожала многочисленная толпа станичников. Добрая половина казаков была уже здесь; был здесь и Василий Зозуля. Он был окружен родными и знакомыми и держал на руках своего сына Иванька. Возле него стояла и Оксана. Временами Зозуля своею мозолистою рукою проводил по лицу и голове сына, говоря:
— Як бы ты, Иванько, не було-б таке маленьке, то яб тоби сказав: росты!.. будь честным, жалий свою матирь и годуй йо до смерти; а то ты ще маленьке и дурненьке... ничого не розумиешь! Колы Бог дасть, выростешь, то тоди маты, та добри люды расскажут, як провожалы твого батька на войну, — улыбаясь, говорил Василий. Сквозь слезы улыбалась и Оксана.
— А ты, жинко, не тужы! Слава Богу, оставляю тебе не голу и не босу, есть и своя хатка, хочь и поганенька, та все такы свое прыхылище. Есть и хлибец — буде ще йисты и посиять. Пайка не одбыруть, бо я в общество ны должен!
— Ни, Василю! Не треба мни ны пайка... ны гроший... Ничого мини ны треба! Мини тилько треба тебе, одного тебе! — рыдая говорила Оксана. — Ты нас покидаешь сыротами... круглыми сиротами. О Боже мий милый! Та як же и важко на сердци. Може я вже больше тебе не побачу!
— А ты, Оксано, не вбывайся, та молысь Богу, то и все буде добре! а вмираты один раз на вику, а козакови тилько и подоба, що вмерты у поли, сражаясь з ворогом, — отвечал Василий.
На последние слова Зозули все присутствующие тяжело вздохнули: один только Иванько, впутавшись одной рукой в батькову бороду, а другою засовывая газырь в ротик, лепетал своим детским языком непонятные звуки.
Но вот раздались звук трубы, и казаки засуетились и начали прощаться. Послышались рыдания, причитания, добрые пожелания и напутственные речи. Там мать крестила сына, надевая тельный крестик ему на шею; там жена изливала свою душу в объятиях мужа; а там, подвыпивший батько давал свое отцовское благословение: «дыржысь, сынку!»... «Не пидгадь!»... «Не пиддайся нимцю!... бый йего, бисовойи бусурмана... колы, рубы! Бый йего так, як я быв турка, та черкеса! Быв и жывый зостався, та ще имию крест та медаль!»...
И все эти пожелания, наставления и причитания многочисленной толпы сливались в общий гул.
— Сад-и-сь! — раздалась команда урядника.
Казаки начали исполнять приказание. Когда и Зозуля сел на коня, то он взял сына на руки, высоко его поднял и, целуя, говорил:
— Прощай, Иванько! Прощай, мий сыночку! Росты соби на добре здоровье, а матери на утиху!
Затем прижал сына к груди и, наклонившись, поцеловал Оксану, которая припала к стремени и горько плакала. Передавая сына Оксане, Василий перекрестил его и мелкой рысью поехал к казакам, которые выстраивались уже в шеренги.
— На отделения рассчитайсь! — скомандовал урядник.
— Первый... хторой... третий... первый... хторой... третий... и т.д. — раздавалось до самого левого фланга.
— На молитву, шапки долой! — послышалась команда, казаки сняли шапки и начали молиться на родную церковь, в которой и крестились и венчались. Которая, казалось, нежнее родной матери смотрела на эту родную картину и молча, благословляла своих детей на голгофские страдания.
— На-а-а-кройсь!.. Полусотня направо, шагомма-а-а-рш! Песенники вперед! — последовала команда урядника.
Полусотня повернула направо и тронулась в дальнюю дорогу. Песенники выехали наперед и дружно грянули любимую боевую песню
«Гей-ну, хлопци до зброий».
В толпе провожающих плач еще более усилился.
Вдруг в воздухе раздался нечеловеческий крик. Этот крик вырвался из большой Оксаниной груди. И крик этот услыхал Василий... болезненно сжалось его сердце...  Он осадил коня, повернулся в седле и стал искать глазами Оксану.
Невдалеке он увидел, что его Оксану подняли с земли и несли к арбе. Зозуля хотел повернуть коня и подъехать к жене, но, простояв несколько секунд, махнул рукой, надвинул папаху и, ударив плетью Вороного, карьером пустился догонять товарищей.
Оксана лежала на гарбе без чувств, а Иванько плакал и ручонками рылся в ее пазухе.
А вдали лилась лихая казачья песня.
И одному лишь Богу известно, кто из этих удальцов опять увидит свой край родной, родную Кубань, свою станицу и милых сердцу людей...
(окончание)

Комментариев нет:

Отправить комментарий