Сборник
СЛАВЫ КУБАНЦЕВ
И. Борец
Том 1
Краснодар, 2010
(печатается по одноименному изданию Екатеринодар, 1916)
Сотник М. Зенченко
16-го Кубанск. Пласт. б-на
Кавказская действующая армия
Тревога
стр.73-77
I
Вот уже несколько дней как наступило затишье на передовых позициях Н-ского пластунского батальона, стоящего в окрестностях местечка О.
После нескольких неудачных попыток сбить нас с занимаемых нами позиций турки успокоились, и стали сильно укрепляться, справедливо ожидая с нашей стороны должного возмездия за причиненное нам беспокойство.
Непрерывные дожди, шедшие в продолжение чуть ли не целого месяца, сменились великолепной погодой, и даже на наших высотах, доходящих до десяти тысяч футов и, несмотря на конец июня, покрытых еще кое-где снегом, стало сравнительно тепло. И сразу ожила позиция.
Пластуны, как пчелы из ульев, повылазили из своих землянок, вытащили бурки и черкески, промокшие на постах и еще не высохшие от последних дождей, и поразвешивали их на деревьях просушить. Тут же, на небольшой зеленой площадке, чудом оказавшейся среди диких гор и ущелий, примостились сотенные мастера: появились чеботари, откуда-то нашелся сапожный инструмент, и пошла работа: кому нужно подбить каблуки или подметки, кому наложить латки, и пластуны, длинной вереницей стоя перед ними, терпеливо ждут очереди. Перед самоучкой портным, единственным на всю сотню, навалена целая гора рубах и шаровар. Возле ручья, извивающегося несколько далее в неглубокой щели, горит большой костер, — это прачечная: в ручье моют белье и тут же над огнем его сушат. В толпе шум, говор и смех.
Глядишь на этот муравейник, на бьющую ключом жизнь, и как-то не верится, что идет война, война тяжелая, с упорным и хитрым врагом и с трудно одолимой природой, что недавно были бои и еще предстоят, что приходится переносить всякие невзгоды и лишения, связанные с боевой обстановкой. А между тем каких-нибудь 600-700 шагов отделяют нас от неприятеля, который тоже следит за нами и с винтовкой в руках сторожит неосторожно показавшегося пластуна, чтобы немедленно послать ему свинцовый орех. Но близость неприятеля и опасности не смущают его. Природный вояка, покрывший свое казачье имя громкой славой и в эту войну, пластун ко всему привык, и в жилах его недаром течет бурная кровь лихих предков запорожцев. А природный юмор — отличительная черта старого Запорожья, передался с веками пластуну и не покидает его и здесь на войне: шутки, остроты, нередко очень меткие, так и сыплются со всех сторон.
Да! Есть еще порох в пороховницах, силен духом казак, и я невольно вспоминаю слова из славной песни, сложенной тут же на позициях одним офицером пластуном:
В нас сохранился дух орлиный,
В бою тверда всегда рука,
И враг упорный, но гонимый
Повсюду встретит казака.
II
Из небольшой, но опрятной землянки, стоящей немного в стороне от остальных, вышел бравый фельдфебель с блестящим на груди новеньким Георгиевским крестом и зычным голосом крикнул: «А ну, хлопцы, кто на посты — живо собирайся». И через 10-15 минут несколько партий пластунов разошлись в разных направлениях.
Турки от нас очень близко; занимают противоположный хребет и также несут сторожевую службу. Их пост мы видим простым глазом, так как только узкая, но глубокая лощина разделяет нас.
До нашего ближайшего поста шагов 400. Партия в 7 человек пластунов с урядником скрытно пробирается туда и, сменив старый караул, остается здесь на сутки, для наблюдения за противником... Вечереет. Закутавшись в бурки, с ружьями в руках сидят пластуны за камнями. Шагов в пятнадцати впереди, в окопе, также сложенном из камней, виднеется неподвижная фигура часового.
Тихо, тихо, вдруг где-то с турецкой стороны раздался выстрел, резко прорезал тишину наступающего вечера, раскатился длинным эхом по ущельям и замер. Испуганный орел поднялся с соседней вершины и с тревожным, гортанным криком, описывая в воздухе широкие круги, постепенно исчез в вышине.
Пластуны насторожились.
— И шо вона за бисова душа палыть, — пробурчал тихо пластун Орда.
— Та бачь, воны бояться, шоб мы у ночи не надавили на их, и палють, вроди показують нам, шо и воны не сплять, — ответил ему так же тихо старший на посту урядник Шкряба.
— А шо, хлопцы, — продолжил первый, — не чули вы, шо турок замирения просыть?
— Не бреши, Орда! То мабудь «пластуньска телеграмма», а ты вже и ухи пораспустыв, — возразил ему пластун Гарбуз.
— Та де-ж там пластуньска? Сегодня мени ото казав станишник, шо прийшов со штабу; вин каже, охвыцеры у газети читали, шо турок не хоче вийны, а то усе, просты Господи, тая нечиста сыла, Вильгельм, стараеться.
— Нехай старается, — отозвался пластун Харьпид, — Пид Москвою Хранцюз старался, старался и достарался, шо ему набыли гузно. Як прийде наша «ваканция», то те-ж буде и нимцям.
Мирная «политическая» беседа пластунов была внезапно прервана шумом скатывающегося вниз, как бы из-под ног идущего, мелкого щебня. Услышав это, весь пост быстро перебрался в окоп, залег и, сжав винтовки, стал напряженно прислушиваться и вглядываться в зияющую внизу пропасть, готовый встретить дерзкого врага.
— Господин врядник, должно хтось ходе у низу, — шепотом доложил часовой. И действительно: шум скатывающихся камней становился все ближе и ближе, и наконец, показался сперва один, а за ним и другой силуэты. Пластуны навели винтовки. По данному урядником условному знаку семь выстрелов слились в дружный залп. Внизу что-то зашумело, побежало, долго грохотали срывающиеся камни, и затем все смолкло. Но долго еще сидели пластуны и все ждали...
На выстрелы с соседнего поста прибежал встревоженный дозор, а через 3-5 минут, вытянувшись длинной черной змеей, спешно вышла на позиции, во главе с офицерами, вся сотня.
Сотенный командир, расположив людей и сделав соответствующие распоряжения, вызвал к себе охотников, пожелавших спуститься вниз, узнать в чем дело.
Получив от него инструкции о ходе разведки, охотники, разделившись на несколько групп, осторожно спустились вниз и вскоре пропали из глаз, а командир медленно пошел вдоль цепи и, остановившись возле молодого прапорщика, на днях прибывшего в сотню, давал ему указания относительно дальнейших действий. Кончив служебный разговор, офицеры, разостлав бурку, опустились на нее и вполголоса повели оживленную беседу. Томительно долго тянулось время; вот уже и заря стала заниматься, а разведчиков все нет. Мало-помалу спокойное настроение офицеров уступило место тревоге за людей, которая постепенно стала заползать в их души; разговор как-то сам собой оборвался, и, задумавшись, долго лежали они, молча, стараясь ничем не выказать друг другу навеянных тревогой сомнений. Но вот командир поднял голову и насторожился: внизу, едва уловимый, послышался знакомый шум камней. «Слава тебе Господи! Должно быть наши идут», — проговорил сотенный командир. «Пойдем, Алексей Максимович, вперед, скорее узнаем все, а то я было не на шутку начал беспокоиться за наших молодцов, ведь все отчаянные головушки!» — и, поднявшись, оба офицера ушли.
Тотчас же по цепи в обе стороны полетела весть: «идут наши» — и, сбившись в кучки, стали пластуны строить всякие догадки и предположения: «Шо як воны турку пригонять? Мабудь ихняго разведчика поймают», — проговорил один. «Так его и поймаешь в этих горах», — ответил другой. «А як же, — отозвался новый голос, — ежели Опанас пийшов у развидку, то той и черта за хвист пиймае; учера мы с Опанасом ходили у селение за медом и тутою, так вин, сто чертив его матери, старого зайца голыми руками пиймал...».
А между тем разведчики медленно карабкались наверх, куда порой доносился их сдержанный говор и смех. Уже совсем рассвело, когда усталые и потные, но довольные, вылезли они на позиции, таща на носилках, устроенных из ружей, двух больших диких горных козлов, найденных ими в самом низу ущелья у речки.
Весело вернулась сотня на бивак, а через полчаса на площадке затрещали костры и задымились котлы.
Пластуны готовили себе завтрак.
СЛАВЫ КУБАНЦЕВ
И. Борец
Том 1
Краснодар, 2010
(печатается по одноименному изданию Екатеринодар, 1916)
Сотник М. Зенченко
16-го Кубанск. Пласт. б-на
Кавказская действующая армия
Тревога
стр.73-77
I
Вот уже несколько дней как наступило затишье на передовых позициях Н-ского пластунского батальона, стоящего в окрестностях местечка О.
После нескольких неудачных попыток сбить нас с занимаемых нами позиций турки успокоились, и стали сильно укрепляться, справедливо ожидая с нашей стороны должного возмездия за причиненное нам беспокойство.
Непрерывные дожди, шедшие в продолжение чуть ли не целого месяца, сменились великолепной погодой, и даже на наших высотах, доходящих до десяти тысяч футов и, несмотря на конец июня, покрытых еще кое-где снегом, стало сравнительно тепло. И сразу ожила позиция.
Пластуны, как пчелы из ульев, повылазили из своих землянок, вытащили бурки и черкески, промокшие на постах и еще не высохшие от последних дождей, и поразвешивали их на деревьях просушить. Тут же, на небольшой зеленой площадке, чудом оказавшейся среди диких гор и ущелий, примостились сотенные мастера: появились чеботари, откуда-то нашелся сапожный инструмент, и пошла работа: кому нужно подбить каблуки или подметки, кому наложить латки, и пластуны, длинной вереницей стоя перед ними, терпеливо ждут очереди. Перед самоучкой портным, единственным на всю сотню, навалена целая гора рубах и шаровар. Возле ручья, извивающегося несколько далее в неглубокой щели, горит большой костер, — это прачечная: в ручье моют белье и тут же над огнем его сушат. В толпе шум, говор и смех.
Глядишь на этот муравейник, на бьющую ключом жизнь, и как-то не верится, что идет война, война тяжелая, с упорным и хитрым врагом и с трудно одолимой природой, что недавно были бои и еще предстоят, что приходится переносить всякие невзгоды и лишения, связанные с боевой обстановкой. А между тем каких-нибудь 600-700 шагов отделяют нас от неприятеля, который тоже следит за нами и с винтовкой в руках сторожит неосторожно показавшегося пластуна, чтобы немедленно послать ему свинцовый орех. Но близость неприятеля и опасности не смущают его. Природный вояка, покрывший свое казачье имя громкой славой и в эту войну, пластун ко всему привык, и в жилах его недаром течет бурная кровь лихих предков запорожцев. А природный юмор — отличительная черта старого Запорожья, передался с веками пластуну и не покидает его и здесь на войне: шутки, остроты, нередко очень меткие, так и сыплются со всех сторон.
Да! Есть еще порох в пороховницах, силен духом казак, и я невольно вспоминаю слова из славной песни, сложенной тут же на позициях одним офицером пластуном:
В нас сохранился дух орлиный,
В бою тверда всегда рука,
И враг упорный, но гонимый
Повсюду встретит казака.
II
Из небольшой, но опрятной землянки, стоящей немного в стороне от остальных, вышел бравый фельдфебель с блестящим на груди новеньким Георгиевским крестом и зычным голосом крикнул: «А ну, хлопцы, кто на посты — живо собирайся». И через 10-15 минут несколько партий пластунов разошлись в разных направлениях.
Турки от нас очень близко; занимают противоположный хребет и также несут сторожевую службу. Их пост мы видим простым глазом, так как только узкая, но глубокая лощина разделяет нас.
До нашего ближайшего поста шагов 400. Партия в 7 человек пластунов с урядником скрытно пробирается туда и, сменив старый караул, остается здесь на сутки, для наблюдения за противником... Вечереет. Закутавшись в бурки, с ружьями в руках сидят пластуны за камнями. Шагов в пятнадцати впереди, в окопе, также сложенном из камней, виднеется неподвижная фигура часового.
Тихо, тихо, вдруг где-то с турецкой стороны раздался выстрел, резко прорезал тишину наступающего вечера, раскатился длинным эхом по ущельям и замер. Испуганный орел поднялся с соседней вершины и с тревожным, гортанным криком, описывая в воздухе широкие круги, постепенно исчез в вышине.
Пластуны насторожились.
— И шо вона за бисова душа палыть, — пробурчал тихо пластун Орда.
— Та бачь, воны бояться, шоб мы у ночи не надавили на их, и палють, вроди показують нам, шо и воны не сплять, — ответил ему так же тихо старший на посту урядник Шкряба.
— А шо, хлопцы, — продолжил первый, — не чули вы, шо турок замирения просыть?
— Не бреши, Орда! То мабудь «пластуньска телеграмма», а ты вже и ухи пораспустыв, — возразил ему пластун Гарбуз.
— Та де-ж там пластуньска? Сегодня мени ото казав станишник, шо прийшов со штабу; вин каже, охвыцеры у газети читали, шо турок не хоче вийны, а то усе, просты Господи, тая нечиста сыла, Вильгельм, стараеться.
— Нехай старается, — отозвался пластун Харьпид, — Пид Москвою Хранцюз старался, старался и достарался, шо ему набыли гузно. Як прийде наша «ваканция», то те-ж буде и нимцям.
Мирная «политическая» беседа пластунов была внезапно прервана шумом скатывающегося вниз, как бы из-под ног идущего, мелкого щебня. Услышав это, весь пост быстро перебрался в окоп, залег и, сжав винтовки, стал напряженно прислушиваться и вглядываться в зияющую внизу пропасть, готовый встретить дерзкого врага.
— Господин врядник, должно хтось ходе у низу, — шепотом доложил часовой. И действительно: шум скатывающихся камней становился все ближе и ближе, и наконец, показался сперва один, а за ним и другой силуэты. Пластуны навели винтовки. По данному урядником условному знаку семь выстрелов слились в дружный залп. Внизу что-то зашумело, побежало, долго грохотали срывающиеся камни, и затем все смолкло. Но долго еще сидели пластуны и все ждали...
На выстрелы с соседнего поста прибежал встревоженный дозор, а через 3-5 минут, вытянувшись длинной черной змеей, спешно вышла на позиции, во главе с офицерами, вся сотня.
Сотенный командир, расположив людей и сделав соответствующие распоряжения, вызвал к себе охотников, пожелавших спуститься вниз, узнать в чем дело.
Получив от него инструкции о ходе разведки, охотники, разделившись на несколько групп, осторожно спустились вниз и вскоре пропали из глаз, а командир медленно пошел вдоль цепи и, остановившись возле молодого прапорщика, на днях прибывшего в сотню, давал ему указания относительно дальнейших действий. Кончив служебный разговор, офицеры, разостлав бурку, опустились на нее и вполголоса повели оживленную беседу. Томительно долго тянулось время; вот уже и заря стала заниматься, а разведчиков все нет. Мало-помалу спокойное настроение офицеров уступило место тревоге за людей, которая постепенно стала заползать в их души; разговор как-то сам собой оборвался, и, задумавшись, долго лежали они, молча, стараясь ничем не выказать друг другу навеянных тревогой сомнений. Но вот командир поднял голову и насторожился: внизу, едва уловимый, послышался знакомый шум камней. «Слава тебе Господи! Должно быть наши идут», — проговорил сотенный командир. «Пойдем, Алексей Максимович, вперед, скорее узнаем все, а то я было не на шутку начал беспокоиться за наших молодцов, ведь все отчаянные головушки!» — и, поднявшись, оба офицера ушли.
Тотчас же по цепи в обе стороны полетела весть: «идут наши» — и, сбившись в кучки, стали пластуны строить всякие догадки и предположения: «Шо як воны турку пригонять? Мабудь ихняго разведчика поймают», — проговорил один. «Так его и поймаешь в этих горах», — ответил другой. «А як же, — отозвался новый голос, — ежели Опанас пийшов у развидку, то той и черта за хвист пиймае; учера мы с Опанасом ходили у селение за медом и тутою, так вин, сто чертив его матери, старого зайца голыми руками пиймал...».
А между тем разведчики медленно карабкались наверх, куда порой доносился их сдержанный говор и смех. Уже совсем рассвело, когда усталые и потные, но довольные, вылезли они на позиции, таща на носилках, устроенных из ружей, двух больших диких горных козлов, найденных ими в самом низу ущелья у речки.
Весело вернулась сотня на бивак, а через полчаса на площадке затрещали костры и задымились котлы.
Пластуны готовили себе завтрак.
Комментариев нет:
Отправить комментарий