Федор Кубанский
Орлы земли родной
Нью-Йорк, 1960
стр. 52-53
— Вот чудасия, станичники, так чудасия! — сказал Назаренко. — Не на волов, а на коров ярмо надели. Тем у них и молоко такое гадкое, что они бедных коров и доят и запрягают в возы.
— То еще ничего, — сказал Фирточка, казак станицы Новоминской. — А вот я однажды в станице на крысах ездил.
Казаки захохотали, зная что Фирточка сейчас что-нибудь сбрешет.
— Не верите, так вот послушайте.
Он приподнялся на локте и начал рассказывать:
— Один год в нашей хате развелось такое множество крыс, что не перечесть, — та большущие, как собаки. Однажды я их, подлюк, наловил с полсотни, захомутал, запряг в гарбу и поехал в степь. Еду и думаю: «Пусть лошади отдохнут; буду землю пахать крысами».
Но вожжи мои не доходили до их мордочек и они, черти незавожженные, заперли меня с гарбой в балку, в грязь. Оно то еще и ничего бы, да вдруг собаки Белецкого как выскочат из-за скирды соломы, как накинутся на мое тягло и всех крыс передавили, даже, скаженые,
и хомуты погрызли. Пришлось гарбу мне самому вытаскивать из грязи...
— То еще ничего, — хладнокровно заметил Балакший в тон ему. — Однажды зимой я на щуках ездил. Запряг в санки и — айда. Случилось же это так: пошел я раз свою «коту потрусыть» и взял с собою небольшие саночки, да не сам тянул, а надел шлею на своего Рябка.
Вдруг из камыша заяц как выскочит перед самым носом, Рябко из шлеи выпрыгнул и .. . за ним следом. Ждал я ждал, да и начал хваткою рыбу из коты вылавливать. Зачерпнул раз — большущая щука, другой раз — тоже такая. Я и скумекал: надел на щук шлею с моего
Рябка сел в саночки, подстегнул рыбин батогом и они помчали меня по льду. Вот красота: копытами не стучат, не фыркают, просто не едешь, а плывешь по воздуху. Но вскоре мои «кони» остановились и начали ерзать на месте... А мороз чертячий был!.. Я батогом стебнул одну щуку, другую, а ... хвосты от них и отлетели, словно шашкой кто рубанул. Стали мои щуки хрупкими, как стекло, ломаются на куски и даже не гнутся: замерзли, сволочи. Пришлось мне потом самому саночки тащить, а из того тягла баба моя хорошую уху сварила...
— Вот же пустомели окаянные, — выругался Старченко. — Болтают такое, шо й на голову не нализэ. Во-во! И кто из вас больше брешет — не пойму. Недаром и фамилии у вас чудацкие: Балакший — значит балакает и балакает без умолку. А Фирточка? У меня дома фирточка возле ворот скрипит. А тут рядом она же лежит живая и скрипит без умолку. Хоть бы заснуть дали немного...
Орлы земли родной
Нью-Йорк, 1960
стр. 52-53
— Вот чудасия, станичники, так чудасия! — сказал Назаренко. — Не на волов, а на коров ярмо надели. Тем у них и молоко такое гадкое, что они бедных коров и доят и запрягают в возы.
— То еще ничего, — сказал Фирточка, казак станицы Новоминской. — А вот я однажды в станице на крысах ездил.
Казаки захохотали, зная что Фирточка сейчас что-нибудь сбрешет.
— Не верите, так вот послушайте.
Он приподнялся на локте и начал рассказывать:
— Один год в нашей хате развелось такое множество крыс, что не перечесть, — та большущие, как собаки. Однажды я их, подлюк, наловил с полсотни, захомутал, запряг в гарбу и поехал в степь. Еду и думаю: «Пусть лошади отдохнут; буду землю пахать крысами».
Но вожжи мои не доходили до их мордочек и они, черти незавожженные, заперли меня с гарбой в балку, в грязь. Оно то еще и ничего бы, да вдруг собаки Белецкого как выскочат из-за скирды соломы, как накинутся на мое тягло и всех крыс передавили, даже, скаженые,
и хомуты погрызли. Пришлось гарбу мне самому вытаскивать из грязи...
— То еще ничего, — хладнокровно заметил Балакший в тон ему. — Однажды зимой я на щуках ездил. Запряг в санки и — айда. Случилось же это так: пошел я раз свою «коту потрусыть» и взял с собою небольшие саночки, да не сам тянул, а надел шлею на своего Рябка.
Вдруг из камыша заяц как выскочит перед самым носом, Рябко из шлеи выпрыгнул и .. . за ним следом. Ждал я ждал, да и начал хваткою рыбу из коты вылавливать. Зачерпнул раз — большущая щука, другой раз — тоже такая. Я и скумекал: надел на щук шлею с моего
Рябка сел в саночки, подстегнул рыбин батогом и они помчали меня по льду. Вот красота: копытами не стучат, не фыркают, просто не едешь, а плывешь по воздуху. Но вскоре мои «кони» остановились и начали ерзать на месте... А мороз чертячий был!.. Я батогом стебнул одну щуку, другую, а ... хвосты от них и отлетели, словно шашкой кто рубанул. Стали мои щуки хрупкими, как стекло, ломаются на куски и даже не гнутся: замерзли, сволочи. Пришлось мне потом самому саночки тащить, а из того тягла баба моя хорошую уху сварила...
— Вот же пустомели окаянные, — выругался Старченко. — Болтают такое, шо й на голову не нализэ. Во-во! И кто из вас больше брешет — не пойму. Недаром и фамилии у вас чудацкие: Балакший — значит балакает и балакает без умолку. А Фирточка? У меня дома фирточка возле ворот скрипит. А тут рядом она же лежит живая и скрипит без умолку. Хоть бы заснуть дали немного...
Комментариев нет:
Отправить комментарий