Федор Кубанский
Орлы земли родной
Нью-Йорк, 1960
стр.279-282
Дней за пять до Рождества, едва Тарас Охримович успел убрать заколотого им кабана и засолить в мешках сало, как на улице показалось несколько подвод, нагруженных мешками, паляницами, живыми гусями и курами. Впереди них шествовал, заходя в раскрытые
ворота каждого двора, священник Александр Безклубов.
— Ох, Господи, как мне не хотелось бы видеть этого шкурника, — глянув в окно и почесав затылок, сказал Тарас Охримович. — Я думал, что в этом году зайдет с молитвою отец Менандрий Исконицкий, — тот действительно священник. Ну, что ж, ничего не поделаешь.
Федька! Пойди открой ворота и собак прогони. Поп идет.
Федька загнав в конюшню и заперев там собак, открыл настежь ворота. Ольга Ивановна поспешила зажечь лампаду, положила в святой угол граматку, паляницу хлеба и четвертак, а жарившиеся колбасы сунула «пид прыпычок» (в печурку) и закрыла заслонкой. Подводы остановились против двора Кияшко. Священника в воротах встретил Тарас Охримович, сняв предварительно перед ним шапку.
— О, колбаской пахнет, хорошо, — едва войдя в дом, сказал отец Александр, потянул носом и улыбнулся. Затем, став перед иконами, зачастил скороговоркой:
— Благословен Бог наш всегда, ныне и присно и во веки веков...
Все стояли сзади него в молитвенных позах, часто крестясь. Следом за «Благословен Бог наш» священник взял граматку и стал читать:
— Еще молимся о здравии и спасении воинов Никифора, Петра...
Он вдруг запнулся, услыхав гогот гусей под окном, и спросил:
— О, это ваши гусочки?
— Наши, наши, батюшка! Чьим же быть в моем дворе? — ответил Тарас Охримович.
— И рабов Божиих: Тараса, Ольги, Наталии, Дарии, Агафии, Феодора, Ива... А откормили к Рождеству хоть парочку гусей?
— Нет, мы кабана зарезали. Гуси-то у меня и без откорму жирные, — опять ответил с неудовольствием хозяин, глянув на Ольгу Ивановну.
Наскоро благословив и поздравив казачью семью с преддверием праздника, давая целовать ей крест, отец Александр спросил:
— Ну, чем же одарите своего священника к Великому празднику?
— Да чем Бог послал, — сказала Ольга Ивановна, подавая поповскому мехоноше, стоявшему в дверях с двумя мешками, паляницу и кусок сала, а четвертак в руки священнику. Федька еще набрал «коробку» (меру) пшеницы и высыпал ее в мешок на подводе.
— И все? — удивился о. Александр. — А колбаски? Ведь пахнут соблазнительно и, чай, не одна?
Ольга Ивановна, нерешительно взглянув на мужа, достала кольцо колбасы.
— Помните, что волхвы, приходившие в Вифлеем, принесли три дара, — продолжал Безклубов. — Паляница и прочее не считается, а вот поймайте-ка мне пару гусочек.
— Ох, батюшка, да у нас их всего два десятка осталось и то только на завод. Мы их и сами не режем, — сказала Ольга Ивановна с мольбой в голосе.
— Ого! Два десятка! А у меня во дворе и одного нет. Не скупитесь, — не по-христиански это. Всякое даяние — благо, а рука дающего не оскудеет. За ваших воинов и всех православных христиан я ведь каждое воскресенье в церкви молюсь. Неужели жизнь своих сыновей
вы цените паляницей хлеба и четвертаком, что дали мне? Ведь и мукичка, беленькая крупчаточка, тоже, надеюсь, есть?
— Та борошно есть. Пойди Дашка набери для батюшки коробку борошна, того, шо недавно привезли от Ивченка из Канеловки!
Даша вышла в сени, набрала из мучного ящика коробку белой муки и отнесла в мешки, лежавшие на подводе.
— Гуся, гуся хочу, дорогие во Христе братья и сестры! — умоляюще требовал отец Александр.
Не желая вступать в пререкания со священником, Тарас Охримович, вздохнув, согласился удовлетворить его требование. Федька поймал большого гусака, связал ему ноги и крылья, и хотел было нести, но Безклубов сам взял, его, отнес на подводу и зашагал дальше,
в раскрытые ворота соседа-казака. Шесть подвод, на которых гоготали гуси, кудахтали куры и лежали горы паляниц и мешков, тронулись следом за священником...
Орлы земли родной
Нью-Йорк, 1960
стр.279-282
Дней за пять до Рождества, едва Тарас Охримович успел убрать заколотого им кабана и засолить в мешках сало, как на улице показалось несколько подвод, нагруженных мешками, паляницами, живыми гусями и курами. Впереди них шествовал, заходя в раскрытые
ворота каждого двора, священник Александр Безклубов.
— Ох, Господи, как мне не хотелось бы видеть этого шкурника, — глянув в окно и почесав затылок, сказал Тарас Охримович. — Я думал, что в этом году зайдет с молитвою отец Менандрий Исконицкий, — тот действительно священник. Ну, что ж, ничего не поделаешь.
Федька! Пойди открой ворота и собак прогони. Поп идет.
Федька загнав в конюшню и заперев там собак, открыл настежь ворота. Ольга Ивановна поспешила зажечь лампаду, положила в святой угол граматку, паляницу хлеба и четвертак, а жарившиеся колбасы сунула «пид прыпычок» (в печурку) и закрыла заслонкой. Подводы остановились против двора Кияшко. Священника в воротах встретил Тарас Охримович, сняв предварительно перед ним шапку.
— О, колбаской пахнет, хорошо, — едва войдя в дом, сказал отец Александр, потянул носом и улыбнулся. Затем, став перед иконами, зачастил скороговоркой:
— Благословен Бог наш всегда, ныне и присно и во веки веков...
Все стояли сзади него в молитвенных позах, часто крестясь. Следом за «Благословен Бог наш» священник взял граматку и стал читать:
— Еще молимся о здравии и спасении воинов Никифора, Петра...
Он вдруг запнулся, услыхав гогот гусей под окном, и спросил:
— О, это ваши гусочки?
— Наши, наши, батюшка! Чьим же быть в моем дворе? — ответил Тарас Охримович.
— И рабов Божиих: Тараса, Ольги, Наталии, Дарии, Агафии, Феодора, Ива... А откормили к Рождеству хоть парочку гусей?
— Нет, мы кабана зарезали. Гуси-то у меня и без откорму жирные, — опять ответил с неудовольствием хозяин, глянув на Ольгу Ивановну.
Наскоро благословив и поздравив казачью семью с преддверием праздника, давая целовать ей крест, отец Александр спросил:
— Ну, чем же одарите своего священника к Великому празднику?
— Да чем Бог послал, — сказала Ольга Ивановна, подавая поповскому мехоноше, стоявшему в дверях с двумя мешками, паляницу и кусок сала, а четвертак в руки священнику. Федька еще набрал «коробку» (меру) пшеницы и высыпал ее в мешок на подводе.
— И все? — удивился о. Александр. — А колбаски? Ведь пахнут соблазнительно и, чай, не одна?
Ольга Ивановна, нерешительно взглянув на мужа, достала кольцо колбасы.
— Помните, что волхвы, приходившие в Вифлеем, принесли три дара, — продолжал Безклубов. — Паляница и прочее не считается, а вот поймайте-ка мне пару гусочек.
— Ох, батюшка, да у нас их всего два десятка осталось и то только на завод. Мы их и сами не режем, — сказала Ольга Ивановна с мольбой в голосе.
— Ого! Два десятка! А у меня во дворе и одного нет. Не скупитесь, — не по-христиански это. Всякое даяние — благо, а рука дающего не оскудеет. За ваших воинов и всех православных христиан я ведь каждое воскресенье в церкви молюсь. Неужели жизнь своих сыновей
вы цените паляницей хлеба и четвертаком, что дали мне? Ведь и мукичка, беленькая крупчаточка, тоже, надеюсь, есть?
— Та борошно есть. Пойди Дашка набери для батюшки коробку борошна, того, шо недавно привезли от Ивченка из Канеловки!
Даша вышла в сени, набрала из мучного ящика коробку белой муки и отнесла в мешки, лежавшие на подводе.
— Гуся, гуся хочу, дорогие во Христе братья и сестры! — умоляюще требовал отец Александр.
Не желая вступать в пререкания со священником, Тарас Охримович, вздохнув, согласился удовлетворить его требование. Федька поймал большого гусака, связал ему ноги и крылья, и хотел было нести, но Безклубов сам взял, его, отнес на подводу и зашагал дальше,
в раскрытые ворота соседа-казака. Шесть подвод, на которых гоготали гуси, кудахтали куры и лежали горы паляниц и мешков, тронулись следом за священником...
Комментариев нет:
Отправить комментарий