Федор Кубанский
Орлы земли родной
Нью-Йорк, 1960
стр. 120-121
Атаман станицы Ус получил одновременно письмо от фронтовика Кузьменко и заявление Маланьи, принесенное ему Кущем. Он сразу же дал приказ помощнику проверить списки получавших пособие и вызвал обиженную казачку в правление. — То все правда, Маланья Петровна, что в вашем заявлении указано? —- спросил ее атаман.
— Истинная правда, Емельян Иванович, — ответила Маланья и покраснела.
— Почему же вы об этом раньше мне не сказали?
— Да как-то совестно было; боялась, чтобы соседи не осудили меня за это, — правду теперь трудно найти.
— Всех писарей ко мне! — крикнул строго Ус сидевшему в кабинете "одынарному" казаку.
Сейчас же явились к нему писаря: Андрей Киберь, Никифор Горб, Бирюк и помощники атамана.
— Бирюк, читай вслух это заявление!
Писарь Бирюк взял заявление, написанное Кущем от имени Маланьи Кузьменко, и стал читать. Киберь, побледнев, косил глазами то на Маланью, то на атамана.
— Киберь! Три шага вперед!
Андрей шагнул, приблизившись вплотную к атаману.
— Ну! Что скажешь в оправдание, голубчик? — и Ус стал перед ним.
— Виноват, господин атаман, виноват, лукавый попутал! — отвечал провинившийся писарь ни жив ни мертв.
— Военно-полевому суду предам! На каторгу загоню!
— Помилуйте, Емельян Иванович... трое детишек... жена. Пощадите!
— Ага! Вспомнил про жену, про детишек! А спрашивал ты свою жену, когда шел с бесстыжими домаганьями к чужим женам? Стать смирно! — и с этими словами атаман влепил ему кулаком прямо в переносицу, потом второй раз, третий. Киберь, не устояв на ногах, упал.
— Встань, сукин сын! Так ты мне службу ведешь?
Не успел Киберь подняться, как Ус опять стал бить его. Присутствующие удивлялись такому небывалому взрыву гнева атамана, а в душе были рады, что заносчивый бабник получил взбучку. Маланья стояла сама не своя; она чувствовала себя очень неловко, видя что из-за нее так наказывают человека.
— Позвать карнача! — крикнул атаман, тяжело дыша после "работы“ по писарским ребрам и физиономии. Вошедшему караульному начальнику Ус приказал:
— Арестовать писаря Киберя на три дня и держать в карцере на одной воде!
Когда карнач уводил Киберя, атаман вдруг крикнул:
— Стой! На фронт его! В 24 часа собраться, явиться в Отдел и ... на фронт! В 17-й пластунский батальон! Пусть посмалит свои белые пальчики о турецкий порох!.. На фронт!..
Орлы земли родной
Нью-Йорк, 1960
стр. 120-121
Атаман станицы Ус получил одновременно письмо от фронтовика Кузьменко и заявление Маланьи, принесенное ему Кущем. Он сразу же дал приказ помощнику проверить списки получавших пособие и вызвал обиженную казачку в правление. — То все правда, Маланья Петровна, что в вашем заявлении указано? —- спросил ее атаман.
— Истинная правда, Емельян Иванович, — ответила Маланья и покраснела.
— Почему же вы об этом раньше мне не сказали?
— Да как-то совестно было; боялась, чтобы соседи не осудили меня за это, — правду теперь трудно найти.
— Всех писарей ко мне! — крикнул строго Ус сидевшему в кабинете "одынарному" казаку.
Сейчас же явились к нему писаря: Андрей Киберь, Никифор Горб, Бирюк и помощники атамана.
— Бирюк, читай вслух это заявление!
Писарь Бирюк взял заявление, написанное Кущем от имени Маланьи Кузьменко, и стал читать. Киберь, побледнев, косил глазами то на Маланью, то на атамана.
— Киберь! Три шага вперед!
Андрей шагнул, приблизившись вплотную к атаману.
— Ну! Что скажешь в оправдание, голубчик? — и Ус стал перед ним.
— Виноват, господин атаман, виноват, лукавый попутал! — отвечал провинившийся писарь ни жив ни мертв.
— Военно-полевому суду предам! На каторгу загоню!
— Помилуйте, Емельян Иванович... трое детишек... жена. Пощадите!
— Ага! Вспомнил про жену, про детишек! А спрашивал ты свою жену, когда шел с бесстыжими домаганьями к чужим женам? Стать смирно! — и с этими словами атаман влепил ему кулаком прямо в переносицу, потом второй раз, третий. Киберь, не устояв на ногах, упал.
— Встань, сукин сын! Так ты мне службу ведешь?
Не успел Киберь подняться, как Ус опять стал бить его. Присутствующие удивлялись такому небывалому взрыву гнева атамана, а в душе были рады, что заносчивый бабник получил взбучку. Маланья стояла сама не своя; она чувствовала себя очень неловко, видя что из-за нее так наказывают человека.
— Позвать карнача! — крикнул атаман, тяжело дыша после "работы“ по писарским ребрам и физиономии. Вошедшему караульному начальнику Ус приказал:
— Арестовать писаря Киберя на три дня и держать в карцере на одной воде!
Когда карнач уводил Киберя, атаман вдруг крикнул:
— Стой! На фронт его! В 24 часа собраться, явиться в Отдел и ... на фронт! В 17-й пластунский батальон! Пусть посмалит свои белые пальчики о турецкий порох!.. На фронт!..
Комментариев нет:
Отправить комментарий