Кубанский исторический и литературный сборник
1964г.
№21
Мащенко С. М.
«Отрывок воспоминаний»
стр.9-14
Студенческие годы. Начало службы. «Доктор медицины».
В 1882 г. я окончил гимназию и получил аттестат зрелости.
Предо мною стал вопрос — куда мне идти?
Перспектива быть учителем гимназии была мне не по душе. Судейская деятельность, т.е. юридический факультет, тоже мне не нравилась. Еще туда-сюда быть доктором, но я был невозможно брезгливым к «мертвякам». Одна мысль, что на медицинском факультете прийдется иметь дело с трупами приводила меня в содрогание.
Надо сказать, что окончив гимназию, мы никакого понятия не имели об университетских науках, а потому выбор был труден.
Наконец я решил поступить в Московскую сельскохозяйственную академию. Называлась она: «Петровско-Разумовская сельскохозяйственная академия».
Получил я войсковую стипендию — 35 рублей в месяц.
Войско тогда беспрепятственно давало стипендии в высшие учебные заведения, т.к. кандидатов из казаков, окончивших гимназию, было немного.
В средине августа 1882 года собрался я в Москву. Своим стипендиатам Войско выдавало, кроме стипендии, деньги на проезд туда и обратно (по окончании курса в высшем учебном заведении).
С одним товарищем поехал я на перекладных в станицу Старощербиновскую к другому товарищу — Невзорову.
Окончило гимназию нас человек 10-12, мы условились ехать вместе и собраться в Ростове.
Из окончивших со мною припоминаю Степана Невзорова, Александра Лавровского, Петра Кучеровского, 2-х братьев Панариновых, Василия Щербину.
Из Старощербиновской поехали на станцию Кущевка. Здесь впервые я увидел железную дорогу. Разумеется, смотрел на нее, разинув рот от удивления.
Поехали в Ростов, где прожили 2-3 дня, поджидая других товарищей.
В Ростове я был впервые и, понятно, удивлялся большому, торговому городу.
Собралось нас порядочно. Человека 2-3 поехали в Харьковский университет (на Таганрог), а мы все двинулись в Москву через Воронеж. Ехали суток трое, потому что тогда не было прямых беспересадочных поездов. Пересаживались в Воронеже, в Козлове, в Ряжске и в Рязани.
В Москву приехали часов в 10 утра. 2-3 наших товарища поехали дальше — в Петербург для поступления в тамошний университет.
А мы, оставшиеся в Москве, не взяли (из экономии) извозчиков, а сложили вещи на ломовика, а сами пошли за ним пешком.
Разумеется, Москва представилась нам дивом дивным...
В Москве поместились мы в гостинице ранее нам рекомендованной, разместились по несколько человек в номере.
Первое время нам было очень трудно ориентироваться в таком большом городе.
Помню, вышел я купить к чаю хлеба. Булочная была близко, как говориться — в двух шагах, а я вышел из нее и запутался, насилу нашел свою гостиницу.
Вскоре мы переехали из гостиницы в меблированные комнаты, недалеко от театров. В одной большой комнате нас поместилось 5.
Товарищи мои поступили уже в университет и были студентами, мне же нужно было для поступления в академию держать конкурсный экзамен, и я для приготовления к нему переехал в Петровско-Разумовское, верстах в 5-ти от Москвы, где находилась академия.
На мое несчастье, в тот год занятия в академии почему-то оттягивались, чуть ли не до октября и экзамен должен быть не скоро. Скучно было мне одному. Наши кубанцы, учившиеся в академии, еще не съехались.
Тянуло к своим, в Москву. Ездить каждый день на линейке (омнибус) было не по средствам, и я часто ходил в Москву и обратно пешком.
Был уже сентябрь месяц. В университете уже начались занятия и мои товарищи-студенты ходили на лекции, а я еще ни то, ни се...
Взяли меня сомнения: а вдруг я не выдержу конкурса. Что тогда будет. И решил я бросить академию и поступить в университет.
Пошел к директору академии взять свои бумаги. Он убеждал меня, что для меня, как войскового стипендиата, конкурса не будет, что я легко могу поступить в академию. Но я настоял на своем, взял документы и поехал в Москву, чтобы поступить в университет.
Пошел в университет со своими документами, но в канцелярии мне сказали, что уже поздно, что прием в студенты закончен.
Я пришел в отчаяние. Секретарь, спасибо ему, посоветовал мне пойти к ректору — может быть он примет.
Ректором университета в то время был знаменитый ученый филолог Тихонравов.
Я подошел к нему, но и он сказал, что уже поздно. Я стал просить. Он взял мой аттестат зрелости и стал рассматривать его.
Аттестат был приличный, по Закону Божьему было 5, на что он обратил внимание (он был религиозный человек) и разрешил мне поступить на естественный (по моему желанию) факультет.
Теперь и я студент Императорского Московского университета!
Переселился в Москву, поселился с товарищами, стал ходить на лекции.
Помимо университета, в Москве было много для нас нового и интересного.
В том году (1882) в Москве была Всероссийская художественно-промышленная выставка, она помещалась на северной окраине города, на Ходынском поле.
На выставке было много интересного и дивного. Мы посещали ее часто, благо для студентов была льготная, минимальная плата за вход.
Там мы впервые увидели электрический трамвай.
В первые же дни по приезду в Москву мы осматривали Кремль, Спасские ворота (вход в Кремль), проходя через которые все обязаны снимать шапку. На башне этих ворот были знаменитые часы, которые в 12 часов вызванивали гимн «Коль славен Господь».
В Кремль пошли, прежде всего, смотреть «Царь колокол» и «Царь пушку». Влезли на колокольню Ивана Великого.
Замечательно, что впоследствии, во времена студенчества, я ни разу не был в Кремле, чтобы посмотреть его исторические достопримечательности — дворцы, Грановитую палату и пр.
Помимо Кремля в Москве было много интересного: выставки, театры, университет, окрестности и т.д.
От театров Императорских: Большого (опера) и Малого (драма), театра Корша (драматический) мы были, разумеется, в восторге. В первое посещение нами Малого театра мы смотрели «Горе от ума» с Самариным (знаменитый артист того времени) в роли Фамусова; впервые видели Никулину, Медведову, Садовского и других талантливых артистов.
При первом посещении Большого театра смотрели оперу Глинки «Жизнь за царя».
Вообще, московские театры, как казенные, так и частные приводили нас в восторг.
В Екатеринодаре мы восторгались игравшими летнем театре, в городском саду (зимнего театра тогда еще не было).
Но какое может быть сравнение заезжавших в Екатеринодар провинциальных актеров с московскими знаменитыми артистами!
Начались учебные занятия в университете.
Оказалось, что в числе наук первого курса естественного факультета преподается анатомия человека и на лекции анатомии мы ходили в анатомический театр. Здесь же была и аудитория.
Пока проходили кости и связки было все благополучно. Но когда перешли на мышцы и внутренности и я впервые увидел принесенный на лекцию разрезанный труп человека, то я, от омерзения чуть в обморок не упал. Дня три ничего не мог есть, все казалось мне пахнет мертвецом. Постепенно все же привык.
До Рождества студенчество, в общем, вольничает, но после Рождества, особенно с марта, после масленицы, в виду приближения экзаменов, засаживается за зубрежку.
Засел и я за приготовление к экзаменам.
В то время я жил с И.И. Бланковым в одной большой меблированной комнате.
Сначала все шло гладко, но когда пришло время усиленных занятий, совместное житье стало неудобным: Иван Иванович опустился, пьянствовал, часто приходил домой пьяным и мешал мне.
Пришлось с ним разойтись, и я съехал.
Приготовление к университетским экзаменам оказалось делом нешуточным. Какую массу материалов нужно было проглотить! Приходилось сидеть за лекциями с утра до ночи.
Я жил в одной комнате со своим товарищем юристом и, помню, как мы с ним сидели за лекциями под Пасху до 11-ти с половиною часов. К 12-ти пошли в Кремль смотреть на торжество.
в Кремле под Пасху особенно торжественно совершался Крестный ход перед заутренней, при яркой иллюминации, при звоне кремлевских колоколов, при многочисленной толпе народа.
В 1 часу вернулись домой, прилегли немного уснуть, а в 6ч. утра уже сидели за лекциями и зубрили.
Пришли экзамены. Я благополучно перешел на 2-й курс и в конце мая или в начале июня уехал на каникулы домой.
По возвращении к сентябрю в Москву я был избран в числе распорядителей студенческой столовою.
Нужно сказать, что 2-3 года тому назад, при содействии москвичей симпатизировавших студентам, была учреждена столовая, в которой столовались от 1000 до 1500 студентов.
Столовая управлялась самими студентами, для чего на общей сходке столующихся избирались распорядители: хозяин, 2 его помощника, несколько человек, согласившихся, по очереди, для продажи у кассы билетов для входа, ревизионная комиссия.
И вот я попал в распорядители и стал одним из помощников хозяина. По этой должности я бесплатно столовался, и мне было уже совсем вольготно.
Вскоре, эдак, примерно, через месяц студент-хозяин ушел и на его место был избран я.
При столовой была комната для хозяина, и я переселился в нее и стал хозяйничать.
На обязанности хозяина было: выбирать поставщиков, покупать продукты, приобретать все необходимое для столовой, нанимать поваров и прислугу, одним словом — вести все хозяйство. Ежедневно надо было ходить в Охотный ряд и выбирать мясо в лавке поставщика, а поставщик, обычно, норовит всучить что попало.
Помню, у одного студента, помещика Воронежской губернии, я купил около 300 битых гусей, присланных ему из деревни для продажи.
Некоторое время, к большому удовольствию столующихся, я кормил их гусятиной.
Обед в столовой стоил от 8 копеек (щи с куском мяса и с хлебом) до 25 копеек (3 блюда: горячее, жаркое и сладкое).
Сделавшись хозяином, я имел бесплатно: квартиру, стол, прислугу и получал жалование 50 рублей в месяц. Я стал совсем богач!
Сделал запас платья и белья; позволял себе некоторые удовольствия. Особенно я увлекался опереткою, часто бывал в театре, покупал партитуры опереток и т.д.
Впрочем, хозяйствовал я недолго, месяцев 4-5, ибо приближалось время экзаменов и в конце февраля, или в начале марта я ушел.
Наступили экзамены. Я благополучно перешел на 3-й курс.
Меня уже давно брало сомнение, что ожидает меня в будущем по окончании естественного факультета. Перспектива преподавателя реального училища (в гимназиях тогда естественная история не преподавалась) да и сами естественные науки меня не увлекали. Я решил перейти на медицинский факультет, что и делал.
Приняли меня не на 3-й, а на 2-й курс медицинского факультета, т.к. я не проходил специальные науки: физиология человека, гистология, фармакология и др., проходимых на 2-м курсе медицинского факультета.
Благодаря этому я потерял один год, чтобы стать врачом пришлось пробыть в университете не 5, а 6 лет.
Замечательное совпадение: в Ейске я пробыл 6 лет: подготовительный, приготовительный, 1-й, 2-й, 3-й, 3-й (остался на второй год).
В Екатеринодаре тоже 6 лет: 4-й, 5-й, 5-й (остался на второй год), 6-й, 7-й, 8-й. В Москве тоже 6 лет.
Теперь я уже мертвяков не боюсь (привык на естественном факультете) и препятствий к прохождению медицинских наук не было.
На 2-м курсе у медиков были обязательными очень серьезные практические работы по анатомии человека. Эти работы тянулись целый год. Все это я проделал и благополучно перешел на 3-й курс. Здесь начинались уже чисто медицинские науки.
Будучи на 3-м курсе, я поселился с 2-мя товарищами медиками на частной квартире, сняв у еврея хориста Большого театра 2 комнаты. Еврей этот занимался ростовщичеством среди своих сослуживцев — артистов Императорских театров и жил не бедно.
Один из моих сожителей — Вертепов, состоял в тайной партии социалистов-революционеров.
Однажды ночью нагрянула к нам полиция, произвела обыск. Вертепова арестовали, увели, а мы с Ильинским (другой сожитель) остались в подозрении и, благодаря этому, я долго стоял под негласным надзором полиции и только уже, когда поступил на государственную службу, надзор был снят.
Нужно сказать, что я никогда не увлекался крайними левыми течениями. Будучи на 1-2 курсе я бывал как представитель от студентов-кубанцев, на тайных собраниях таких левых кружков. Но эти кружки не могли меня увлекать. В них я не чувствовал искренности, чистой идейности; тут было и стремление играть первенствующую роль — «коноводить», или щегольнуть своим красноречием, а большинство из моды — считалось хорошим тоном быть левых убеждений.
К тому же на медицинском факультете много занятий, которыми нельзя манкировать: практические занятия по хирургии, клиники, кураторство и т.д. Лекции на 3-м, 4-м, 5-м курсах нельзя пропускать, так как они читаются над больными.
Когда я был на 5-м курсе в университете, разразились студенческие беспорядки. На студенческом концерте, в переполненном избранной публикой зале «Благородного собрания» один студент подошел, в 1-х рядах, к инспектору Бризгалову, нелюбимому всем студенчеством и дал ему пощечину.
Этот скандал вызвал студенческие беспорядки, и университет был закрыт. Только нам, медикам 5-го курса, разрешено было продолжать клинические занятия и сдавать экзамены.
На праздники Рождества Христова я уехал в Екатеринодар, простудился, заболел воспалением легких. Вследствие этого опоздал в университет чуть ли не на месяц. Все же удалось наверстать пропущенное, и я благополучно окончил курс медицинского факультета Императорского Московского университета и получил диплом врача.
Тут произошло одно достойное внимания обстоятельство: Профессор «Топографической антологии оперативной хирургии» Александр Александрович Бобров предложил мне остаться при его кафедре ассистентом. До сих пор не могу понять, почему я отказался. Это большая честь и еще большая карьера, если профессор предлагает окончившему студенту остаться при его кафедре.
Очевидно, Бобров видел во мне задатки хорошего хирурга, если остановил свой выбор на мне. И все же я отказался, сославшись на то, что я войсковой стипендиат, что меня Войско не отпустит, прежде чем я отслужу ему за стипендию. Разумеется, это вздор.
Если бы университет сообщил Войску, а такое сообщение непременно было бы сделано по настоянию А.А. Боброва, что меня оставляют при университете, то Войско охотно и даже с гордостью согласилось бы освободить меня от обязанности службы за стипендию.
Об этом моем легкомысленном шаге я всю жизнь жалел.
По окончании курса я уехал с закадычным товарищем Штюрмером погостить к нему в Нижний Новгород. Через некоторое время мы поехали с ним в имение его жены в Костромскую губернию. От Нижнего до Костромы плыли по Волге на пароходе, а потом верст 30 на лошадях в деревню.
Здесь прогостил я с месяц, а потом, в конце июня мы с ним возвратились в Нижний Новгород.
В это время уже была открыта знаменитая Нижегородская ярмарка. Интересно было ехать по Волге: масса пароходов и других судов, вереницы барж, тянущихся к Нижнему. На Волге жизнь била ключом. Сама ярмарка для меня являлась очень интересной.
Вскоре в Нижний приехал зять — Г.Я. Филь. Мы предварительно списались с ним, и я поджидал его. Он каждый год ездил за товаром (обувью). Зимою же, он ежегодно приезжал в Москву.
Один раз он приехал туда с женою — моей сестрою Настей. Это было в бытность мою на 5-м курсе. И помню, что мы бывали в гостях у некоторых московских купцов, с которыми зять имел дела.
В конце июля или в начале августа, я распростился со своим товарищем, и мы поехали в Москву, а оттуда, через 2-3 дня на Кубань.
(продолжение следует)
1964г.
№21
Мащенко С. М.
«Отрывок воспоминаний»
стр.9-14
Студенческие годы. Начало службы. «Доктор медицины».
В 1882 г. я окончил гимназию и получил аттестат зрелости.
Предо мною стал вопрос — куда мне идти?
Перспектива быть учителем гимназии была мне не по душе. Судейская деятельность, т.е. юридический факультет, тоже мне не нравилась. Еще туда-сюда быть доктором, но я был невозможно брезгливым к «мертвякам». Одна мысль, что на медицинском факультете прийдется иметь дело с трупами приводила меня в содрогание.
Надо сказать, что окончив гимназию, мы никакого понятия не имели об университетских науках, а потому выбор был труден.
Наконец я решил поступить в Московскую сельскохозяйственную академию. Называлась она: «Петровско-Разумовская сельскохозяйственная академия».
Получил я войсковую стипендию — 35 рублей в месяц.
Войско тогда беспрепятственно давало стипендии в высшие учебные заведения, т.к. кандидатов из казаков, окончивших гимназию, было немного.
В средине августа 1882 года собрался я в Москву. Своим стипендиатам Войско выдавало, кроме стипендии, деньги на проезд туда и обратно (по окончании курса в высшем учебном заведении).
С одним товарищем поехал я на перекладных в станицу Старощербиновскую к другому товарищу — Невзорову.
Окончило гимназию нас человек 10-12, мы условились ехать вместе и собраться в Ростове.
Из окончивших со мною припоминаю Степана Невзорова, Александра Лавровского, Петра Кучеровского, 2-х братьев Панариновых, Василия Щербину.
Из Старощербиновской поехали на станцию Кущевка. Здесь впервые я увидел железную дорогу. Разумеется, смотрел на нее, разинув рот от удивления.
Поехали в Ростов, где прожили 2-3 дня, поджидая других товарищей.
В Ростове я был впервые и, понятно, удивлялся большому, торговому городу.
Собралось нас порядочно. Человека 2-3 поехали в Харьковский университет (на Таганрог), а мы все двинулись в Москву через Воронеж. Ехали суток трое, потому что тогда не было прямых беспересадочных поездов. Пересаживались в Воронеже, в Козлове, в Ряжске и в Рязани.
В Москву приехали часов в 10 утра. 2-3 наших товарища поехали дальше — в Петербург для поступления в тамошний университет.
А мы, оставшиеся в Москве, не взяли (из экономии) извозчиков, а сложили вещи на ломовика, а сами пошли за ним пешком.
Разумеется, Москва представилась нам дивом дивным...
В Москве поместились мы в гостинице ранее нам рекомендованной, разместились по несколько человек в номере.
Первое время нам было очень трудно ориентироваться в таком большом городе.
Помню, вышел я купить к чаю хлеба. Булочная была близко, как говориться — в двух шагах, а я вышел из нее и запутался, насилу нашел свою гостиницу.
Вскоре мы переехали из гостиницы в меблированные комнаты, недалеко от театров. В одной большой комнате нас поместилось 5.
Товарищи мои поступили уже в университет и были студентами, мне же нужно было для поступления в академию держать конкурсный экзамен, и я для приготовления к нему переехал в Петровско-Разумовское, верстах в 5-ти от Москвы, где находилась академия.
На мое несчастье, в тот год занятия в академии почему-то оттягивались, чуть ли не до октября и экзамен должен быть не скоро. Скучно было мне одному. Наши кубанцы, учившиеся в академии, еще не съехались.
Тянуло к своим, в Москву. Ездить каждый день на линейке (омнибус) было не по средствам, и я часто ходил в Москву и обратно пешком.
Был уже сентябрь месяц. В университете уже начались занятия и мои товарищи-студенты ходили на лекции, а я еще ни то, ни се...
Взяли меня сомнения: а вдруг я не выдержу конкурса. Что тогда будет. И решил я бросить академию и поступить в университет.
Пошел к директору академии взять свои бумаги. Он убеждал меня, что для меня, как войскового стипендиата, конкурса не будет, что я легко могу поступить в академию. Но я настоял на своем, взял документы и поехал в Москву, чтобы поступить в университет.
Пошел в университет со своими документами, но в канцелярии мне сказали, что уже поздно, что прием в студенты закончен.
Я пришел в отчаяние. Секретарь, спасибо ему, посоветовал мне пойти к ректору — может быть он примет.
Ректором университета в то время был знаменитый ученый филолог Тихонравов.
Я подошел к нему, но и он сказал, что уже поздно. Я стал просить. Он взял мой аттестат зрелости и стал рассматривать его.
Аттестат был приличный, по Закону Божьему было 5, на что он обратил внимание (он был религиозный человек) и разрешил мне поступить на естественный (по моему желанию) факультет.
Теперь и я студент Императорского Московского университета!
Переселился в Москву, поселился с товарищами, стал ходить на лекции.
Помимо университета, в Москве было много для нас нового и интересного.
В том году (1882) в Москве была Всероссийская художественно-промышленная выставка, она помещалась на северной окраине города, на Ходынском поле.
На выставке было много интересного и дивного. Мы посещали ее часто, благо для студентов была льготная, минимальная плата за вход.
Там мы впервые увидели электрический трамвай.
В первые же дни по приезду в Москву мы осматривали Кремль, Спасские ворота (вход в Кремль), проходя через которые все обязаны снимать шапку. На башне этих ворот были знаменитые часы, которые в 12 часов вызванивали гимн «Коль славен Господь».
В Кремль пошли, прежде всего, смотреть «Царь колокол» и «Царь пушку». Влезли на колокольню Ивана Великого.
Замечательно, что впоследствии, во времена студенчества, я ни разу не был в Кремле, чтобы посмотреть его исторические достопримечательности — дворцы, Грановитую палату и пр.
Помимо Кремля в Москве было много интересного: выставки, театры, университет, окрестности и т.д.
От театров Императорских: Большого (опера) и Малого (драма), театра Корша (драматический) мы были, разумеется, в восторге. В первое посещение нами Малого театра мы смотрели «Горе от ума» с Самариным (знаменитый артист того времени) в роли Фамусова; впервые видели Никулину, Медведову, Садовского и других талантливых артистов.
При первом посещении Большого театра смотрели оперу Глинки «Жизнь за царя».
Вообще, московские театры, как казенные, так и частные приводили нас в восторг.
В Екатеринодаре мы восторгались игравшими летнем театре, в городском саду (зимнего театра тогда еще не было).
Но какое может быть сравнение заезжавших в Екатеринодар провинциальных актеров с московскими знаменитыми артистами!
Начались учебные занятия в университете.
Оказалось, что в числе наук первого курса естественного факультета преподается анатомия человека и на лекции анатомии мы ходили в анатомический театр. Здесь же была и аудитория.
Пока проходили кости и связки было все благополучно. Но когда перешли на мышцы и внутренности и я впервые увидел принесенный на лекцию разрезанный труп человека, то я, от омерзения чуть в обморок не упал. Дня три ничего не мог есть, все казалось мне пахнет мертвецом. Постепенно все же привык.
До Рождества студенчество, в общем, вольничает, но после Рождества, особенно с марта, после масленицы, в виду приближения экзаменов, засаживается за зубрежку.
Засел и я за приготовление к экзаменам.
В то время я жил с И.И. Бланковым в одной большой меблированной комнате.
Сначала все шло гладко, но когда пришло время усиленных занятий, совместное житье стало неудобным: Иван Иванович опустился, пьянствовал, часто приходил домой пьяным и мешал мне.
Пришлось с ним разойтись, и я съехал.
Приготовление к университетским экзаменам оказалось делом нешуточным. Какую массу материалов нужно было проглотить! Приходилось сидеть за лекциями с утра до ночи.
Я жил в одной комнате со своим товарищем юристом и, помню, как мы с ним сидели за лекциями под Пасху до 11-ти с половиною часов. К 12-ти пошли в Кремль смотреть на торжество.
в Кремле под Пасху особенно торжественно совершался Крестный ход перед заутренней, при яркой иллюминации, при звоне кремлевских колоколов, при многочисленной толпе народа.
В 1 часу вернулись домой, прилегли немного уснуть, а в 6ч. утра уже сидели за лекциями и зубрили.
Пришли экзамены. Я благополучно перешел на 2-й курс и в конце мая или в начале июня уехал на каникулы домой.
По возвращении к сентябрю в Москву я был избран в числе распорядителей студенческой столовою.
Нужно сказать, что 2-3 года тому назад, при содействии москвичей симпатизировавших студентам, была учреждена столовая, в которой столовались от 1000 до 1500 студентов.
Столовая управлялась самими студентами, для чего на общей сходке столующихся избирались распорядители: хозяин, 2 его помощника, несколько человек, согласившихся, по очереди, для продажи у кассы билетов для входа, ревизионная комиссия.
И вот я попал в распорядители и стал одним из помощников хозяина. По этой должности я бесплатно столовался, и мне было уже совсем вольготно.
Вскоре, эдак, примерно, через месяц студент-хозяин ушел и на его место был избран я.
При столовой была комната для хозяина, и я переселился в нее и стал хозяйничать.
На обязанности хозяина было: выбирать поставщиков, покупать продукты, приобретать все необходимое для столовой, нанимать поваров и прислугу, одним словом — вести все хозяйство. Ежедневно надо было ходить в Охотный ряд и выбирать мясо в лавке поставщика, а поставщик, обычно, норовит всучить что попало.
Помню, у одного студента, помещика Воронежской губернии, я купил около 300 битых гусей, присланных ему из деревни для продажи.
Некоторое время, к большому удовольствию столующихся, я кормил их гусятиной.
Обед в столовой стоил от 8 копеек (щи с куском мяса и с хлебом) до 25 копеек (3 блюда: горячее, жаркое и сладкое).
Сделавшись хозяином, я имел бесплатно: квартиру, стол, прислугу и получал жалование 50 рублей в месяц. Я стал совсем богач!
Сделал запас платья и белья; позволял себе некоторые удовольствия. Особенно я увлекался опереткою, часто бывал в театре, покупал партитуры опереток и т.д.
Впрочем, хозяйствовал я недолго, месяцев 4-5, ибо приближалось время экзаменов и в конце февраля, или в начале марта я ушел.
Наступили экзамены. Я благополучно перешел на 3-й курс.
Меня уже давно брало сомнение, что ожидает меня в будущем по окончании естественного факультета. Перспектива преподавателя реального училища (в гимназиях тогда естественная история не преподавалась) да и сами естественные науки меня не увлекали. Я решил перейти на медицинский факультет, что и делал.
Приняли меня не на 3-й, а на 2-й курс медицинского факультета, т.к. я не проходил специальные науки: физиология человека, гистология, фармакология и др., проходимых на 2-м курсе медицинского факультета.
Благодаря этому я потерял один год, чтобы стать врачом пришлось пробыть в университете не 5, а 6 лет.
Замечательное совпадение: в Ейске я пробыл 6 лет: подготовительный, приготовительный, 1-й, 2-й, 3-й, 3-й (остался на второй год).
В Екатеринодаре тоже 6 лет: 4-й, 5-й, 5-й (остался на второй год), 6-й, 7-й, 8-й. В Москве тоже 6 лет.
Теперь я уже мертвяков не боюсь (привык на естественном факультете) и препятствий к прохождению медицинских наук не было.
На 2-м курсе у медиков были обязательными очень серьезные практические работы по анатомии человека. Эти работы тянулись целый год. Все это я проделал и благополучно перешел на 3-й курс. Здесь начинались уже чисто медицинские науки.
Будучи на 3-м курсе, я поселился с 2-мя товарищами медиками на частной квартире, сняв у еврея хориста Большого театра 2 комнаты. Еврей этот занимался ростовщичеством среди своих сослуживцев — артистов Императорских театров и жил не бедно.
Один из моих сожителей — Вертепов, состоял в тайной партии социалистов-революционеров.
Однажды ночью нагрянула к нам полиция, произвела обыск. Вертепова арестовали, увели, а мы с Ильинским (другой сожитель) остались в подозрении и, благодаря этому, я долго стоял под негласным надзором полиции и только уже, когда поступил на государственную службу, надзор был снят.
Нужно сказать, что я никогда не увлекался крайними левыми течениями. Будучи на 1-2 курсе я бывал как представитель от студентов-кубанцев, на тайных собраниях таких левых кружков. Но эти кружки не могли меня увлекать. В них я не чувствовал искренности, чистой идейности; тут было и стремление играть первенствующую роль — «коноводить», или щегольнуть своим красноречием, а большинство из моды — считалось хорошим тоном быть левых убеждений.
К тому же на медицинском факультете много занятий, которыми нельзя манкировать: практические занятия по хирургии, клиники, кураторство и т.д. Лекции на 3-м, 4-м, 5-м курсах нельзя пропускать, так как они читаются над больными.
Когда я был на 5-м курсе в университете, разразились студенческие беспорядки. На студенческом концерте, в переполненном избранной публикой зале «Благородного собрания» один студент подошел, в 1-х рядах, к инспектору Бризгалову, нелюбимому всем студенчеством и дал ему пощечину.
Этот скандал вызвал студенческие беспорядки, и университет был закрыт. Только нам, медикам 5-го курса, разрешено было продолжать клинические занятия и сдавать экзамены.
На праздники Рождества Христова я уехал в Екатеринодар, простудился, заболел воспалением легких. Вследствие этого опоздал в университет чуть ли не на месяц. Все же удалось наверстать пропущенное, и я благополучно окончил курс медицинского факультета Императорского Московского университета и получил диплом врача.
Тут произошло одно достойное внимания обстоятельство: Профессор «Топографической антологии оперативной хирургии» Александр Александрович Бобров предложил мне остаться при его кафедре ассистентом. До сих пор не могу понять, почему я отказался. Это большая честь и еще большая карьера, если профессор предлагает окончившему студенту остаться при его кафедре.
Очевидно, Бобров видел во мне задатки хорошего хирурга, если остановил свой выбор на мне. И все же я отказался, сославшись на то, что я войсковой стипендиат, что меня Войско не отпустит, прежде чем я отслужу ему за стипендию. Разумеется, это вздор.
Если бы университет сообщил Войску, а такое сообщение непременно было бы сделано по настоянию А.А. Боброва, что меня оставляют при университете, то Войско охотно и даже с гордостью согласилось бы освободить меня от обязанности службы за стипендию.
Об этом моем легкомысленном шаге я всю жизнь жалел.
По окончании курса я уехал с закадычным товарищем Штюрмером погостить к нему в Нижний Новгород. Через некоторое время мы поехали с ним в имение его жены в Костромскую губернию. От Нижнего до Костромы плыли по Волге на пароходе, а потом верст 30 на лошадях в деревню.
Здесь прогостил я с месяц, а потом, в конце июня мы с ним возвратились в Нижний Новгород.
В это время уже была открыта знаменитая Нижегородская ярмарка. Интересно было ехать по Волге: масса пароходов и других судов, вереницы барж, тянущихся к Нижнему. На Волге жизнь била ключом. Сама ярмарка для меня являлась очень интересной.
Вскоре в Нижний приехал зять — Г.Я. Филь. Мы предварительно списались с ним, и я поджидал его. Он каждый год ездил за товаром (обувью). Зимою же, он ежегодно приезжал в Москву.
Один раз он приехал туда с женою — моей сестрою Настей. Это было в бытность мою на 5-м курсе. И помню, что мы бывали в гостях у некоторых московских купцов, с которыми зять имел дела.
В конце июля или в начале августа, я распростился со своим товарищем, и мы поехали в Москву, а оттуда, через 2-3 дня на Кубань.
(продолжение следует)
Комментариев нет:
Отправить комментарий