Еще одна книжка про наших зеленых. Перевожу на современный русский язык по частям, всего будет три части.
https://archive.org/details/arkhivrusskoirev07gess
Меж двух огней
(первая часть)
(Записки зеленого)
Н. В. Вороновича
I
Летом 1917 года среди группы офицеров и солдат Лужского гарнизона зародилась мысль об организации кооператива раненых и больных воинов.
Большая часть Лужского гарнизона состояла из слабосильных команд, в которые командировались выздоравливавшие от ранений и болезней солдаты и офицеры кавалерийских частей. Многие из них были уже совершенно непригодны для фронтовой службы, а некоторые нуждались в продолжительном климатическом лечении. Я сам недавно вернулся из Гагр, где провел зиму 1915 — 16 гг. и испытал на себе благодатный климат Черноморского побережья, благодаря которому почти совершенно оправился от последствий двух тяжелых контузий. По мысли инициаторов в кооператив могли вступать воинские чины, нуждавшиеся в таком климатическом лечении. Для этой цели мы предполагали исходатайствовать у Временного Правительства разрешение на передачу кооперативу участка земли в Сочинском округе Черноморской губернии, пригодного для занятий садоводством, огородничеством и животноводством. Эти отрасли сельского хозяйства должны были давать средства, необходимые для содержания и лечения членов кооператива.
Временное Правительство, в лице товарища министра земледелия Ракитина, сочувственно отнеслось к этому проекту и предписало начальнику Кубано-Черноморского управления госуд. имуществ предоставить возможность уполномоченным кооператива осмотреть и выбрать подходящий для целей кооператива земельный участок.
В начале августа, воспользовавшись полученным мною отпуском по болезни, я в сопровождении унтер-офицера С. выехал на Кавказ и, после долгих препирательств с лесничими и другими чиновниками министерства земледелия (весьма недоброжелательно отнесшимися и к нам, и к министерскому предписанию), облюбовал находившийся в 4 верстах от города Сочи, на самом берегу моря, пустующий участок графа Мусина-Пушкина.
Участок этот, перешедший владельцу еще в 70-х годах от казны, более 30 лет не обрабатывался и находился в совершенно запущенном состоянии, весь заросший непроходимым кустарником и столетними дубовыми и каштановыми деревьями. Еще по дореволюционным законам все «культурные» (находившиеся в прибрежной полосе по обеим сторонам Черноморского шоссе) участки, переданные казной владельцам, отбирались обратно в казну, если владельцы в течение пяти лет не приступали к их обработке и приведению в культурное состояние. На основании этого закона участок графа Мусина-Пушкина также подлежал отчуждению в казну, но благодаря связям графа и тому положению, которое занимал в Сочи его управляющий (мечтавший разбить его на мелкие участки для продажи по баснословно высоким ценам), оставался все еще за прежним владельцем.
Вернувшись в Петроград, мы подали в Министерство земледелия соответствующее заявление, приложив к нему все документальные данные, касающиеся участка гр. Мусина-Пушкина, и вскоре получили официальное разрешение на временное, впредь до окончательного разрешения земельного вопроса, пользование этим участком.
После ликвидации Корниловского выступления я, сложив с себя полномочия председателя Лужского совета солдатских, крестьянских и рабочих депутатов, выехал на Кавказ в качестве председателя правления трудового сельскохозяйственного кооператива «Новая Луга», для подготовки переезда в Сочи 27 членов кооператива и их семейств.
Я мечтал отдохнуть от войны и революционных событий, отойти от политической деятельности и всецело отдаться своему любимому занятию — огородничеству и животноводству. Однако судьбе угодно было бросить меня в новый водоворот событий и разбить все те перспективы отдыха, которые рисовались мне при отъезде на Кавказ...
Был конец сентября. На Черноморском побережье время это считается самым лучшим в году. Летняя жара спала, наступила чудная, теплая, душистая осень, или вернее вторая весна, когда расцветают вновь различные виды южных деревьев и цветов.
В Сочи и его окрестностях все было переполнено съехавшейся из Петрограда, Москвы и других больших городов публикой. Жизнь била ключом. Только отсутствие пароходных рейсов напоминало веселящимся и отдыхающим обывателям о войне и революции.
Я остановился в громадной гостинице «Кавказская Ривьера», состоящей из четырех отдельных многоэтажных корпусов, расположенных на самом берегу моря. Просыпаясь по утрам, я наслаждался дивной панорамой спокойного бирюзового моря, тихо плескавшегося под моим окном. А выйдя на балкон, я мог любоваться не менее красивой картиной обступивших Сочи горных гигантов с ослепительно блестевшими на солнце, покрытыми снегом вершинами. Внизу, в парке, цвели розы и тихо шелестели огромными продолговатыми листьями бананы ... И. если не люди, то природа заставляла забывать и войну, и революцию, и грозные симптомы надвигавшейся гражданской войны …
По делам кооператива мне пришлось познакомиться с местными учреждениями и в том числе с Сочинским советом солдатских и рабочих
депутатов.
Сочи с его 15,000-м населением являлся не столько городом, сколько большим дачным местечком. Все коренное население города жило и кормилось вокруг приезжавших на время сезона дачников и «курсовых». Ни фабрик, ни заводов в городе и ближайших окрестностях не было. Промышленными предприятиями являлись исключительно гостиницы, рестораны и духаны, обслуживавшиеся большей частью местных жителей. Другие аборигены занимались или посредничеством по купле и продаже домов, дач и
участков, или извозным промыслом. И, наконец, остальные обыватели состояли из отставных военных и чиновников, приобретших дома и дачные участки и мирно доживавших свои дни в этом чудном уголке побережья.
С 1914 года, когда было приступлено к постройке Черноморской железной дороги (от Туапсе до ст. Ново-Сенаки Закавказской ж. д.), на побережье хлынули толпы чернорабочих. С началом войны ряды этих рабочих поредели и их стали заменять военнопленными австрийцами. К осени 17 года в окрестностях Сочи оставалось все-таки до 10.000 рабочих, типичных представителей «люмпен пролетариата». Кроме этих железнодорожных рабочих, в Сочи находилось около 300 мастеровых, грузчиков, извозчиков и небольшое число квалифицированных рабочих.
Гарнизон Сочи состоял из двух рот железнодорожного батальона, береговой легкой батареи и полусотни пограничной стражи.
Таков был контингент избирателей, объединявшихся Сочинским советом.
Большинство железнодорожных служащих и рабочих никакого участия в совете не принимали, ибо, во-первых, мало интересовались политикой, а во-вторых, предпочитали иметь дело со своим железнодорожным комитетом. Поэтому большая часть членов Сочинского совета состояла из солдат железнодор. батальона и местных коренных рабочих и интеллигентов.
Никакой активной роли в местной жизни Сочинский совет до Октябрьского переворота не играл, собирался очень редко и выносил запоздалые резолюции, стараясь слепо подражать во всех своих решениях постановлениям Петроградского совета.
Представителем временного правительства являлся окружной комиссар, вольноопределяющийся одного из Кавказских полков и местный дачевладелец Науман, считавший себя, по какому-то недоразумению, правоверным эсером.
Что касается до политических партий — то деятельность их в Сочи также почти ничем не проявлялась. В городе была небольшая группа кадет, еще меньшая группка эсеров, несколько человек большевиков и довольно солидная численностью группа социал-демократов меньшевиков. Последняя состояла почти из одних грузин, довольно многочисленных в городе и округе. Кроме перечисленных партийных группировок, в Сочи имелся окружной комитет Дашнакнаканов, пользовавшийся большим авторитетом среди местных поселян армян и причинивший им много зла своей двуличной политикой, постоянной переменой ориентаций и отсутствием определенной позиции.
Все эти политические группы жили между собой довольно дружно, никогда не выступали с демагогическим натравливанием масс друг на друга и не претендовали на исключительные права и преимущества. Даже большевики до ноября месяца не следовали в этом отношении примеру своих столичных товарищей.
Впрочем, настоящих большевиков в Сочи и не было. Единственный правоверный большевик, ясно понимавший тактику и программу партии, был некий Поярков, с которым мне пришлось встретиться вскоре по приезду в Сочи.
55
Как-то раз, придя на заседание Сочинского совета, я обратил внимание на коренастого, бородатого, средних лет человека, одетого в парусиновый пиджак и высокие сапоги, авторитетно объяснявшего что-то почтительно слушавшим его рабочим.
— Кто это такой, полюбопытствовал я у одного из членов исполнительного комитета.
— Это наша Сочинская знаменитость: лидер местных большевиков и бывший президент Сочинской республики — Поярков.
Из дальнейших расспросов я узнал биографию «президента», а заодно и историю кратковременного существования Сочинской республики.
Дело происходило в 1905 году. Призванный в один из Восточносибирских стрелковых полков и попавший в Манчжурию, Поярков дезертировал с фронта и, скрываясь на юге России, поступил в одну из социал-демократических боевых организаций. Приехав в Сочи, он стал вести революционную пропаганду среди окрестных крестьян и городских рабочих. Экспансивные грузины, которым понравились смелые речи Пояркова, избрали его председателем революционного комитета. В один прекрасный день предводительствуемая Поярковым толпа в 200 человек обезоружила немногочисленную Сочинскую полицию и пост пограничников, арестовала начальника округа и двух-трех других представителей власти, подняла над тюрьмой и окружным управлением красные флаги и объявила Сочи — отделившейся от России самостоятельной социалистической республикой.
Руководитель выступления Поярков был избран президентом.
Однако самостоятельное существование миниатюрной республики продолжалось всего 36 часов.
На следующий же день после переворота к Сочи подошел миноносец, навел на город орудия и потребовал безусловной сдачи. Революционеры, во главе с Поярковым, моментально бежали в горы, а оставшиеся в городе встретили с хлебом-солью высаженный миноносцем десант в 40 казаков, быстро и бескровно присоединивший к России отделившуюся «республику».
Через несколько дней Поярков добровольно явился с повинной к начальнику округа, отдался в руки властей и, как поговаривали, выдал нескольких зачинщиков революционного выступления. Ввиду этого Поярков не был казнен, а всего лишь сослан на поселение в Иркутскую губернию, откуда и вернулся в Сочи после революции 17 года. В Сочи его встретили, как героя, позабыв некоторые темные стороны его прошлой деятельности. Это объясняется тем, что Поярков был единственным политическим ссыльным, вернувшимся в Сочи после революции, а Сочинские обыватели не хотели отстать от других городов, торжественно встречавших «жертв произвола самодержавного строя».
https://archive.org/details/arkhivrusskoirev07gess
Меж двух огней
(первая часть)
(Записки зеленого)
Н. В. Вороновича
I
Летом 1917 года среди группы офицеров и солдат Лужского гарнизона зародилась мысль об организации кооператива раненых и больных воинов.
Большая часть Лужского гарнизона состояла из слабосильных команд, в которые командировались выздоравливавшие от ранений и болезней солдаты и офицеры кавалерийских частей. Многие из них были уже совершенно непригодны для фронтовой службы, а некоторые нуждались в продолжительном климатическом лечении. Я сам недавно вернулся из Гагр, где провел зиму 1915 — 16 гг. и испытал на себе благодатный климат Черноморского побережья, благодаря которому почти совершенно оправился от последствий двух тяжелых контузий. По мысли инициаторов в кооператив могли вступать воинские чины, нуждавшиеся в таком климатическом лечении. Для этой цели мы предполагали исходатайствовать у Временного Правительства разрешение на передачу кооперативу участка земли в Сочинском округе Черноморской губернии, пригодного для занятий садоводством, огородничеством и животноводством. Эти отрасли сельского хозяйства должны были давать средства, необходимые для содержания и лечения членов кооператива.
Временное Правительство, в лице товарища министра земледелия Ракитина, сочувственно отнеслось к этому проекту и предписало начальнику Кубано-Черноморского управления госуд. имуществ предоставить возможность уполномоченным кооператива осмотреть и выбрать подходящий для целей кооператива земельный участок.
В начале августа, воспользовавшись полученным мною отпуском по болезни, я в сопровождении унтер-офицера С. выехал на Кавказ и, после долгих препирательств с лесничими и другими чиновниками министерства земледелия (весьма недоброжелательно отнесшимися и к нам, и к министерскому предписанию), облюбовал находившийся в 4 верстах от города Сочи, на самом берегу моря, пустующий участок графа Мусина-Пушкина.
Участок этот, перешедший владельцу еще в 70-х годах от казны, более 30 лет не обрабатывался и находился в совершенно запущенном состоянии, весь заросший непроходимым кустарником и столетними дубовыми и каштановыми деревьями. Еще по дореволюционным законам все «культурные» (находившиеся в прибрежной полосе по обеим сторонам Черноморского шоссе) участки, переданные казной владельцам, отбирались обратно в казну, если владельцы в течение пяти лет не приступали к их обработке и приведению в культурное состояние. На основании этого закона участок графа Мусина-Пушкина также подлежал отчуждению в казну, но благодаря связям графа и тому положению, которое занимал в Сочи его управляющий (мечтавший разбить его на мелкие участки для продажи по баснословно высоким ценам), оставался все еще за прежним владельцем.
Вернувшись в Петроград, мы подали в Министерство земледелия соответствующее заявление, приложив к нему все документальные данные, касающиеся участка гр. Мусина-Пушкина, и вскоре получили официальное разрешение на временное, впредь до окончательного разрешения земельного вопроса, пользование этим участком.
После ликвидации Корниловского выступления я, сложив с себя полномочия председателя Лужского совета солдатских, крестьянских и рабочих депутатов, выехал на Кавказ в качестве председателя правления трудового сельскохозяйственного кооператива «Новая Луга», для подготовки переезда в Сочи 27 членов кооператива и их семейств.
Я мечтал отдохнуть от войны и революционных событий, отойти от политической деятельности и всецело отдаться своему любимому занятию — огородничеству и животноводству. Однако судьбе угодно было бросить меня в новый водоворот событий и разбить все те перспективы отдыха, которые рисовались мне при отъезде на Кавказ...
Был конец сентября. На Черноморском побережье время это считается самым лучшим в году. Летняя жара спала, наступила чудная, теплая, душистая осень, или вернее вторая весна, когда расцветают вновь различные виды южных деревьев и цветов.
В Сочи и его окрестностях все было переполнено съехавшейся из Петрограда, Москвы и других больших городов публикой. Жизнь била ключом. Только отсутствие пароходных рейсов напоминало веселящимся и отдыхающим обывателям о войне и революции.
Я остановился в громадной гостинице «Кавказская Ривьера», состоящей из четырех отдельных многоэтажных корпусов, расположенных на самом берегу моря. Просыпаясь по утрам, я наслаждался дивной панорамой спокойного бирюзового моря, тихо плескавшегося под моим окном. А выйдя на балкон, я мог любоваться не менее красивой картиной обступивших Сочи горных гигантов с ослепительно блестевшими на солнце, покрытыми снегом вершинами. Внизу, в парке, цвели розы и тихо шелестели огромными продолговатыми листьями бананы ... И. если не люди, то природа заставляла забывать и войну, и революцию, и грозные симптомы надвигавшейся гражданской войны …
По делам кооператива мне пришлось познакомиться с местными учреждениями и в том числе с Сочинским советом солдатских и рабочих
депутатов.
Сочи с его 15,000-м населением являлся не столько городом, сколько большим дачным местечком. Все коренное население города жило и кормилось вокруг приезжавших на время сезона дачников и «курсовых». Ни фабрик, ни заводов в городе и ближайших окрестностях не было. Промышленными предприятиями являлись исключительно гостиницы, рестораны и духаны, обслуживавшиеся большей частью местных жителей. Другие аборигены занимались или посредничеством по купле и продаже домов, дач и
участков, или извозным промыслом. И, наконец, остальные обыватели состояли из отставных военных и чиновников, приобретших дома и дачные участки и мирно доживавших свои дни в этом чудном уголке побережья.
С 1914 года, когда было приступлено к постройке Черноморской железной дороги (от Туапсе до ст. Ново-Сенаки Закавказской ж. д.), на побережье хлынули толпы чернорабочих. С началом войны ряды этих рабочих поредели и их стали заменять военнопленными австрийцами. К осени 17 года в окрестностях Сочи оставалось все-таки до 10.000 рабочих, типичных представителей «люмпен пролетариата». Кроме этих железнодорожных рабочих, в Сочи находилось около 300 мастеровых, грузчиков, извозчиков и небольшое число квалифицированных рабочих.
Гарнизон Сочи состоял из двух рот железнодорожного батальона, береговой легкой батареи и полусотни пограничной стражи.
Таков был контингент избирателей, объединявшихся Сочинским советом.
Большинство железнодорожных служащих и рабочих никакого участия в совете не принимали, ибо, во-первых, мало интересовались политикой, а во-вторых, предпочитали иметь дело со своим железнодорожным комитетом. Поэтому большая часть членов Сочинского совета состояла из солдат железнодор. батальона и местных коренных рабочих и интеллигентов.
Никакой активной роли в местной жизни Сочинский совет до Октябрьского переворота не играл, собирался очень редко и выносил запоздалые резолюции, стараясь слепо подражать во всех своих решениях постановлениям Петроградского совета.
Представителем временного правительства являлся окружной комиссар, вольноопределяющийся одного из Кавказских полков и местный дачевладелец Науман, считавший себя, по какому-то недоразумению, правоверным эсером.
Что касается до политических партий — то деятельность их в Сочи также почти ничем не проявлялась. В городе была небольшая группа кадет, еще меньшая группка эсеров, несколько человек большевиков и довольно солидная численностью группа социал-демократов меньшевиков. Последняя состояла почти из одних грузин, довольно многочисленных в городе и округе. Кроме перечисленных партийных группировок, в Сочи имелся окружной комитет Дашнакнаканов, пользовавшийся большим авторитетом среди местных поселян армян и причинивший им много зла своей двуличной политикой, постоянной переменой ориентаций и отсутствием определенной позиции.
Все эти политические группы жили между собой довольно дружно, никогда не выступали с демагогическим натравливанием масс друг на друга и не претендовали на исключительные права и преимущества. Даже большевики до ноября месяца не следовали в этом отношении примеру своих столичных товарищей.
Впрочем, настоящих большевиков в Сочи и не было. Единственный правоверный большевик, ясно понимавший тактику и программу партии, был некий Поярков, с которым мне пришлось встретиться вскоре по приезду в Сочи.
55
Как-то раз, придя на заседание Сочинского совета, я обратил внимание на коренастого, бородатого, средних лет человека, одетого в парусиновый пиджак и высокие сапоги, авторитетно объяснявшего что-то почтительно слушавшим его рабочим.
— Кто это такой, полюбопытствовал я у одного из членов исполнительного комитета.
— Это наша Сочинская знаменитость: лидер местных большевиков и бывший президент Сочинской республики — Поярков.
Из дальнейших расспросов я узнал биографию «президента», а заодно и историю кратковременного существования Сочинской республики.
Дело происходило в 1905 году. Призванный в один из Восточносибирских стрелковых полков и попавший в Манчжурию, Поярков дезертировал с фронта и, скрываясь на юге России, поступил в одну из социал-демократических боевых организаций. Приехав в Сочи, он стал вести революционную пропаганду среди окрестных крестьян и городских рабочих. Экспансивные грузины, которым понравились смелые речи Пояркова, избрали его председателем революционного комитета. В один прекрасный день предводительствуемая Поярковым толпа в 200 человек обезоружила немногочисленную Сочинскую полицию и пост пограничников, арестовала начальника округа и двух-трех других представителей власти, подняла над тюрьмой и окружным управлением красные флаги и объявила Сочи — отделившейся от России самостоятельной социалистической республикой.
Руководитель выступления Поярков был избран президентом.
Однако самостоятельное существование миниатюрной республики продолжалось всего 36 часов.
На следующий же день после переворота к Сочи подошел миноносец, навел на город орудия и потребовал безусловной сдачи. Революционеры, во главе с Поярковым, моментально бежали в горы, а оставшиеся в городе встретили с хлебом-солью высаженный миноносцем десант в 40 казаков, быстро и бескровно присоединивший к России отделившуюся «республику».
Через несколько дней Поярков добровольно явился с повинной к начальнику округа, отдался в руки властей и, как поговаривали, выдал нескольких зачинщиков революционного выступления. Ввиду этого Поярков не был казнен, а всего лишь сослан на поселение в Иркутскую губернию, откуда и вернулся в Сочи после революции 17 года. В Сочи его встретили, как героя, позабыв некоторые темные стороны его прошлой деятельности. Это объясняется тем, что Поярков был единственным политическим ссыльным, вернувшимся в Сочи после революции, а Сочинские обыватели не хотели отстать от других городов, торжественно встречавших «жертв произвола самодержавного строя».
Комментариев нет:
Отправить комментарий