Русская старина
Том 23, 1878г.
Мигрин И.И.
Похождения или история жизни Ивана Мигрина
Черноморского казака
1770-1850гг.
(6-я часть)
Головатый, при новом образовании войскового управления, назначен был войсковым кошевым судьею и хотел определить меня в войсковую канцелярию секретарем; но войсковой писарь Котляревский имел уже в виду человека, для помещения на вакансию секретаря; и так, меня поместили в войсковую канцелярию, дав в управление мне две экспедиции.
Для всех канцелярских выстроена была близ канцелярии большая землянка, в которой и помещался я вместе с другими. Продовольствие было войсковое и весьма достаточное. Жалованья никто из канцелярских не получал. Между тем меня зачислили в список полковых старшин.
Я по природе своей был ленив, любил поспать дольше других, а потому и к службе был не весьма ретив. Раз как-то ночью, часу в 1-м, я проснулся в своей землянке, и мне пришла мысль отправиться в канцелярию, чтобы приготовить бумаги к завтрашней почте. Нужных бумаг вовсе не было, следственно, не было и особенной надобности быть мне в канцелярии; то была какая-то безотчетная мысль!
Пришел в канцелярию и разбудил сторожа, велел ему засветить свечку и начал заниматься.
Полковник Головатый был человек весьма умный: на нем лежали все заботы об устройстве и благосостоянии войска. Кошевой же атаман, бригадир Чепига, был добрый человек и — только; делами мало занимался и был даже вовсе неграмотный, а потому всеми делами и управлением по войску заведовал Головатый. Дом его был близ канцелярии. Озабоченный думою, Головатый прохаживался около своего дома; ночь была осенняя, темная. Увидев огонь в канцелярии в такое необыкновенное время, он зашел туда и спросил: «кто здесь и что делает?»
— Я, батьку, Мигрин, занимаюсь здесь.
— А, добре! — сказал он и с тем вышел.
Этот нечаянный случай поселил в нем выгодное мнение обо мне.
Чрез несколько времени, мне опять как-то вздумалось отправиться в канцелярию ночью для занятий, и опять Головатый, увидев огонь, зашел в канцелярию; тот же вопрос его и тот же мой ответ.
— Добрый ты человек, что так занимаешься, — сказал Головатый.
Я продолжал службу в канцелярии, по обыкновению своему — кое-как, и таким образом прошло около года. Между тем, последовало повеление об отправлении в Польшу двух конных полков, с которыми отправлялся атаман Чепига. Ему нужен был письмоводитель и Головатый рекомендовал ему меня, как самого достойного к занятию этой должности, и этому помогло именно то, что Головатый застал меня, как сказано выше, два раза во время поздней ночи в канцелярии!
Должность письмоводителя при кошевом атамане, особенно безграмотном, каков был Чепига, — конечно, была значительно: приятели мои, которых я успел уже приобрести, радовались моему назначению; другие завидовали мне; но вообще я был всеми любим за мирный и кроткий характер мой.
Полки отправились прямо в Польшу, а атаману Чепиге велено было явиться в Петербург. Он взял с собою меня, одного офицера и одного казака, и мы отправились в столицу.
III.
По приезде в Петербург, явились мы к тогдашнему вельможе - временщику графу Платону Александровичу Зубову, принимавшему участие в делах Войска Черноморского. Потемкин тогда уже умер. Тогда было летнее время, государыня и двор были в Царском Селе; там же был и граф Зубов, и мы отправились в Царское Село.
Граф Зубов поручил правителю канцелярии его, полковнику Грибовскому, отвести нам квартиру и доставить все удобства жизни.
Нам отвели квартиру недалеко от дворца, стол давали от двора; в распоряжение наше предоставлена была карета и определен офицер, которому велено было показывать, по желанию нашему, все любопытное.
Мы несколько раз ездили в Петербург, были в Кронштадте, в Петергофе, осматривали кунсткамеру, арсенал, были в Невском монастыре и раз обедали у митрополита Гавриила.
В Невском монастыре поразили меня картины, изображающие блудного сына. Я применял себя к положению блудного сына, и я, так же как и он, будучи в довольствии на своей родине, оставил отца и мать и пустился в неизвестный путь жизни...
С чувством молился я тогда и прибегал к милосердию Божию...
Дня через два по приезде в Царское Село, нам велено было явиться во дворец для представления государыне императрице, и мы явились; но нас никто не предварил о придворном этикете: как должны были мы представиться. Быть может, это было и намерение государыни, чтобы видеть как черноморцы, сыны безыскусственной природы, представятся ей.
По выходе государыни, атаман, я и бывший с нами черноморский офицер, все прямо подошли к руке государыни. Она говорила с Чепигою немного; помню, она сказала:
— Хорошо сделали, что заняли по Кубани место нужное.
(продолжение следует)
Том 23, 1878г.
Мигрин И.И.
Похождения или история жизни Ивана Мигрина
Черноморского казака
1770-1850гг.
(6-я часть)
Головатый, при новом образовании войскового управления, назначен был войсковым кошевым судьею и хотел определить меня в войсковую канцелярию секретарем; но войсковой писарь Котляревский имел уже в виду человека, для помещения на вакансию секретаря; и так, меня поместили в войсковую канцелярию, дав в управление мне две экспедиции.
Для всех канцелярских выстроена была близ канцелярии большая землянка, в которой и помещался я вместе с другими. Продовольствие было войсковое и весьма достаточное. Жалованья никто из канцелярских не получал. Между тем меня зачислили в список полковых старшин.
Я по природе своей был ленив, любил поспать дольше других, а потому и к службе был не весьма ретив. Раз как-то ночью, часу в 1-м, я проснулся в своей землянке, и мне пришла мысль отправиться в канцелярию, чтобы приготовить бумаги к завтрашней почте. Нужных бумаг вовсе не было, следственно, не было и особенной надобности быть мне в канцелярии; то была какая-то безотчетная мысль!
Пришел в канцелярию и разбудил сторожа, велел ему засветить свечку и начал заниматься.
Полковник Головатый был человек весьма умный: на нем лежали все заботы об устройстве и благосостоянии войска. Кошевой же атаман, бригадир Чепига, был добрый человек и — только; делами мало занимался и был даже вовсе неграмотный, а потому всеми делами и управлением по войску заведовал Головатый. Дом его был близ канцелярии. Озабоченный думою, Головатый прохаживался около своего дома; ночь была осенняя, темная. Увидев огонь в канцелярии в такое необыкновенное время, он зашел туда и спросил: «кто здесь и что делает?»
— Я, батьку, Мигрин, занимаюсь здесь.
— А, добре! — сказал он и с тем вышел.
Этот нечаянный случай поселил в нем выгодное мнение обо мне.
Чрез несколько времени, мне опять как-то вздумалось отправиться в канцелярию ночью для занятий, и опять Головатый, увидев огонь, зашел в канцелярию; тот же вопрос его и тот же мой ответ.
— Добрый ты человек, что так занимаешься, — сказал Головатый.
Я продолжал службу в канцелярии, по обыкновению своему — кое-как, и таким образом прошло около года. Между тем, последовало повеление об отправлении в Польшу двух конных полков, с которыми отправлялся атаман Чепига. Ему нужен был письмоводитель и Головатый рекомендовал ему меня, как самого достойного к занятию этой должности, и этому помогло именно то, что Головатый застал меня, как сказано выше, два раза во время поздней ночи в канцелярии!
Должность письмоводителя при кошевом атамане, особенно безграмотном, каков был Чепига, — конечно, была значительно: приятели мои, которых я успел уже приобрести, радовались моему назначению; другие завидовали мне; но вообще я был всеми любим за мирный и кроткий характер мой.
Полки отправились прямо в Польшу, а атаману Чепиге велено было явиться в Петербург. Он взял с собою меня, одного офицера и одного казака, и мы отправились в столицу.
III.
По приезде в Петербург, явились мы к тогдашнему вельможе - временщику графу Платону Александровичу Зубову, принимавшему участие в делах Войска Черноморского. Потемкин тогда уже умер. Тогда было летнее время, государыня и двор были в Царском Селе; там же был и граф Зубов, и мы отправились в Царское Село.
Граф Зубов поручил правителю канцелярии его, полковнику Грибовскому, отвести нам квартиру и доставить все удобства жизни.
Нам отвели квартиру недалеко от дворца, стол давали от двора; в распоряжение наше предоставлена была карета и определен офицер, которому велено было показывать, по желанию нашему, все любопытное.
Мы несколько раз ездили в Петербург, были в Кронштадте, в Петергофе, осматривали кунсткамеру, арсенал, были в Невском монастыре и раз обедали у митрополита Гавриила.
В Невском монастыре поразили меня картины, изображающие блудного сына. Я применял себя к положению блудного сына, и я, так же как и он, будучи в довольствии на своей родине, оставил отца и мать и пустился в неизвестный путь жизни...
С чувством молился я тогда и прибегал к милосердию Божию...
Дня через два по приезде в Царское Село, нам велено было явиться во дворец для представления государыне императрице, и мы явились; но нас никто не предварил о придворном этикете: как должны были мы представиться. Быть может, это было и намерение государыни, чтобы видеть как черноморцы, сыны безыскусственной природы, представятся ей.
По выходе государыни, атаман, я и бывший с нами черноморский офицер, все прямо подошли к руке государыни. Она говорила с Чепигою немного; помню, она сказала:
— Хорошо сделали, что заняли по Кубани место нужное.
(продолжение следует)
Комментариев нет:
Отправить комментарий