Русская старина
Том 23, 1878г.
Мигрин И.И.
Похождения или история жизни Ивана Мигрина
Черноморского казака
1770-1850гг.
(7-я часть)
В квартире нашей посещал нас иногда Лев Александрович Нарышкин и протопоп при государыне, Самберский. Последний при священнической рясе брил бороду и усы.
Бритая борода при рясе, натурально, сначала удивила нас, и протопоп объяснил нам это. Он был при посольстве нашем в Вене и носил, по обыкновению, бороду; но как в Германии бород не носят, то каждый раз при появлении его на улице, мальчишки бегали за ним как за чудом, и он, с высочайшего разрешения, сбрил бороду.
По возвращении в Петербург, императрица оставила его при себе и не приказала уже отпускать бороды, для убеждения существовавших еще тогда во множестве раскольников в Петербурге, что святость заключается не в бороде и что сама императрица, блюстительница правоверия, держит при своей особе священника без бороды.
Самборский рассказывал, что он посещает богатое купечество из раскольников и что они, упрекая его в обрезании бороды, говорили, что случившиеся перед тем неурожайные годы были в наказание за грехи наши и развращение, когда православные священники — неслыханное противозаконие — начали уже брить бороды!!!
На это Самборский возражал им, что у его отца, священника, борода была до пояса, однако неурожаи бывали еще сильнее.
При правителе канцелярии графа Зубова, полковнике Грибовском, был человек — фамилии его ныне не припомню, он был ближайший человек к Грибовскому, а Грибовский мог делать тогда все.
С этим чиновником я познакомился еще прежде, когда приезжал он в Очаков по делам Грибовского, у коего было там имение.
Я встретился здесь с ним, как со знакомым уже, и еще более сблизился с ним. Он посещал нас в квартире, и раз в откровенной беседе сказал мне, что атаман может получить значительную сумму из казны, следующую за минувшую турецкую компанию Войску за провиант и фураж, на получение коих Войско вовсе не надеялось. Я доложил атаману, он был очень рад, и по совету этого чиновника, составлено было от атамана представление. По расчету оказалось, что в выдачу Войску причитались суммы до 80 000 руб. ассигнациями. Это была просто находка, и мы удивлялись добродушию и расположению к нам чиновника, который без всяких видов оказал такую важную услугу. Но когда последовала ассигновка из казны суммы, то оказалось, что приятель мой не так безынтересен, как мы полагали. Он объявил, что хотя по совету и наставлению его и ассигнована нам в выдачу сумма, но, чтобы за раз получить ее, надобно пожертвовать на канцелярию по 15-ти процентов с рубля, иначе в несколько лет не получим ее. Обстоятельство это довел я до сведения атамана, и он, подумавши, согласился. Таким образом, мы получили войсковую сумму и отослали ее по принадлежности сполна. При этом случае я и мог бы иметь значительную сумму для себя, но не хотел воспользоваться, считая это предосудительным.
Атаман Чепига сделал представление о награждении некоторых черноморских офицеров чинами и включил меня. Тут я за отличную службу произведен, по высочайшему велению, в капитаны и получил на чин патент.
Пожертвование процентов из полученной суммы усилило приязнь ко мне помощника Грибовского; он вызывался мне на все услуги и одолжения, пользуясь расположением Грибовского. Говорил, что по представлению атамана мне могут дать через неделю майорский чин, тогда это было возможно! Но я, ни при этом случае, ни после не воспользовался его предложением, что было весьма легко, особенно впоследствии времени, когда я пользовался неограниченной доверенностью Чепиги, за которого, по безграмотности его, подписывал его именем все бумаги — что было не тайна, а всем известно.
В Царском Селе прожили мы месяц. В продолжение этого времени раз были приглашены мы к столу императрицы. Атаман обедал за одним столом с государыней, но я, как не штаб-офицер, не мог быть удостоен этого счастья. Атаман же рассказывал, что государыня во время стола была милостива к нему и когда подали десерт, то она сама изволила положить винограду на тарелку и послала к нему. В избытке чувств благодарности, он не мог произнести ни одного слова и только слезы полились из глаз его...
На прогоны отпустили нам 2,000 руб. серебром, снабдили на дорогу провизиею и, между прочим, огромным пирогом с рыбою, в аршин длины.
Мы отправились в Брест-Литовский — это было в августе 1794 года. В Бресте несколько времени ожидали своих двух конных черноморских полков и, когда они пришли, двинулись в поход к Праге. Не доходя верст 200 до Праги, встретили мы главнокомандующего Суворова; начальники и офицеры — в числе их и я — являлись к Суворову, и потом отправились далее.
Отойдя немного от лагеря, встретили мы отряд поляков, человек 400; разбили его и побрали пленных: это первое дело, в котором я был.
Потом встретили мы наш арьергард, которым командовал граф Валериан Александрович Зубов; начальники и офицеры являлись к нему, и он потчевал нас водкою. Мы примкнули к арьергарду и следовали далее.
Предстояла переправа через Буг. На той стороне поляки устроили береговые батареи; с нашей стороны тоже устроены были батареи. Граф Зубов выехал со своим штабом, и тут оторвало ему ногу, которую отняли ему — и он остался жив. Наши войска построили через реку мост, перешли через него и прогнали поляков.
(продолжение следует)
Ассигнация — Бумажная купюра. В ту эпоху бумажные рубли были дешевле серебрянных.
Верста — Мера длины, 1,067 км или 500 саженей
Аршин — Мера длины, 1,067 км или 500 саженей
Прогоны — Командировочные. Плата за использование коней и за ночлег
Том 23, 1878г.
Мигрин И.И.
Похождения или история жизни Ивана Мигрина
Черноморского казака
1770-1850гг.
(7-я часть)
В квартире нашей посещал нас иногда Лев Александрович Нарышкин и протопоп при государыне, Самберский. Последний при священнической рясе брил бороду и усы.
Бритая борода при рясе, натурально, сначала удивила нас, и протопоп объяснил нам это. Он был при посольстве нашем в Вене и носил, по обыкновению, бороду; но как в Германии бород не носят, то каждый раз при появлении его на улице, мальчишки бегали за ним как за чудом, и он, с высочайшего разрешения, сбрил бороду.
По возвращении в Петербург, императрица оставила его при себе и не приказала уже отпускать бороды, для убеждения существовавших еще тогда во множестве раскольников в Петербурге, что святость заключается не в бороде и что сама императрица, блюстительница правоверия, держит при своей особе священника без бороды.
Самборский рассказывал, что он посещает богатое купечество из раскольников и что они, упрекая его в обрезании бороды, говорили, что случившиеся перед тем неурожайные годы были в наказание за грехи наши и развращение, когда православные священники — неслыханное противозаконие — начали уже брить бороды!!!
На это Самборский возражал им, что у его отца, священника, борода была до пояса, однако неурожаи бывали еще сильнее.
При правителе канцелярии графа Зубова, полковнике Грибовском, был человек — фамилии его ныне не припомню, он был ближайший человек к Грибовскому, а Грибовский мог делать тогда все.
С этим чиновником я познакомился еще прежде, когда приезжал он в Очаков по делам Грибовского, у коего было там имение.
Я встретился здесь с ним, как со знакомым уже, и еще более сблизился с ним. Он посещал нас в квартире, и раз в откровенной беседе сказал мне, что атаман может получить значительную сумму из казны, следующую за минувшую турецкую компанию Войску за провиант и фураж, на получение коих Войско вовсе не надеялось. Я доложил атаману, он был очень рад, и по совету этого чиновника, составлено было от атамана представление. По расчету оказалось, что в выдачу Войску причитались суммы до 80 000 руб. ассигнациями. Это была просто находка, и мы удивлялись добродушию и расположению к нам чиновника, который без всяких видов оказал такую важную услугу. Но когда последовала ассигновка из казны суммы, то оказалось, что приятель мой не так безынтересен, как мы полагали. Он объявил, что хотя по совету и наставлению его и ассигнована нам в выдачу сумма, но, чтобы за раз получить ее, надобно пожертвовать на канцелярию по 15-ти процентов с рубля, иначе в несколько лет не получим ее. Обстоятельство это довел я до сведения атамана, и он, подумавши, согласился. Таким образом, мы получили войсковую сумму и отослали ее по принадлежности сполна. При этом случае я и мог бы иметь значительную сумму для себя, но не хотел воспользоваться, считая это предосудительным.
Атаман Чепига сделал представление о награждении некоторых черноморских офицеров чинами и включил меня. Тут я за отличную службу произведен, по высочайшему велению, в капитаны и получил на чин патент.
Пожертвование процентов из полученной суммы усилило приязнь ко мне помощника Грибовского; он вызывался мне на все услуги и одолжения, пользуясь расположением Грибовского. Говорил, что по представлению атамана мне могут дать через неделю майорский чин, тогда это было возможно! Но я, ни при этом случае, ни после не воспользовался его предложением, что было весьма легко, особенно впоследствии времени, когда я пользовался неограниченной доверенностью Чепиги, за которого, по безграмотности его, подписывал его именем все бумаги — что было не тайна, а всем известно.
В Царском Селе прожили мы месяц. В продолжение этого времени раз были приглашены мы к столу императрицы. Атаман обедал за одним столом с государыней, но я, как не штаб-офицер, не мог быть удостоен этого счастья. Атаман же рассказывал, что государыня во время стола была милостива к нему и когда подали десерт, то она сама изволила положить винограду на тарелку и послала к нему. В избытке чувств благодарности, он не мог произнести ни одного слова и только слезы полились из глаз его...
На прогоны отпустили нам 2,000 руб. серебром, снабдили на дорогу провизиею и, между прочим, огромным пирогом с рыбою, в аршин длины.
Мы отправились в Брест-Литовский — это было в августе 1794 года. В Бресте несколько времени ожидали своих двух конных черноморских полков и, когда они пришли, двинулись в поход к Праге. Не доходя верст 200 до Праги, встретили мы главнокомандующего Суворова; начальники и офицеры — в числе их и я — являлись к Суворову, и потом отправились далее.
Отойдя немного от лагеря, встретили мы отряд поляков, человек 400; разбили его и побрали пленных: это первое дело, в котором я был.
Потом встретили мы наш арьергард, которым командовал граф Валериан Александрович Зубов; начальники и офицеры являлись к нему, и он потчевал нас водкою. Мы примкнули к арьергарду и следовали далее.
Предстояла переправа через Буг. На той стороне поляки устроили береговые батареи; с нашей стороны тоже устроены были батареи. Граф Зубов выехал со своим штабом, и тут оторвало ему ногу, которую отняли ему — и он остался жив. Наши войска построили через реку мост, перешли через него и прогнали поляков.
(продолжение следует)
Ассигнация — Бумажная купюра. В ту эпоху бумажные рубли были дешевле серебрянных.
Верста — Мера длины, 1,067 км или 500 саженей
Аршин — Мера длины, 1,067 км или 500 саженей
Прогоны — Командировочные. Плата за использование коней и за ночлег
Комментариев нет:
Отправить комментарий