Гейман А. А.
И простой гусь повредить может
(Святочный рассказ)
В городе всякий затруднился бы сказать, что собственно связывало этих двух, так не сходных людей... Василий Александрович Веслов был шт. капитан и командир роты в местном пехотном полку. Он был высокого роста, но весьма тонкий и необычайно подвижной. Был недурен собою, носил большие вьющиеся полосы, усы и небольшую черную бородку. Любил хорошо одеться, и далеко не чужд был и дамского общества; будучи холост и от роду всего 35 лет, он не пропускал ни одной вечеринки, а тем более танцевального вечера в офицерском собрании. Был большой весельчак между офицерами и очень хорошо и увлекательно рассказывал, однако при этом так увлекался, что его и без того громкий голос был слышен далеко, а руки его, длиннейшие руки, так при этом жестикулировали, так отчаянно махали и кружились вокруг всего тела и головы, что вскоре ему приложили приятели кличку «ветряк». Большое сходство с ветряной мельницей имел Василий Александрович, когда рассказывал.
Другой приятель служил в казачьем полку, здесь же в городе. Был всего двадцатилетним хорунжим. Все свободное время проводил или в седле, ездя своих двух лошадей, или на охоте и в собрании появлялся всего на час, два, чтобы только показаться, представиться старшим, расшаркаться с дамами и незаметно уйти домой. Охота сама по себе, да и еще одно обстоятельство тянуло его из города: в 20 верстах от города в станице К. жила вся родня Александра Александровича (так звали хорунжего) — множество сестер и сестренок, с которыми он еще с детства был дружен. Насладившись, обыкновенно, охотой на речонке Уль (как раз на полдороге от станицы), заросшей хворостом, терном и камышом, да бурьяном но берегам, Александр Александрович к вечеру доходил до станицы, сдавал набитых на охоте фазанов, уток и куропаток теткам на кухню, а нашутившись и назабавившись с веселыми барышнями и подростками, брал или своих или станичных лошадей и еще часам к десяти вечера поспевал часа на два и в собрание.
Однако, несмотря на все эти привычки и вкусы, столь различные, оба приятеля жили на одной квартире, были большие друзья и никогда не упускали случая оказать один другому какую-нибудь, хотя бы и незначительную, любезность.
Случилось как-то, что Василий Александрович вдруг заявил, что и он едет на охоту. Часа в 3 утра едва добудился Александр Александрович своего старшего приятеля, запрягли дроги, которые и держал для охоты хорунжий, и поехали. Лошадь была взята лишь месяц из табуна и плохо поддавалась управлению, ехали потому долго и непривычного и любившего поспать в праздник Веслова, к 5 часам, когда сентябрьское солнце уже выползло и заблистало ярко на прохладном небе, совсем развезло. А когда Александр Александрович распряг лошадь, снял хомут и на длинном аркане привязал ее к дрогам, чтобы конь попасся вдоволь густой, нетронутой травой, Василий Александрович, также неожиданно, сладко потягиваясь и зевая, заявил, что уж лучше он поспит часок другой под дрогами, а потом и наверстает на охоте. Сказал и сейчас же улегся под дрогами на разостланной бурке. Его молодой приятель свистнул собаку и скрылся в кустах и бурьянах.
Увлекся наш молодой охотник; вот уже часа три, как бродит он по бурьянам и тернам. Дичи в этих мало посещаемых после уборки сена местах водилось множество. Фазаны и куропатки с раннего утра выходят на покосы и жнивья, где находят обильную пищу, а, утолив голод, все прячутся в зарослях по берегам Ульки и нужно, чтобы собака была очень опытна, так как фазан, например, еще издали заслышав шум и треск, производимый собакой и охотником, сначала быстро и далеко бежит, а потом прячется в такие «крепи», что его с большим трудом можно выгнать оттуда и поднять влет, да и не всегда к нему и собака может в эти крепи и колючки пролезть; а куропатки, собравшиеся в большие стайки, так наследят в бурьянах, что положительно сбивают и опытную собаку с толку и сильно ее горячат. Однако много уже добыл хорунжий и фазанов и куропаток и уже поглядывал на сильно утомленную собаку, подумывая кончить охоту, да и дроги были не далеко...
Вдруг со стороны дрог раздался выстрел. «Что бы такое мог там стрелять наш «ветряк» — подумал хорунжий, — ведь там у самой дороги и воробья не найдешь».
Александр Александрович выбрался из зарослей и направился к дрогам. Вот уже и их видно, и лошадь мирно пасется не далеко от них. Но, что — это? Веслов не один, он что-то сильно жестикулирует своими длинными руками, а около него стоит еще какая-то фигура. Интересно!.. Часа три спал под дрогами Веслов, но поднявшееся солнышко заглянуло к нему под дроги и выгнало его оттуда. Ну, так нужно сходить к ручью и умыться — и наш ленивец направился к воде. Только что приблизился, как увидел, что на берегу сидит большой серый гусь. Василий Александрович мгновенно сбегал за ружьем, подкрался и выстрелил. Гусь закричал, бросился на противоположный берег ручья и заковылял к кустам на раненных ногах, волоча по земле одно перебитое крыло. Но, не зевал и наш «Немврод»: раздвинув свои длиннейшие ноги, он сразу очутился около гуся, бросил на землю ружье и, наступив на шею гуся держа его за обе ноги, Веслов силился задушить свою добычу, которая крыльями сильно била по его, но гам, а кровью из ран обильно орошала его еще новые брюки и китель. Столб пыли обозначал место этого единоборства, пока гусь беспомощно не растянулся у ног победителя. «Готов!» — воскликнул радостно Василий Александрович, сняв фуражку и вытирая грязный пот со лба.
— Ваше благородие! — раздался вдруг из кустов спокойный и уверенный голос и перед нашим охотником предстал старый, бородатый казак в сильно потертой папахе и потрепанном бешмете, — а за што вы гуся моего убили?
— Как твоего, а зачем он здесь... — удивился наконец смущенный охотник.
— Так точно мой, я пасу его вот тут.
— А... ну, так бери, когда твой...
— Взять возьмем, а только гусь этот денег стоит.
— Ну, на тебе 30 копеек, — полез в карман Веслов.
— Никак невозможно, гусь этот пять рублей стоит, гусь этот заводской, я его в Екатеринодаре на выставке на завод купил.
Надо заметить, в те поры за пять рублей у нас в станице можно было купить годовалого бычка, или телушку, а в Екатеринодаре казак никогда не был, да еще на выставке, а вероятно слышал, что вот, мол, люди и до птичьих выставок додумались...
— Ну, брат, пять я тебе не дам, а вот хочешь три рубля — бери и убирайся, — сказал Веслов и направился к дрогам, но казак не сдавался, а взвалив гуся на плечо, пошел за ним следом. Приблизились к дрогам. Тут старик, всмотревшись внимательно в дроги, а потом и в лошадь, спросил:
— А позвольте спросить, вы это с кем тут на охоте?
Веслов назвал.
— То-то я вижу, что лошадь как будто наша, а хорунжего мы знаем, это наш станичник. Ну, так уж если такое дело, пожалуйте трешку и кушайте гуська на здоровье, гуси сейчас жирные.
Как не был Василий Александрович разгорячен этой ссорой, а все же сообразил, что если старик сразу уступил, то дело тут что-то не чисто.
— Нет, брат! И трешки не дам, а вот тебе рубль, забирай своего гуся и ступай своей дорогой.
Но тут из кустов неожиданно появился и хорунжий, до того незамеченный спорящими. Веслов с горячностью и обычными размахиваниями рук стал объяснять ему все, что произошло. Александр Александрович перевел глаза на казака и тот час же узнал его.
— К-аа-к? Твой гусь, да и еще заводской, у тебя?.. У Лапандина?! Да у тебя, брат, не то, что гуси, а и воробьи под крышей уже не живут. Ах ты, брат... и как тебе не стыдно... а?
— Виноват, ваше благородие... Ну, прощевайте, с Богом!
И старая лисица заковылял в станицу, колокольня которой виднелась всего верстах в пяти.
А дело было так: В конце лета, когда хлеба уберут, гуси огромными стадами с утра летят подбирать на загонах остатки, а вечером, также летом, возвращаются домой. Этот незадачливый гусь, вероятно, как-нибудь подколол крыло и не мог лететь домой со стадом и отправился поэтому «походным порядком». Шел всю ночь и, как видно, благополучно избежал многочисленных врагов своих — лисиц, хорьков, диких кошек и, конечно, в его гусиной голове не могла родиться мысль, что его подстрелит «заправский» охотник, приняв за дикого, когда их в этих местах никогда и не было. Конечно, и старик сразу сообразил, что это за охотник, который свойских гусей стреляет, и не упустил случая попользоваться.
Очень зажиточный был хозяин когда-то старик Лапандин. Но справил одного за другим на службу трех сыновей, одного в гвардию, а двух других в конные полки и такой большой расход сразу посадил хозяина на мель. Гвардеец убился на джигитовке, другой сын остался на сверхсрочной и выписал к себе жену, две другие снохи разбежались, старик и совсем пропал. Хозяйство дало трещину и расползлось. Сам он начал попивать и у него, действительно, и крыши на хате и сарае давно прогнили до того, что и воробьи избегали в них гнезда устраивать.
На этот раз, вероятно, ходил старик на Церковные хутора к приятелям выпивать, когда наткнулся на случай с гусем и в его хитрой голове сразу созрел план поживиться и заработать на похмелье.
— Ну, дело кончено, — заявил Александр Александрович, — вот я вам запрягу лошадь, берите своего гуся и езжайте домой в город, а я пешком пойду в станицу, а вечером приеду. Обещал сестрам в это воскресенье непременно быть у них.
— Н-е-е-т! — запротестовал Веслов, — покорно благодарю. Да на вашей лошади еще долго надо бы табунщикам ездить, а вы ее запрягаете. Да она меня куда-нибудь на чужую бакшу или неубранное просо затаскает. Тут вот с гусем, а там то еще и похуже что-нибудь случится. Ехать нам уж вместе; как приехали, так и ехать. И понесла же меня нелегкая на эту проклятую охоту. Больше никогда не поеду!..
Делать было нечего. Поехали вместе. Как приехали, Веслов тот час же умылся, причесался, переоделся и побежал по знакомым, которых было променял на какую-то там охоту. Пылкий Веслов не удержался, конечно, и всем рассказал о случае на охоте.
И вот, к названию «Ветряк», прибавилось еще и «Гусь», Это уже сильно огорчало бедного Василия Александровича, но так уже водится — если молодежь, что кому приложит, то так за несчастливцем это навсегда и останется. Однако, заметив, что эта новая прибавка сильно не нравится Веслову, общество употребляло ее очень осторожно, только в совершенно интимной среде и в его отсутствие.
Веслов стал уже думать, что это словцо не привилось и забылось, да и в жизни его случилось нечто, что могло повернуть на другой курс всю его жизнь. Василий Александрович полюбил и сильно полюбил. Она была дочь одного из старых офицеров полка. Была очень мила и скромна и Василий Александрович уже, думал, что на свои чувства нашел и ответ такой же и там, где надеялся, и что было дороже всего в жизни.
Подошли Рождественские святки. Общество веселилось в этот год, как никогда. Особенно наш незадачливый «Гусь». Всюду он был душою общества, и ни одна вечеринка не обходилась без нашего весельчака, ставшего от счастья еще живей.
Водилось в то доброе старое время, что, несмотря на общую встречу нового года в офицерском собрании, в день нового года все мужчины, не глядя ни на какую погоду, все же делали визиты и поздравляли всех знакомых еще и на дому. Любезные хозяйки накрывали столы, как и на Пасху, и щедро вознаграждали визитеров за труд обильными закусками и напитками.
Большое общество собралось за столом в доме барышни, пленившей сердце Василия Александровича, когда и он сам, оживленный и восторженный, пожаловал. Хозяйка и милая дочка пригласили всех к столу закусить «а ля фуршет».
Веслов, сильно жестикулируя, оживленно и громко что-то всем рассказывал и не заметил, что ему барышня поднесла полную тарелку жирного янтарного гуся и поставила перед ним. Все слушали и с аппетитом ели, кроме него. И вот барышня, улучив момент, когда Веслов на минуту остановился, громко, среди общей тишины, решила обратить внимание рассказчика на закуску и вдруг вскричала:
— Василий Александрович, а гусь!
Взрыв хохота оглушил всех в столовой, но затем наступило тяжелое и неловкое молчание. Все уткнули носы в тарелки, а Веслов растерянно остановился, открыл рот, да так и остался с минуту. Затем бледный, как стена, встал из-за стола и, при гробовом молчании, вышел и уехал.
И... прощай очарование. Прощай мечты... Все, конечно, и сам Веслов, сознавали всю неожиданность и случайность происшедшего, но дело оказалось навсегда загубленным.
Бедный наш «Ветряк», «Гусь», уехал в отпуск, а затем и перевелся в другой полк. Так тяжело отозвалась на нем эта случайность...
(журнал «Вольное казачество» № 51 стр. 1-3)
И простой гусь повредить может
(Святочный рассказ)
В городе всякий затруднился бы сказать, что собственно связывало этих двух, так не сходных людей... Василий Александрович Веслов был шт. капитан и командир роты в местном пехотном полку. Он был высокого роста, но весьма тонкий и необычайно подвижной. Был недурен собою, носил большие вьющиеся полосы, усы и небольшую черную бородку. Любил хорошо одеться, и далеко не чужд был и дамского общества; будучи холост и от роду всего 35 лет, он не пропускал ни одной вечеринки, а тем более танцевального вечера в офицерском собрании. Был большой весельчак между офицерами и очень хорошо и увлекательно рассказывал, однако при этом так увлекался, что его и без того громкий голос был слышен далеко, а руки его, длиннейшие руки, так при этом жестикулировали, так отчаянно махали и кружились вокруг всего тела и головы, что вскоре ему приложили приятели кличку «ветряк». Большое сходство с ветряной мельницей имел Василий Александрович, когда рассказывал.
Другой приятель служил в казачьем полку, здесь же в городе. Был всего двадцатилетним хорунжим. Все свободное время проводил или в седле, ездя своих двух лошадей, или на охоте и в собрании появлялся всего на час, два, чтобы только показаться, представиться старшим, расшаркаться с дамами и незаметно уйти домой. Охота сама по себе, да и еще одно обстоятельство тянуло его из города: в 20 верстах от города в станице К. жила вся родня Александра Александровича (так звали хорунжего) — множество сестер и сестренок, с которыми он еще с детства был дружен. Насладившись, обыкновенно, охотой на речонке Уль (как раз на полдороге от станицы), заросшей хворостом, терном и камышом, да бурьяном но берегам, Александр Александрович к вечеру доходил до станицы, сдавал набитых на охоте фазанов, уток и куропаток теткам на кухню, а нашутившись и назабавившись с веселыми барышнями и подростками, брал или своих или станичных лошадей и еще часам к десяти вечера поспевал часа на два и в собрание.
Однако, несмотря на все эти привычки и вкусы, столь различные, оба приятеля жили на одной квартире, были большие друзья и никогда не упускали случая оказать один другому какую-нибудь, хотя бы и незначительную, любезность.
Случилось как-то, что Василий Александрович вдруг заявил, что и он едет на охоту. Часа в 3 утра едва добудился Александр Александрович своего старшего приятеля, запрягли дроги, которые и держал для охоты хорунжий, и поехали. Лошадь была взята лишь месяц из табуна и плохо поддавалась управлению, ехали потому долго и непривычного и любившего поспать в праздник Веслова, к 5 часам, когда сентябрьское солнце уже выползло и заблистало ярко на прохладном небе, совсем развезло. А когда Александр Александрович распряг лошадь, снял хомут и на длинном аркане привязал ее к дрогам, чтобы конь попасся вдоволь густой, нетронутой травой, Василий Александрович, также неожиданно, сладко потягиваясь и зевая, заявил, что уж лучше он поспит часок другой под дрогами, а потом и наверстает на охоте. Сказал и сейчас же улегся под дрогами на разостланной бурке. Его молодой приятель свистнул собаку и скрылся в кустах и бурьянах.
Увлекся наш молодой охотник; вот уже часа три, как бродит он по бурьянам и тернам. Дичи в этих мало посещаемых после уборки сена местах водилось множество. Фазаны и куропатки с раннего утра выходят на покосы и жнивья, где находят обильную пищу, а, утолив голод, все прячутся в зарослях по берегам Ульки и нужно, чтобы собака была очень опытна, так как фазан, например, еще издали заслышав шум и треск, производимый собакой и охотником, сначала быстро и далеко бежит, а потом прячется в такие «крепи», что его с большим трудом можно выгнать оттуда и поднять влет, да и не всегда к нему и собака может в эти крепи и колючки пролезть; а куропатки, собравшиеся в большие стайки, так наследят в бурьянах, что положительно сбивают и опытную собаку с толку и сильно ее горячат. Однако много уже добыл хорунжий и фазанов и куропаток и уже поглядывал на сильно утомленную собаку, подумывая кончить охоту, да и дроги были не далеко...
Вдруг со стороны дрог раздался выстрел. «Что бы такое мог там стрелять наш «ветряк» — подумал хорунжий, — ведь там у самой дороги и воробья не найдешь».
Александр Александрович выбрался из зарослей и направился к дрогам. Вот уже и их видно, и лошадь мирно пасется не далеко от них. Но, что — это? Веслов не один, он что-то сильно жестикулирует своими длинными руками, а около него стоит еще какая-то фигура. Интересно!.. Часа три спал под дрогами Веслов, но поднявшееся солнышко заглянуло к нему под дроги и выгнало его оттуда. Ну, так нужно сходить к ручью и умыться — и наш ленивец направился к воде. Только что приблизился, как увидел, что на берегу сидит большой серый гусь. Василий Александрович мгновенно сбегал за ружьем, подкрался и выстрелил. Гусь закричал, бросился на противоположный берег ручья и заковылял к кустам на раненных ногах, волоча по земле одно перебитое крыло. Но, не зевал и наш «Немврод»: раздвинув свои длиннейшие ноги, он сразу очутился около гуся, бросил на землю ружье и, наступив на шею гуся держа его за обе ноги, Веслов силился задушить свою добычу, которая крыльями сильно била по его, но гам, а кровью из ран обильно орошала его еще новые брюки и китель. Столб пыли обозначал место этого единоборства, пока гусь беспомощно не растянулся у ног победителя. «Готов!» — воскликнул радостно Василий Александрович, сняв фуражку и вытирая грязный пот со лба.
— Ваше благородие! — раздался вдруг из кустов спокойный и уверенный голос и перед нашим охотником предстал старый, бородатый казак в сильно потертой папахе и потрепанном бешмете, — а за што вы гуся моего убили?
— Как твоего, а зачем он здесь... — удивился наконец смущенный охотник.
— Так точно мой, я пасу его вот тут.
— А... ну, так бери, когда твой...
— Взять возьмем, а только гусь этот денег стоит.
— Ну, на тебе 30 копеек, — полез в карман Веслов.
— Никак невозможно, гусь этот пять рублей стоит, гусь этот заводской, я его в Екатеринодаре на выставке на завод купил.
Надо заметить, в те поры за пять рублей у нас в станице можно было купить годовалого бычка, или телушку, а в Екатеринодаре казак никогда не был, да еще на выставке, а вероятно слышал, что вот, мол, люди и до птичьих выставок додумались...
— Ну, брат, пять я тебе не дам, а вот хочешь три рубля — бери и убирайся, — сказал Веслов и направился к дрогам, но казак не сдавался, а взвалив гуся на плечо, пошел за ним следом. Приблизились к дрогам. Тут старик, всмотревшись внимательно в дроги, а потом и в лошадь, спросил:
— А позвольте спросить, вы это с кем тут на охоте?
Веслов назвал.
— То-то я вижу, что лошадь как будто наша, а хорунжего мы знаем, это наш станичник. Ну, так уж если такое дело, пожалуйте трешку и кушайте гуська на здоровье, гуси сейчас жирные.
Как не был Василий Александрович разгорячен этой ссорой, а все же сообразил, что если старик сразу уступил, то дело тут что-то не чисто.
— Нет, брат! И трешки не дам, а вот тебе рубль, забирай своего гуся и ступай своей дорогой.
Но тут из кустов неожиданно появился и хорунжий, до того незамеченный спорящими. Веслов с горячностью и обычными размахиваниями рук стал объяснять ему все, что произошло. Александр Александрович перевел глаза на казака и тот час же узнал его.
— К-аа-к? Твой гусь, да и еще заводской, у тебя?.. У Лапандина?! Да у тебя, брат, не то, что гуси, а и воробьи под крышей уже не живут. Ах ты, брат... и как тебе не стыдно... а?
— Виноват, ваше благородие... Ну, прощевайте, с Богом!
И старая лисица заковылял в станицу, колокольня которой виднелась всего верстах в пяти.
А дело было так: В конце лета, когда хлеба уберут, гуси огромными стадами с утра летят подбирать на загонах остатки, а вечером, также летом, возвращаются домой. Этот незадачливый гусь, вероятно, как-нибудь подколол крыло и не мог лететь домой со стадом и отправился поэтому «походным порядком». Шел всю ночь и, как видно, благополучно избежал многочисленных врагов своих — лисиц, хорьков, диких кошек и, конечно, в его гусиной голове не могла родиться мысль, что его подстрелит «заправский» охотник, приняв за дикого, когда их в этих местах никогда и не было. Конечно, и старик сразу сообразил, что это за охотник, который свойских гусей стреляет, и не упустил случая попользоваться.
Очень зажиточный был хозяин когда-то старик Лапандин. Но справил одного за другим на службу трех сыновей, одного в гвардию, а двух других в конные полки и такой большой расход сразу посадил хозяина на мель. Гвардеец убился на джигитовке, другой сын остался на сверхсрочной и выписал к себе жену, две другие снохи разбежались, старик и совсем пропал. Хозяйство дало трещину и расползлось. Сам он начал попивать и у него, действительно, и крыши на хате и сарае давно прогнили до того, что и воробьи избегали в них гнезда устраивать.
На этот раз, вероятно, ходил старик на Церковные хутора к приятелям выпивать, когда наткнулся на случай с гусем и в его хитрой голове сразу созрел план поживиться и заработать на похмелье.
— Ну, дело кончено, — заявил Александр Александрович, — вот я вам запрягу лошадь, берите своего гуся и езжайте домой в город, а я пешком пойду в станицу, а вечером приеду. Обещал сестрам в это воскресенье непременно быть у них.
— Н-е-е-т! — запротестовал Веслов, — покорно благодарю. Да на вашей лошади еще долго надо бы табунщикам ездить, а вы ее запрягаете. Да она меня куда-нибудь на чужую бакшу или неубранное просо затаскает. Тут вот с гусем, а там то еще и похуже что-нибудь случится. Ехать нам уж вместе; как приехали, так и ехать. И понесла же меня нелегкая на эту проклятую охоту. Больше никогда не поеду!..
Делать было нечего. Поехали вместе. Как приехали, Веслов тот час же умылся, причесался, переоделся и побежал по знакомым, которых было променял на какую-то там охоту. Пылкий Веслов не удержался, конечно, и всем рассказал о случае на охоте.
И вот, к названию «Ветряк», прибавилось еще и «Гусь», Это уже сильно огорчало бедного Василия Александровича, но так уже водится — если молодежь, что кому приложит, то так за несчастливцем это навсегда и останется. Однако, заметив, что эта новая прибавка сильно не нравится Веслову, общество употребляло ее очень осторожно, только в совершенно интимной среде и в его отсутствие.
Веслов стал уже думать, что это словцо не привилось и забылось, да и в жизни его случилось нечто, что могло повернуть на другой курс всю его жизнь. Василий Александрович полюбил и сильно полюбил. Она была дочь одного из старых офицеров полка. Была очень мила и скромна и Василий Александрович уже, думал, что на свои чувства нашел и ответ такой же и там, где надеялся, и что было дороже всего в жизни.
Подошли Рождественские святки. Общество веселилось в этот год, как никогда. Особенно наш незадачливый «Гусь». Всюду он был душою общества, и ни одна вечеринка не обходилась без нашего весельчака, ставшего от счастья еще живей.
Водилось в то доброе старое время, что, несмотря на общую встречу нового года в офицерском собрании, в день нового года все мужчины, не глядя ни на какую погоду, все же делали визиты и поздравляли всех знакомых еще и на дому. Любезные хозяйки накрывали столы, как и на Пасху, и щедро вознаграждали визитеров за труд обильными закусками и напитками.
Большое общество собралось за столом в доме барышни, пленившей сердце Василия Александровича, когда и он сам, оживленный и восторженный, пожаловал. Хозяйка и милая дочка пригласили всех к столу закусить «а ля фуршет».
Веслов, сильно жестикулируя, оживленно и громко что-то всем рассказывал и не заметил, что ему барышня поднесла полную тарелку жирного янтарного гуся и поставила перед ним. Все слушали и с аппетитом ели, кроме него. И вот барышня, улучив момент, когда Веслов на минуту остановился, громко, среди общей тишины, решила обратить внимание рассказчика на закуску и вдруг вскричала:
— Василий Александрович, а гусь!
Взрыв хохота оглушил всех в столовой, но затем наступило тяжелое и неловкое молчание. Все уткнули носы в тарелки, а Веслов растерянно остановился, открыл рот, да так и остался с минуту. Затем бледный, как стена, встал из-за стола и, при гробовом молчании, вышел и уехал.
И... прощай очарование. Прощай мечты... Все, конечно, и сам Веслов, сознавали всю неожиданность и случайность происшедшего, но дело оказалось навсегда загубленным.
Бедный наш «Ветряк», «Гусь», уехал в отпуск, а затем и перевелся в другой полк. Так тяжело отозвалась на нем эта случайность...
(журнал «Вольное казачество» № 51 стр. 1-3)
Комментариев нет:
Отправить комментарий