Русский Вестник
1857
№ 1
Н. Воронов
Черноморские письма
II.
Находясь под 45° 3' с. ш., Екатеринодар мог бы наслаждаться благорастворенным воздухом Ломбардии и Южной Франции, но 56° 35 1/2' в. д. и другие особенности его географического положения значительно действуют не в пользу его климата. Правда, знойность здешнего лета напоминает юг; прекрасная осень длится иногда до половины ноября, да и зимы часто обходятся без снегов и сильных морозов. За то в иные годы ранняя осень, чувствительные стужи и поздняя весна ясно говорят о влиянии на здешний край суровой северо-восточной равнины. Степи открывают Черноморье для холодных ветров, а горы Кавказа закрывают его со стороны юга. К тому же близость Азовского и Черного морей содействует непостоянству и быстрым переходам здешней погоды от холода к теплу и обратно. После морозов вдруг иногда наступают теплые весенние дни, лишь только повеет с моря, а вслед затем степной ветер опять наносит холод и снега; после палящих дней лета иногда льются продолжительные дожди, при западных ветрах, и наступает значительная прохлада, а потом восточный ветер опять приносит знойную сушу; иногда в феврале уже начинают зеленеть сады, иногда зелень показывается только в начале апреля.
Между тем для жителей Екатеринодара куда как не сподручен русский холод! Турлучные постройки могли бы служить защитою от сырости и студеного ветра, если б хозяева заботились ставить их по образцу северных построек, где берутся все предосторожности против хорошо знакомой стужи. Здесь, напротив, система постройки домов южная: не заботятся о двойных рамах на окна, о прочных фундаментах, о плотности дверей; ветру дают место пробираться в щели стен и окон, а дождю просачиваться сквозь крыши и потолки. От этого, хотя и на юге, не становится теплее и удобнее, и, сидя в комнате, принужден иногда распускать зонтик и надевать калоши. Тем более не мешало бы здешним жителям позаботиться об удобствах жилья, что турлучные дома, будучи построены по-хозяйски, а не на скорую руку, — при своей дешевизне отличаются необыкновенною прочностью, а следовательно не часто требуют ремонта и могут переходит из рода в род.
Холода становятся здесь еще чувствительнее по недостатку в топливе. Прежде, до последней войны, лес доставлялся из-за Кубани; с 1846 года Высочайше было утверждено положение о меновой торговле с горцами на Кавказской линии; за соль и лавочные товары закубанские племена доставляли нам строевой лес и топливо, вследствие чего в ведомстве Черноморской кордонной линии учреждено было пять меновых дворов. Война прекратила эти торговые сделки; горские аулы, поселенные на левом берегу Кубани, ушли в горы, и дрова, прежде не превышавшие в цене 12 руб. за сажень, теперь для большинства екатеринодарцев сделались недоступными по своей дороговизне. Но благодетельная природа и здесь подала помощь человеку. Среди безлесных степей растет в изобилии терновник, и сила растительности этого приземистого, курчавого кустарника превозмогает все порубки его в огромных размерах. К нему-то преимущественно прибегают Екатеринодарцы для отопления своих жилых покоев. Да позволено будет сделать здесь небольшое отступление. Говорить о разумности явлений природы перешло в общее место; однако не мешает постоянно иметь эту разумность в виду, и не упускать случая подтверждать мысль об ней замечательными фактами. Казалось бы, можно пожалеть, что значительная часть плодородной земли отходит под цепкий кустарник, почти неистребимый и повидимому бесполезный. Но мы видели, какую услугу оказывает он здешним жителям за отсутствием дровяного леса. Этого мало: тот самый колючий кустарник служит прекрасною защитой от горцев. Невысокий плетень, сделанный из него так, чтоб все тонкие ветви и иглы его выходили на внешнюю сторону, в состоянии удержать нападение хищников и обращается в неприступную для них крепость. Где именно, как не здесь, полезны такие дешевые укрепления, и где, как не здесь, грозен такого рода неискусный и легко отражаемый непреятель? Но возвращаюсь к прежнему.
Любопытно видеть, как производится топка этим материалом. Задумавши топить, вваливают кучу терновника, так что полкомнаты занимается им от верху до низу, при чем, разумеется, комнатная температура значительно понижается. Разведши потом огонь в печке с помощью сена или бурьяна, начинают втаскивать туда по ветке неуклюжее растение, пока наконец не истощится вся вваленная куча: труд, обходящийся не без боли!
Вслед за этим в печке начинается оглушительная трескотня, потому что на огне терновник шипит, свистит, трещит, быстро сгорая; пламя от него сильно жгучее; уголья, правда, остается мало, но печь быстро нагревается и не скоро остывает. Нужно согласиться, что это один из самых громоздких материалов для топлива; но что же делать в безлесных степях? Топить сеном или бурьяном, — еще хуже; навозный кирпич также имеет свои неудобства и составляет пока еще новинку для екатеринодарцев; торф, вероятно, в значительном количестве находится в прикубанских болотах, но о разработке его еще и не помышляют. А между тем в топливе, и при настоящих условиях екатеринодарской жизни, уже оказываются значительные затруднения. Зажиточные горожане, имеющие быков, могут запасаться терновником заблаговременно, летом или осенью; прочие скупают его на базарах, платя от 50 коп. до 1 руб. за воз. Но, с наступлением грязи, доставка такого громоздкого топлива становится слишком затруднительна. Незначительное по цене в начале осени, к зиме оно делается очень дорогим товаром, так что некоторые жители вынуждены бывают рубить собственные сады.
Но вот, после дождливой зимы, быстро налетает весна, и сумрачный Екатеринодар превращается в привлекательный оаз, который улыбается путнику, утомленному однообразием окрестных степей. Чуть пригрело солнце, и повеял южный ветер с гор, как живо начинают испаряться лужи; улицы сохнут; зеленая травка спешит показаться из трещин затвердевшей грязи. Обширная городская площадь покрывается муравчатым ковром; некрасивые постройки прячутся за ветки дерев; сады, растущие при каждом доме, заливают зеленью весь город. Особенно роскошна здешняя белая акация; она полюбила екатеринодарскую почву и растет стройными большими деревьями, в изобилии, наполняя воздух прекрасным запахом своих белых цветков. Кроме акации и тополя, сады состоят еще из плодовых растений: персиковых и абрикосовых дерев, яблони, груши, айвы, алычи, вишни. Местами разводят виноград, но в небольшом количестве, не имея в виду виноделия. Наконец местами, в садах и даже посреди улиц, еще уцелело несколько громадных дубов, остатков того дремучего леса, который некогда покрывал правый берег Кубани. Это, по истине «патриархи» растительного царства, гиганты в сравнении с окружающими их деревцами; простор дал волю сучьям их развеситься на широкий обхват, так что под ними может приютиться не одна хижина. Вообще растительность екатеринодарской почвы роскошна; но жаль, что жители не пользуются ею как следует, не занимаются правильным садоводством. Существует всего один, сколько-нибудь благоустроенный сад, который называется «войсковым», да и тот находится еще в младенчестве. Перебирая разнообразную его растительность, свойственную южной почве, ясно видишь, как здесь много дает природа, и как мало ценит ее дары человек. Но все же, и при настоящем положении екатеринодарского садоводства, роскошная зелень составляет лучшее украшение города. Любо глядеть, когда непригожие его постройки завесятся зеленью и цветками акации, а по улицам польются струи благоуханий. Гулял бы, без устали, но... настает новая беда. Беспощадные комары решительно портят все лучшие впечатления прогулок. Кубань и болота, которые сопутствуют ее течению, порождают их несметное множество. От них и в домах житья нет. Мало в этом случае помогают те сетки, которыми здесь закрываются окна: комар отыщет щелку, влетит в дверь. Притом же летние знойные дни производят духоту в комнатах; их надобно освежать на ночь; сидеть с запертыми дверьми и окнами невозможно; а впуская свежую струю воздуха, никак не убережешься от множества незваных комаров. С летним зноем здесь соединены еще лихорадки, неотвязчивые, изнурительные. Причина их также Кубань с своими гниющими болотами и камышами. После главного разлива реки, который происходит в начале лета от таянья снегов в горах, на низких берегах остаются лужи и озера, называемые здесь лиманами, которым предстоит испаряться от жаров и заражать воздух. От этого, в июле и августе по крайней мере треть городского населения переболеет лихорадкою; не бывает почти ни одного дома, где бы не томился больной; на улицах встречаешь желтыя, исхудалые лица... Но привычка и здесь берет свое: многие не обращают внимания на свою болезнь, едят и пьют, что попало; иной выздоравливает от дынь, другой от соленой рыбы, тот от квасу или водки. Не помогает хина — принимаются за ту пищу, которой особенно требует желудок, которой преимущественно хочется больному. Та лихорадка самая злая, говорят екатеринодарцы, которая ничего не хочет, то-есть отнимает у больного позыв поесть чего-нибудь через меру. За такой доморощеный метод лечения многие платятся тем, что лихорадка треплет их по полугоду, по году, и больше. Всякаго рода суеверных лечений между простым народом здесь можно собрать довольно; но особенно странен способ закидыванья лихорадки. Для этого обрезывают ногти, выстригают на голове волосы на-крест, завязывают все это в узелок с прибавлением какой-нибудь медной монеты, и бросают на улицу; бросившей должен спешить домой, не оглядываясь; кто поднимет узелок, тот, по верованию толпы, снимает с больного лихорадку и берет ее на себя. К зиме число больных уменьшается; но и в эту пору трудно уберечься. Вот, например, после сумрачных дней отрадно пригрело солнышко: как же устоять малороссу, чтобы не понежиться на тепле, не погреть брюха и спины? — а это между прочим легчайшее средство схватить лихорадку.
1857
№ 1
Н. Воронов
Черноморские письма
II.
Находясь под 45° 3' с. ш., Екатеринодар мог бы наслаждаться благорастворенным воздухом Ломбардии и Южной Франции, но 56° 35 1/2' в. д. и другие особенности его географического положения значительно действуют не в пользу его климата. Правда, знойность здешнего лета напоминает юг; прекрасная осень длится иногда до половины ноября, да и зимы часто обходятся без снегов и сильных морозов. За то в иные годы ранняя осень, чувствительные стужи и поздняя весна ясно говорят о влиянии на здешний край суровой северо-восточной равнины. Степи открывают Черноморье для холодных ветров, а горы Кавказа закрывают его со стороны юга. К тому же близость Азовского и Черного морей содействует непостоянству и быстрым переходам здешней погоды от холода к теплу и обратно. После морозов вдруг иногда наступают теплые весенние дни, лишь только повеет с моря, а вслед затем степной ветер опять наносит холод и снега; после палящих дней лета иногда льются продолжительные дожди, при западных ветрах, и наступает значительная прохлада, а потом восточный ветер опять приносит знойную сушу; иногда в феврале уже начинают зеленеть сады, иногда зелень показывается только в начале апреля.
Между тем для жителей Екатеринодара куда как не сподручен русский холод! Турлучные постройки могли бы служить защитою от сырости и студеного ветра, если б хозяева заботились ставить их по образцу северных построек, где берутся все предосторожности против хорошо знакомой стужи. Здесь, напротив, система постройки домов южная: не заботятся о двойных рамах на окна, о прочных фундаментах, о плотности дверей; ветру дают место пробираться в щели стен и окон, а дождю просачиваться сквозь крыши и потолки. От этого, хотя и на юге, не становится теплее и удобнее, и, сидя в комнате, принужден иногда распускать зонтик и надевать калоши. Тем более не мешало бы здешним жителям позаботиться об удобствах жилья, что турлучные дома, будучи построены по-хозяйски, а не на скорую руку, — при своей дешевизне отличаются необыкновенною прочностью, а следовательно не часто требуют ремонта и могут переходит из рода в род.
Холода становятся здесь еще чувствительнее по недостатку в топливе. Прежде, до последней войны, лес доставлялся из-за Кубани; с 1846 года Высочайше было утверждено положение о меновой торговле с горцами на Кавказской линии; за соль и лавочные товары закубанские племена доставляли нам строевой лес и топливо, вследствие чего в ведомстве Черноморской кордонной линии учреждено было пять меновых дворов. Война прекратила эти торговые сделки; горские аулы, поселенные на левом берегу Кубани, ушли в горы, и дрова, прежде не превышавшие в цене 12 руб. за сажень, теперь для большинства екатеринодарцев сделались недоступными по своей дороговизне. Но благодетельная природа и здесь подала помощь человеку. Среди безлесных степей растет в изобилии терновник, и сила растительности этого приземистого, курчавого кустарника превозмогает все порубки его в огромных размерах. К нему-то преимущественно прибегают Екатеринодарцы для отопления своих жилых покоев. Да позволено будет сделать здесь небольшое отступление. Говорить о разумности явлений природы перешло в общее место; однако не мешает постоянно иметь эту разумность в виду, и не упускать случая подтверждать мысль об ней замечательными фактами. Казалось бы, можно пожалеть, что значительная часть плодородной земли отходит под цепкий кустарник, почти неистребимый и повидимому бесполезный. Но мы видели, какую услугу оказывает он здешним жителям за отсутствием дровяного леса. Этого мало: тот самый колючий кустарник служит прекрасною защитой от горцев. Невысокий плетень, сделанный из него так, чтоб все тонкие ветви и иглы его выходили на внешнюю сторону, в состоянии удержать нападение хищников и обращается в неприступную для них крепость. Где именно, как не здесь, полезны такие дешевые укрепления, и где, как не здесь, грозен такого рода неискусный и легко отражаемый непреятель? Но возвращаюсь к прежнему.
Любопытно видеть, как производится топка этим материалом. Задумавши топить, вваливают кучу терновника, так что полкомнаты занимается им от верху до низу, при чем, разумеется, комнатная температура значительно понижается. Разведши потом огонь в печке с помощью сена или бурьяна, начинают втаскивать туда по ветке неуклюжее растение, пока наконец не истощится вся вваленная куча: труд, обходящийся не без боли!
Вслед за этим в печке начинается оглушительная трескотня, потому что на огне терновник шипит, свистит, трещит, быстро сгорая; пламя от него сильно жгучее; уголья, правда, остается мало, но печь быстро нагревается и не скоро остывает. Нужно согласиться, что это один из самых громоздких материалов для топлива; но что же делать в безлесных степях? Топить сеном или бурьяном, — еще хуже; навозный кирпич также имеет свои неудобства и составляет пока еще новинку для екатеринодарцев; торф, вероятно, в значительном количестве находится в прикубанских болотах, но о разработке его еще и не помышляют. А между тем в топливе, и при настоящих условиях екатеринодарской жизни, уже оказываются значительные затруднения. Зажиточные горожане, имеющие быков, могут запасаться терновником заблаговременно, летом или осенью; прочие скупают его на базарах, платя от 50 коп. до 1 руб. за воз. Но, с наступлением грязи, доставка такого громоздкого топлива становится слишком затруднительна. Незначительное по цене в начале осени, к зиме оно делается очень дорогим товаром, так что некоторые жители вынуждены бывают рубить собственные сады.
Но вот, после дождливой зимы, быстро налетает весна, и сумрачный Екатеринодар превращается в привлекательный оаз, который улыбается путнику, утомленному однообразием окрестных степей. Чуть пригрело солнце, и повеял южный ветер с гор, как живо начинают испаряться лужи; улицы сохнут; зеленая травка спешит показаться из трещин затвердевшей грязи. Обширная городская площадь покрывается муравчатым ковром; некрасивые постройки прячутся за ветки дерев; сады, растущие при каждом доме, заливают зеленью весь город. Особенно роскошна здешняя белая акация; она полюбила екатеринодарскую почву и растет стройными большими деревьями, в изобилии, наполняя воздух прекрасным запахом своих белых цветков. Кроме акации и тополя, сады состоят еще из плодовых растений: персиковых и абрикосовых дерев, яблони, груши, айвы, алычи, вишни. Местами разводят виноград, но в небольшом количестве, не имея в виду виноделия. Наконец местами, в садах и даже посреди улиц, еще уцелело несколько громадных дубов, остатков того дремучего леса, который некогда покрывал правый берег Кубани. Это, по истине «патриархи» растительного царства, гиганты в сравнении с окружающими их деревцами; простор дал волю сучьям их развеситься на широкий обхват, так что под ними может приютиться не одна хижина. Вообще растительность екатеринодарской почвы роскошна; но жаль, что жители не пользуются ею как следует, не занимаются правильным садоводством. Существует всего один, сколько-нибудь благоустроенный сад, который называется «войсковым», да и тот находится еще в младенчестве. Перебирая разнообразную его растительность, свойственную южной почве, ясно видишь, как здесь много дает природа, и как мало ценит ее дары человек. Но все же, и при настоящем положении екатеринодарского садоводства, роскошная зелень составляет лучшее украшение города. Любо глядеть, когда непригожие его постройки завесятся зеленью и цветками акации, а по улицам польются струи благоуханий. Гулял бы, без устали, но... настает новая беда. Беспощадные комары решительно портят все лучшие впечатления прогулок. Кубань и болота, которые сопутствуют ее течению, порождают их несметное множество. От них и в домах житья нет. Мало в этом случае помогают те сетки, которыми здесь закрываются окна: комар отыщет щелку, влетит в дверь. Притом же летние знойные дни производят духоту в комнатах; их надобно освежать на ночь; сидеть с запертыми дверьми и окнами невозможно; а впуская свежую струю воздуха, никак не убережешься от множества незваных комаров. С летним зноем здесь соединены еще лихорадки, неотвязчивые, изнурительные. Причина их также Кубань с своими гниющими болотами и камышами. После главного разлива реки, который происходит в начале лета от таянья снегов в горах, на низких берегах остаются лужи и озера, называемые здесь лиманами, которым предстоит испаряться от жаров и заражать воздух. От этого, в июле и августе по крайней мере треть городского населения переболеет лихорадкою; не бывает почти ни одного дома, где бы не томился больной; на улицах встречаешь желтыя, исхудалые лица... Но привычка и здесь берет свое: многие не обращают внимания на свою болезнь, едят и пьют, что попало; иной выздоравливает от дынь, другой от соленой рыбы, тот от квасу или водки. Не помогает хина — принимаются за ту пищу, которой особенно требует желудок, которой преимущественно хочется больному. Та лихорадка самая злая, говорят екатеринодарцы, которая ничего не хочет, то-есть отнимает у больного позыв поесть чего-нибудь через меру. За такой доморощеный метод лечения многие платятся тем, что лихорадка треплет их по полугоду, по году, и больше. Всякаго рода суеверных лечений между простым народом здесь можно собрать довольно; но особенно странен способ закидыванья лихорадки. Для этого обрезывают ногти, выстригают на голове волосы на-крест, завязывают все это в узелок с прибавлением какой-нибудь медной монеты, и бросают на улицу; бросившей должен спешить домой, не оглядываясь; кто поднимет узелок, тот, по верованию толпы, снимает с больного лихорадку и берет ее на себя. К зиме число больных уменьшается; но и в эту пору трудно уберечься. Вот, например, после сумрачных дней отрадно пригрело солнышко: как же устоять малороссу, чтобы не понежиться на тепле, не погреть брюха и спины? — а это между прочим легчайшее средство схватить лихорадку.
Комментариев нет:
Отправить комментарий