1-я часть
Канивецкий Н.Н.
На вершок от счастья
Краснодар, 1993г.
стр.154-156
За подкреплением
Стоя на крыльце, Иван Иванович Шлыков вынул кошелек, подал какую-то монету стоявшему перед ним человеку без шапки.
Сам Иван Иванович давно уже, со времени выхода в отставку, состоял агентом «Второго непрогорающего страхового общества». Иван Иванович вообще был благодушный человек, а сегодня находился в особенном благодушии. У него сегодня было два клиента. Дело в
том, что, страхуя жизнь своих клиентов, он, помимо материальных интересов, испытывал всегда особое удовольствие. Это удовольствие можно сравнить с ощущениями любителя-рыболова. Взгляд, сосредоточенный на поплавке, замер. На лице — томительное ожидание.
Не клюет. Не клюет час, два. Вруг плолавок задрожал, блеснула леска, и возле счастливого рыбака трепещет на берегу серебристая рыбка...
То же испытывал и Иван Иванович, когда к нему являлся страхователь. Целыми днями и неделями искал и ждал он клиента. Вдруг являлась «рыбка». Нужно было видеть, как он усаживал «рыбку», угощал папиросами, одобрял благородные побуждения обеспечить жену,
семью, приводил разительные примеры счастливых смертных случаев и прочее. И не одни материальные интересы руководили Иваном Ивановичем, человеком, сравнительно хорошо материально обеспеченным.
Нет, это был своего рода спорт. Обыкновенно, после удачной страховки, вечером он шел в клуб и совершенно равнодушно сообщал своему конкуренту агенту «Общества не на живот, а на смерть»:
— Устал же я сегодня, Терентий Кондратьевич.
— А что? — настораживался соперник.
— Как что? Помилуйте... Целый день все страховал. Просто пообедать не дают...
Хотя соперник и отвечал равнодушным тоном: «Что же делать, Иван Иванович... такова уж наша обязанность», тем не менее Иван Иванович знал, что происходит в душе конкурента...
Долголетняя страховая практика сделала то, что при встречах он смотрел на каждого человека и в уме моментально возникал вопрос: может ли данный субъект подлежать страхованию или не может. Вот и теперь перед ним у крыльца стоял человек без шапки. Глядя на его изнуренное лихорадкой лицо, Иван Иванович сразу решил, что этот человек страхованию подлежать не может, ибо не жилец на свете, и подобная страховка представляла бы для «Непрогорающего общества» чистейший убыток.
— На, получай поденные, — сказал Иван Иванович.
— Спасыби, пану, — проговорил человек без шапки.
— А много осталось еще винограду откопать?
— Зосталось так... с пивдесятины...
— Ну, приходи завтра — докончи!
— Добре... Я хотив щось прохаты вашои милости...
— Что тебе?
— Дуже я нездужаю. Як бы и зовсим Не вмерти. Таке трясця, и непривиди Господи. Так хотив прохаты ...напишить, будьте ласковы, мени листы до дому... Бо я видколы, як отписував...
Ивану Ивановичу стало жалко человека без шапки.
— Что ж, зайди — напишу...
— Спасыби!
(продолжение следует)
=======================
2-я часть
Канивецкий Н.Н.
На вершок от счастья
Краснодар, 1993г.
стр.156-157
За подкреплением
Когда они вошли в кабинет, Иван Иванович сел за письменный стол и, обретясь к своему гостю, спросил:
— Как звать-то?
— Кого?
— Кого? Да тебя...
— Хома Чабак.
— Как?
— Хома Чабак, кажу...
— Прекрасно! Чабак так Чабак, Хома так Хома, — говорил Иван Иванович, доставая бумагу и конверты.
Надо сказать, что на столе Ивана Ивановича не было ни одного клочка бумаги, на котором не красовался бы печатный бланк «Второе непрогорающее общество. Запасный капитал 2000000 рублей». Взявши один из таких листов, Иван Иванович вынул из кармана пенсне и,
надев его на нос, спросил:
— Кому писать-то будешь?
— Батьку та неньци...
— А что писать-то?
— Та пишить, що усе слава Богу... Жинка вмерла у хвеврали, а дитына у марта прикончилася. У меня лихорадка здорова. Як зачнетця косовиця, то, як що справлюсь, грошей хочу до дому послати. Кланяюсь батьку и неньци низенько, у ноги и просю их отцовского благословения. Ще просю, щоб кланялись — Степану Старченкови та куми Хведосии Коловоротний... — Чабак вздохнул. —
Та ще тому товариству, хто спомйна про Хому Чабака... Та що усе — слава Богу... Та...
— Ну, постой! Я сейчас напишу и прочту тебе, — перебил Иван Иванович, видя, что опять начинается «усе слава Богу».
Письмо было начато на большом постовом листе, наверху которого крупным шрифтом было напечатано «Непрогорающее страховое общество. 2000000 рублей».
Иван Иванович начал: «Многоуважаемые родители...»
— Да как родителей-то зовут?
— Батько та мати...
— Знаю я это и без тебя, да ведь, полагаю, каждый-то родитель имя-то имеет — крещеные люди-то...
— А як же — звистно, хрещены... Як то можно, щоб не хрещены?..
— Хрещены, хрещены... Да твоих-то как звать?
— Батьке звуть Кирилле...
— А по отчеству?
— По отечеству... Це вы пытаете, як дида звали...
— Ну да!
— Дид був Трохим...
— Ну, стало быть — Кирилл Трофимович... А мать?
— Мати — Мокрина, а по отчеству Гнатовна...
— Ну, вот, значит, Мокрина Игнатьевна...
— Виходить, що так и е — Мокрина Гнатовна...
(продолжение следует)
========================================
3-я часть
Канивецкий Н.Н.
На вершок от счастья
Краснодар, 1993г.
стр.157-159
За подкреплением
Агент начал писать:
«Многоуважаемые родители — Кирилл Трофимович и Мокрина Игнатьевна! Сим имею честь всепокорнейше до-вести до вашего сведения, что дела мои обстоят, слава Богу, в надлежащем порядке и совершеннейшем спокойствии. К прискорбию, должен сообщить вашему родительскому любящему сердцу, что волею Божиею любезная супруга моя...»
Иван Иванович остановился писать.
— А как жену-то звали?
— Химка!
— Химка? Что ж это за имя?
— Та пишить, ваша милость, Химка! Усе село звало, що вона Химка. Як була Химкой, так Химкой и вмерла...
— Ну, Химка так Химка... А ребенка как звали?
— Воно було тильки при отечестве...
— Как при одном отечестве?
— А я ж був йи один батько — ну и выходить при одном отечестве...
— А имя?
— Имя не було, бо воно вмерло нехрещене... Тоди грошей на христины не було...
— Ну, отлично! Теперь, что я написал? Да — любезная супруга моя Химка в феврале, а ребенок в марте текущего года волею судеб отошли на лоно Авраамово... Да постой, — остановился Иван Иванович. — Они у тебя застрахованы не были?
— Хто?
— Да жена и ребенок.
— Я Це не втямлю, що вы балакаете.
— Премии... то есть денег ты после их смерти не получал?
— Видкиля?.. Хм! Скажить, пожалуйста, що надумали? Гроши получать... Як бы ни добры люди, то и поховать було б ни на що...
— Напрасно, напрасно, — больше по привычке говорил Иван Иванович. — Да, что я написал!.. Лоно Авраамово...
«Сам я, — продолжал писать он, — чувствую себя недостаточно здоровым, но при открытии полевых работ, а в особенности косовицы, надеюсь поправиться и послать вам денег на поддержание вашей скромной старости. Прошу засвидетельствовать мое почтение куму
моему многоуважаемому Степану...»
Иван Иванович остановился.
— Гм! Неловко писать — одно Степану... Как его отца звали?
— Цего я не видаю, бо я був ще маленький, «к вмер його батько... Вин, як пишов чумаковати...
— Ну, хорошо, — перебил агент, — а кумы-то отца как звали?
— Чого звали? Вин и доси живый. Там ще такий, хочь куда вгодно. И вмираты не збираетця...
— Ну, как зовут-то?
— Охримом. Ще шевьскою смолою кликають...
— Охрим, Охрим! Это что же — Ефрем значит?
— Выходить — що так... А про шевьску смолу не пишить, бо вин дуже сердитця...
— Да, так на чем мы остановились — Степану. Да, да!
«Степану Старченко и многоуважаемой куме Феодосии Ефремовой Коловоротний, а также тем из моих друзей, которые сохранили обо мне благодарное воспоминание». — Ну, кажется, все.
(продолжение следует)
========================================
4-я часть
Канивецкий Н.Н.
На вершок от счастья
Краснодар, 1993г.
стр.157-159
За подкреплением
— Ще просю, вашей милости, доповнити... Тилько що впомянув... Е тутечка старый батькивский сусид... Свирид Мазниця... Вин у ночи лавки стереже... Звистно — стариковское дило... Ще вид Криму якось зостався... Дуже прохав кланятця, як що до дому писатему...
— Ну, хорошо — Мазница так Мазница, — и Иван Иванович добавил: «Еще шлет вам свой привет заведующий ночным наблюдением за здешними магазинами заслуженный воин — Свирид Мазница». Ну, больше ничего?
— Та це и усе.
— Ну, теперь подпишемся, — сказал Иван Иванович и по привычке подписал «Агент Фома Чабак».
Затем, взяв конверт с бланком страхового общества, он вложил письмо, заклеил и спросил:
— Адрес?
— Що?
— Куда писать-то?
— Полтавську губернию.
— А уезд?
— Пирятинский.
— А село?
— Закрученне.
— Ну, хорошо... Теперь, так и быть, наклею я тебе марку и пошлю завтра со своей почтой, — говорил Иван Иванович, надписывая конверт, — твоему родителю — милостивому государю Кириллу Трофимовичу Чабаку.
— Спасиби вам, добродию, — кланялся в пояс Чабак.— Нехай пошли вам Мати Пречистая...
— Не за что, не за что, — в свою очередь кланялся Иван Иванович, сам растроганный своим добрым поступком. — Приходи же завтра виноград откапывать!
— Безотминно, добродию.
Чабак ушел.
2
Письмо было получено. Долго старый Чабак вертел его в руках, наконец решил, что необходимо «итти у шинок, нехай хто-небудь прочита».
На завалинке шинка сидели два друга: звонарь Пилип Копытченко и отставной солдат Наум Бургий. Пилип строгал палочку, а Наум выводил кийком узоры по пыли. Сбоку росла высокая верба и покрывала своею тенью обоих приятелей. Вечерело. Легкая дрема охватывала собеседников. В это время к ним подошел старый Чабак.
— Здорови були, дядьки! — сняв шапку, обратился он к приятелям.
— Здоров, Чабак! Видкиля це ты?
— Та прийшов до вас порады прохати...
— Якои ще тоби порады?
— Аж ось прийшли листы вид сына... Хомы... з Кубани... Хотив, щоб хто-небудь прочитав, що тутечка надрюковано...
— Що ж и прочтемо, — сказал Бугрий.
— Я и могарычу поставлю...
— Що ж и то выпьемо.
— Так ось — подивиться, — сказал Чабак и подал письмо Бугрию.
Во все время этого разговора Пилип продолжал строгать палочку, предоставив все своему другу Бугрию.
Последний, осмотрев конверт, сказал:
— Хм!. Це штука! Треба конверту рваты...
— Та рвить соби на добре здоровья, як то треба...
(продолжение следует)
Канивецкий Н.Н.
На вершок от счастья
Краснодар, 1993г.
стр.154-156
За подкреплением
Стоя на крыльце, Иван Иванович Шлыков вынул кошелек, подал какую-то монету стоявшему перед ним человеку без шапки.
Сам Иван Иванович давно уже, со времени выхода в отставку, состоял агентом «Второго непрогорающего страхового общества». Иван Иванович вообще был благодушный человек, а сегодня находился в особенном благодушии. У него сегодня было два клиента. Дело в
том, что, страхуя жизнь своих клиентов, он, помимо материальных интересов, испытывал всегда особое удовольствие. Это удовольствие можно сравнить с ощущениями любителя-рыболова. Взгляд, сосредоточенный на поплавке, замер. На лице — томительное ожидание.
Не клюет. Не клюет час, два. Вруг плолавок задрожал, блеснула леска, и возле счастливого рыбака трепещет на берегу серебристая рыбка...
То же испытывал и Иван Иванович, когда к нему являлся страхователь. Целыми днями и неделями искал и ждал он клиента. Вдруг являлась «рыбка». Нужно было видеть, как он усаживал «рыбку», угощал папиросами, одобрял благородные побуждения обеспечить жену,
семью, приводил разительные примеры счастливых смертных случаев и прочее. И не одни материальные интересы руководили Иваном Ивановичем, человеком, сравнительно хорошо материально обеспеченным.
Нет, это был своего рода спорт. Обыкновенно, после удачной страховки, вечером он шел в клуб и совершенно равнодушно сообщал своему конкуренту агенту «Общества не на живот, а на смерть»:
— Устал же я сегодня, Терентий Кондратьевич.
— А что? — настораживался соперник.
— Как что? Помилуйте... Целый день все страховал. Просто пообедать не дают...
Хотя соперник и отвечал равнодушным тоном: «Что же делать, Иван Иванович... такова уж наша обязанность», тем не менее Иван Иванович знал, что происходит в душе конкурента...
Долголетняя страховая практика сделала то, что при встречах он смотрел на каждого человека и в уме моментально возникал вопрос: может ли данный субъект подлежать страхованию или не может. Вот и теперь перед ним у крыльца стоял человек без шапки. Глядя на его изнуренное лихорадкой лицо, Иван Иванович сразу решил, что этот человек страхованию подлежать не может, ибо не жилец на свете, и подобная страховка представляла бы для «Непрогорающего общества» чистейший убыток.
— На, получай поденные, — сказал Иван Иванович.
— Спасыби, пану, — проговорил человек без шапки.
— А много осталось еще винограду откопать?
— Зосталось так... с пивдесятины...
— Ну, приходи завтра — докончи!
— Добре... Я хотив щось прохаты вашои милости...
— Что тебе?
— Дуже я нездужаю. Як бы и зовсим Не вмерти. Таке трясця, и непривиди Господи. Так хотив прохаты ...напишить, будьте ласковы, мени листы до дому... Бо я видколы, як отписував...
Ивану Ивановичу стало жалко человека без шапки.
— Что ж, зайди — напишу...
— Спасыби!
(продолжение следует)
=======================
2-я часть
Канивецкий Н.Н.
На вершок от счастья
Краснодар, 1993г.
стр.156-157
За подкреплением
Когда они вошли в кабинет, Иван Иванович сел за письменный стол и, обретясь к своему гостю, спросил:
— Как звать-то?
— Кого?
— Кого? Да тебя...
— Хома Чабак.
— Как?
— Хома Чабак, кажу...
— Прекрасно! Чабак так Чабак, Хома так Хома, — говорил Иван Иванович, доставая бумагу и конверты.
Надо сказать, что на столе Ивана Ивановича не было ни одного клочка бумаги, на котором не красовался бы печатный бланк «Второе непрогорающее общество. Запасный капитал 2000000 рублей». Взявши один из таких листов, Иван Иванович вынул из кармана пенсне и,
надев его на нос, спросил:
— Кому писать-то будешь?
— Батьку та неньци...
— А что писать-то?
— Та пишить, що усе слава Богу... Жинка вмерла у хвеврали, а дитына у марта прикончилася. У меня лихорадка здорова. Як зачнетця косовиця, то, як що справлюсь, грошей хочу до дому послати. Кланяюсь батьку и неньци низенько, у ноги и просю их отцовского благословения. Ще просю, щоб кланялись — Степану Старченкови та куми Хведосии Коловоротний... — Чабак вздохнул. —
Та ще тому товариству, хто спомйна про Хому Чабака... Та що усе — слава Богу... Та...
— Ну, постой! Я сейчас напишу и прочту тебе, — перебил Иван Иванович, видя, что опять начинается «усе слава Богу».
Письмо было начато на большом постовом листе, наверху которого крупным шрифтом было напечатано «Непрогорающее страховое общество. 2000000 рублей».
Иван Иванович начал: «Многоуважаемые родители...»
— Да как родителей-то зовут?
— Батько та мати...
— Знаю я это и без тебя, да ведь, полагаю, каждый-то родитель имя-то имеет — крещеные люди-то...
— А як же — звистно, хрещены... Як то можно, щоб не хрещены?..
— Хрещены, хрещены... Да твоих-то как звать?
— Батьке звуть Кирилле...
— А по отчеству?
— По отечеству... Це вы пытаете, як дида звали...
— Ну да!
— Дид був Трохим...
— Ну, стало быть — Кирилл Трофимович... А мать?
— Мати — Мокрина, а по отчеству Гнатовна...
— Ну, вот, значит, Мокрина Игнатьевна...
— Виходить, що так и е — Мокрина Гнатовна...
(продолжение следует)
========================================
3-я часть
Канивецкий Н.Н.
На вершок от счастья
Краснодар, 1993г.
стр.157-159
За подкреплением
Агент начал писать:
«Многоуважаемые родители — Кирилл Трофимович и Мокрина Игнатьевна! Сим имею честь всепокорнейше до-вести до вашего сведения, что дела мои обстоят, слава Богу, в надлежащем порядке и совершеннейшем спокойствии. К прискорбию, должен сообщить вашему родительскому любящему сердцу, что волею Божиею любезная супруга моя...»
Иван Иванович остановился писать.
— А как жену-то звали?
— Химка!
— Химка? Что ж это за имя?
— Та пишить, ваша милость, Химка! Усе село звало, що вона Химка. Як була Химкой, так Химкой и вмерла...
— Ну, Химка так Химка... А ребенка как звали?
— Воно було тильки при отечестве...
— Как при одном отечестве?
— А я ж був йи один батько — ну и выходить при одном отечестве...
— А имя?
— Имя не було, бо воно вмерло нехрещене... Тоди грошей на христины не було...
— Ну, отлично! Теперь, что я написал? Да — любезная супруга моя Химка в феврале, а ребенок в марте текущего года волею судеб отошли на лоно Авраамово... Да постой, — остановился Иван Иванович. — Они у тебя застрахованы не были?
— Хто?
— Да жена и ребенок.
— Я Це не втямлю, що вы балакаете.
— Премии... то есть денег ты после их смерти не получал?
— Видкиля?.. Хм! Скажить, пожалуйста, що надумали? Гроши получать... Як бы ни добры люди, то и поховать було б ни на що...
— Напрасно, напрасно, — больше по привычке говорил Иван Иванович. — Да, что я написал!.. Лоно Авраамово...
«Сам я, — продолжал писать он, — чувствую себя недостаточно здоровым, но при открытии полевых работ, а в особенности косовицы, надеюсь поправиться и послать вам денег на поддержание вашей скромной старости. Прошу засвидетельствовать мое почтение куму
моему многоуважаемому Степану...»
Иван Иванович остановился.
— Гм! Неловко писать — одно Степану... Как его отца звали?
— Цего я не видаю, бо я був ще маленький, «к вмер його батько... Вин, як пишов чумаковати...
— Ну, хорошо, — перебил агент, — а кумы-то отца как звали?
— Чого звали? Вин и доси живый. Там ще такий, хочь куда вгодно. И вмираты не збираетця...
— Ну, как зовут-то?
— Охримом. Ще шевьскою смолою кликають...
— Охрим, Охрим! Это что же — Ефрем значит?
— Выходить — що так... А про шевьску смолу не пишить, бо вин дуже сердитця...
— Да, так на чем мы остановились — Степану. Да, да!
«Степану Старченко и многоуважаемой куме Феодосии Ефремовой Коловоротний, а также тем из моих друзей, которые сохранили обо мне благодарное воспоминание». — Ну, кажется, все.
(продолжение следует)
========================================
4-я часть
Канивецкий Н.Н.
На вершок от счастья
Краснодар, 1993г.
стр.157-159
За подкреплением
— Ще просю, вашей милости, доповнити... Тилько що впомянув... Е тутечка старый батькивский сусид... Свирид Мазниця... Вин у ночи лавки стереже... Звистно — стариковское дило... Ще вид Криму якось зостався... Дуже прохав кланятця, як що до дому писатему...
— Ну, хорошо — Мазница так Мазница, — и Иван Иванович добавил: «Еще шлет вам свой привет заведующий ночным наблюдением за здешними магазинами заслуженный воин — Свирид Мазница». Ну, больше ничего?
— Та це и усе.
— Ну, теперь подпишемся, — сказал Иван Иванович и по привычке подписал «Агент Фома Чабак».
Затем, взяв конверт с бланком страхового общества, он вложил письмо, заклеил и спросил:
— Адрес?
— Що?
— Куда писать-то?
— Полтавську губернию.
— А уезд?
— Пирятинский.
— А село?
— Закрученне.
— Ну, хорошо... Теперь, так и быть, наклею я тебе марку и пошлю завтра со своей почтой, — говорил Иван Иванович, надписывая конверт, — твоему родителю — милостивому государю Кириллу Трофимовичу Чабаку.
— Спасиби вам, добродию, — кланялся в пояс Чабак.— Нехай пошли вам Мати Пречистая...
— Не за что, не за что, — в свою очередь кланялся Иван Иванович, сам растроганный своим добрым поступком. — Приходи же завтра виноград откапывать!
— Безотминно, добродию.
Чабак ушел.
2
Письмо было получено. Долго старый Чабак вертел его в руках, наконец решил, что необходимо «итти у шинок, нехай хто-небудь прочита».
На завалинке шинка сидели два друга: звонарь Пилип Копытченко и отставной солдат Наум Бургий. Пилип строгал палочку, а Наум выводил кийком узоры по пыли. Сбоку росла высокая верба и покрывала своею тенью обоих приятелей. Вечерело. Легкая дрема охватывала собеседников. В это время к ним подошел старый Чабак.
— Здорови були, дядьки! — сняв шапку, обратился он к приятелям.
— Здоров, Чабак! Видкиля це ты?
— Та прийшов до вас порады прохати...
— Якои ще тоби порады?
— Аж ось прийшли листы вид сына... Хомы... з Кубани... Хотив, щоб хто-небудь прочитав, що тутечка надрюковано...
— Що ж и прочтемо, — сказал Бугрий.
— Я и могарычу поставлю...
— Що ж и то выпьемо.
— Так ось — подивиться, — сказал Чабак и подал письмо Бугрию.
Во все время этого разговора Пилип продолжал строгать палочку, предоставив все своему другу Бугрию.
Последний, осмотрев конверт, сказал:
— Хм!. Це штука! Треба конверту рваты...
— Та рвить соби на добре здоровья, як то треба...
(продолжение следует)
Комментариев нет:
Отправить комментарий