журнал «Вольное казачество»
1930г.
51-й номер
стр.19
Без „клюквы“ ни в одном фильме не обходятся. Придерживаются, придерживаются действительности, а потом как прорвутся, так всем чертям на удивление.
Изображается, например, аульный праздник ночью но случаю победы, одержанной Шамилем над русскими войсками. Лезгинка идет на полный ход. Не будем говорить о том, что танцы проходят с какими то фантастическими факелами — говорят, так нужно для европейского зрителя, — но вот беда, что танцоры то взяты из одного русского кор-де-балета, не имеющие и понятия о лезгинке. Одели этих молодчиков вместо черкесок в какие то поповские подрясники, натянули на ноги чобанские постолы, и по команде одной балерины началось выкаблучивание. Среди казаков гомерический хохот; не злость, нет, а именно хохот!
— Неужели на Кавказе так танцуют лезгинку?
— Что вы, помилуйте, это же чистейшая фантазия!
— Почему же вы не скажете главному режиссеру?
— Уже говорили, да толку то мало!
— Удивительно! А ведь публика будет смотреть и выносить превратное понятие о национальном кавказском танце! Печально!
— Да, очень печально! Такой хороший танец превратили в шабаш на Лысой горе!
— Нет! Это пляска чертей в голодную пятницу!
Сцена кончилась. На несколько минут все свободны. Премьер-артист кричит одному кубанцу:
— А ну-ка, Ваня, покажи, как танцуют лезгинку!
Заиграла музыка, захлопали ладоши, засверкали кинжалы.
Казак с тонкой, туго перетянутой сыромятным поясом талией, закружился, как вихрь, изображая своими движениями полет орла.
Американская артистка не выдерживает и, врываясь в круг, присоединяется к танцу.
Свисток режиссера нарушает истинное, неподдельное веселье. Артисты расходятся по своим местам. Казак-танцор получает бутылку коньяку.