2-я часть
Литовченко Е. З.
Горы закубанские
1926 год
II.
Ты, Кубань, ты — наша родина,
Вековой наш богатырь ...
(Офіцерська кубанська)
Йихалы плавнэю. Над дорогою щильно звысають росяни вэрбф. Головы прыхыляй. Дула чэркають об гилля. Линэйка тыхэнько посуваеться напэрэд.
Нич сторожко слуха.
— Та нихто нэ заплачэ
По билому тилу, по бурлацькому... —
долэтило тыхою луною з того боку. Голова гаряча. Плавня широка· Пахнэ солодарэм. И тисно так на дорози. И мулько так на линэйци. А вэрбы нэначэ навмыснэ схыляються, дряпають, давлять...
Колы-ж вона мыла була оця плавня розлога?.. A-а... Так и е... Це було тоди, в-осэны. Малэнькым хлопчыком вин прыиздыв из батьком сюды по хворост. Вэрбы так само звысалы над дорогою своимы волохатымы рукамы-гиллямы и так потыхэньку торкалысь, як вин произдыв попид нымы, начэ мамыни рукы обнималы.
А як стояв на насыпу над водою, над Обризною, — думав про вэлэтив.
И до нэстямы хотилось буты такым вэлэтом-запорожцем (як у якийсь кныжци), от-бы скочыв на коня та й поихав плавнямы-стэпамы, поихав, поихав... и ниякого горя ни в чому нэ знав: хоч-бы з якой биды, вынэсэ кинь...
Стояв Максымко над Обризною, далэко плавнямы жалибно так кулыкы щось крычалы и щось солодкэ-сумнэ смоктало Максымка за сэрце...
А чого то папаня тоди так знэпокоилыся? Э, ось воно що. Так и е. Конэй попуталы воны тоди у глыбокий гущави, виз дэсь пирнув у вэрбовим гилли, сокырою цюкалы так обэрэжно, що й нэ давалы спивать йи.
Прыкро було. Максымко любив, як сокырка спивала. Папаня чогось начэ злякалысь, мишок и сокыру в кущи.
И Максымкови страшно було. Стало якось тоди тыхо-тыхо. Так, так.
Хворост воны кралы (тилькы тэпэр зрозумив)... Эх, биднисть проклята!..
Линэйка лэдвэ просувалась. Зашарудило дэсь збоку. Кони шарахнулысь у бик и уткнулысь у другу стину: тэрэн, ожиннык, свыдына. Сталы стрилять.
Никого. Йидуть. Штаб на тим боци. Понад кручэю дорога пишла.
Блыснэ лоно широкэ на мыть, бо сторч у ерок линэйка прожогом лэтыть.
Знов йидуть тыхо. Широко-широко вода розлылася.
Максым у одний сорочци. Босый. Брыль на йому. Росяно. А голова гаряча. Колы-б мисяць зайшов. Эх, колы-б мисяць зайшов!
А мисяць грае сриблом по води, огнямы пэрэлывае.
Пэрэправа вэрстов чэрэз дви. Там зараз и штаб. Там и смэрть. Нэ помылують, собакы. Эх, якбы мисяць зайшов!.. Дорога йдэ зо два аршины од кручи. Зараз знов ерок. Линэйка покотыться прудко. Вэрбы густиши.
Нихто його нэ дэржить, уси од гилок нахыляються. Ерок. Линэйку хытнуло.
Напруживсь Максым.
Човгнуло об вэрбы — чув.
Захололо у грудях — чув.
Дух забыло — чув.
Ударывсь об воду. Пирнув. Пролиз трохы дном. Дали нэ сыла-дыхаты
ничым. Вырны — смэрть.
А може ще й ни?
Вырнув. (Доли николы нэ знаеш). Плывэ корчак.
Тэпэрь стриляйтэ.
А там уже лютують. Покы их кони выносылы з ерка, покы отямылысь
там, покы шукалы прогалыну в вэрбах, Максым уже був далэчэнько.
Одниею рукою упьявся в корчак, а другою правыть, грэбэ, загрибае, на
той бик простуе. Чок! — биля його куля у воду. Трись! — друга впылась у корчак.
Вода нэсэ швыдко.
Максым загрибае.
Максым правыть.
На мисяць хмарка набигла.
Ось уже чуе, як хлюпае хвыля в бэрэг. Тут нызько. Ось-ось. Кинэць.
Вылиз. Хмарка сплывае. Знов мисячно стало.
Тэпэр свиты.
Полиз кущамы. Вылиз на насып. Пыльно на той бик.
Тым стрилять вже набрыдло по-пустому. Посидалы. Линэйка шпарко покотылася до пэрэправы. Трэба скорише. Бигом кынувся Максым гэть од пэрэправы.
— Хррр-кххх!..
Як укопаный. Зразу думка — глыбше в кущи. Вдывляеться.
Коняка. Оглядивсь. Пидлиз. Пасэться и никого. Розпутав.
Пэрэкынув ногу. Майнув. Аж витром у вухах.
Одбиг вэрстов зо тры.
Поридшалы лозы.
Пустыв коняку. До бэрэга сходыть. Тыхо. Став мисяць заходыть.
Ось-ось заховаеться. Тэмние.
Тут тилькы час прогаеш.
Шукатымуть на цим боци.
Прыпав до зэмли.
Тыхо.
Оглядився пыльно. Никого. З воды холодком потягнуло.
Куды-ж його. Тут шукатымуть. На тим бици розъизд спиткаеш. Пропав.
Э, та абы нэ сыдячого татары вкралы.
Потыхэньку полиз у воду.
Стало тэплише в води. ·
Майнув на той бик.
Он до тиеи вылазкы доплыву и в кущи. А там стэжкамы до Чорной балкы, там у сонячныках пэрэсыжу, — тилькы-б до дида Мыколы якось
добрэсты.
Эх, и плывты-ж добрэ. Вода нэ холодна, а голова и доси гаряча.
Рукы мирно грэбуть пид водою. Зридка ногою ударыть лэгэнько.
А мисяць зайшов.
Колы-б ище вылазкы нэ загубыть, — бэрэг крутый там, нэ вылизэш так.
Ось и зовсим стэмнило. Вылазка зныкла з очэй. Бэрэг—чорна вэлыка гора.
Поплыв навмання.
Вона дэсь отам. Ось тилькы однэсэ водою, трохы наддам рукамы, якраз
на нэи и выйду.
А вода односыть, односыть.
Ось уже и круча.
А дэ-ж вылазка!?
Максымови волосся знялося. Очмарив вин.
Круча стояла нимою стиною.
Пальци угрузлы в мокру глыну.
Пид ным—глыбочинь. Над ным—чорна нима стина.
А ну дали.
Що дали плыв Максым, рукы слабше робылы. Тило чогось стало важкэ, и тягнэ-тягнэ на дно.
А вылазкы так и нэма.
Максымови трудно грэбты.
Одразу щось нэдалэко вэлыкэ нэмов застогнало, зашумило и важко
звалылось на воду. Кынулысь брызкы тикаты, укрылы Максымови голову,
хвыля його загойдала.
Тут падае круча!.. — жахлыва здогадка. Назад. На той бик... Ни. Нэ
доплыву: на быстрий води нэ вправлюсь.
Утопыть.
Ще нэдавно вода була такэ щастя, а тэпэр холодна, вэлыка, страшна сыла.
Поплыв назад понад кручэю. Сховае круча пид собою, затэ нияка собака мучыть нэ будэ.
Плывэ. Лэдвэ плывэ...
Хтось на тим боци вэлыкэ огныще запалыв. Свитло посунуло тэмряву з кручи у лис.
Он вона, вылазка!
Э, та в Максыма ще он яка сыла! Раз-раз, рукамы, ногамы, спыною, головою.
Плывэ Максым.
Вылазка.
Ухопывся за стовпчык, дэ байды прывьязують. Вылиз, та тут такы и лиг.
Оце втомывся...
Дыхае важко.
Тило всэ якось опало. На мокрим писку розпласталось.
Чуе Максым, що живый, и стало так радисно, затышно.
И вода така мыла, хороша. И круча така ласкава. А мокрый писок мьякый, як пэрына. Тыхо...
— Дывыся, трэклята тоби товаряка, ач, аж куды забрэла.
—...Э, та йи якыйсь сукын сын розпутав. Чортова-ж и чэркэсня, нэ доглянь, так и вкрадуть, — сэрдыться на тим боци дядэчко за конячыну.
Трэба-ж иты. Скоро и свит. Люды ходять.
Шкода якось було кыдать и ричкы. Там у кущах шелэсты знову... смэрть...
Дэсь гомонять.
Выдряпавсь швыдко. Стэжку надыбав. Пишов.
А як сонце стояло уже высочэнько и сыдив Максым у сонячныках, былы в дви плити Марийку. Офицеры знущалысь, глузувалы. А потим йи однэслы в околодок...
Прыихав якыйсь бэзусый гэнэрал.
— Господа старыкы. Росия должна быть йидиная нэдилимая. Правыльно я говорю?
— Так тошно, ваше прэисходи-ство, — кывають сыви головы, а животы з чэкмэнив чэрэз пояс звысають. Всэ багачи. Гласни. Хытри дядькы. И дид Юмен гласный, з бидноты, так вин аж позаду сыдыть. Ще добрэ нэ знають, куды воно йдэться, а може и на краще. Вин хоч и поганэнькый якыйсь, а всэ-ж гэнэрал. Каже: «господа старыкы, o!» И Юмен, дид Юмен — господын старык. Може и на краще. Тилькы ото и нэ до ладу: «каже, що армия добровольна, ну, а як добровольна, так нащо-ж ты, сукын ты сыну, обэлизуеш, пьять прысяг?!»
Хто його зна.
Ну, а всэ-ж такы краще. Сыла — станычный сход, нэ то, що ти митынгы босяцьки. Эт-же чортова пролэтария! Горшечныкив Карпо. И така гныда.
Моклыця. Гыдко скипкамы взять, а туды-ж: «таваришши, вы всицело пагибнити, гарнизуйтэсь». Ач, яка! Ривняться. Подружилася свыня з пастухом, аж покы той хлабустыною нэ пэрэтягнэ. Ач, ривняться. Та я тэбэ, сукыного сына... И дид Юмен радый згадать, як былы Карпа. Былы плиттямы вже упьятэ, уже и нэ крычав. Мабуть, уже дэсь и гыгнув у Карси...
Згадав дид Юмен пэрший дэнь, як увийшлы у станыцю: прывэлы трьох хлопьят у пидштаныках, пидштаныкы чысто в крови вси. Сами - ж ище диты. Ну и куды вас нэсло, слободы шукать, ариськи ваши нэвиры!.. Былы их штонпилямы. Крычать, аж душа болыть...
Чогось засмоктало Юменови, чогось изгадалось, як раз отаман «дураком» назвав, удругэ в зубы дав. Та й... якый вин у бисовой души гласный!
Крычы тилькы и знай — «согласни», «нэсогласни», а чого тилькы Гарнага захочэ, тэ й будэ. В правах собака, ахвыцерськый батько, та куды там, — одын сын пип, другый ище якыйсь пан, у самого жинку паралич розбыла, по ночах у викно Хивря лазыть... Зачэпы такого, вик клопоту нэ оббэрэшся, — раз права знае, що ты йому.
И поснувалысь думкы.
Он у Гедзя своя молотарка, а що косарок — так аж тры. Сиялкы. Громадилкы. Букэри. Розживсь на попивський арэнди. Два вэнбари хлиба трищать. А тут на одному паи (пай — у сэрэдньому 4—6 дэсятын на чоловика, з 17-ты рокив) цилый вик. Зипнысь. А стало два, справляй сына: коня и до коня, и бурку, и чэркэску, и чорну, и сиру...
Коня збракувалы. Другого купыв. Тяглы из самого — то за тыжньову, то ще за якогось чорта цилый вик. А два годы хлиб нэ вродыв, чы хто допомиг?
Багачня та проклята хлиб погноила, а нэ допросышся, чэрвы нэсыти!..
Так от и Юмен... в постолах. Чы нэ на смих його и гласным обралы!..
И ти булы — горэ. А ци заступылы, то й двое. Ти хоч по бидных нэ лазылы хатах. А ци, так було синця стижок коровьяци, так их цилый звод як стало, то за нич тилькы цурпалля осталось. А в Гедзя дви клуни, та, сукын-же сын, и обэрэмка нэ дав.
До двору дийшов, аж Марийку вэзуть. Горшечнычка, маты Карпова, пособляе.
Ач, пролитария, купы дэржиться.
А мы так ни в сых, ни в тых, — «хто йдэ нэ мынэ, за боридку вщипнэ»...
Забэвкав дзвин по пьять раз. Пьять прысяг трэбують у «добровольци».
(продолжение следует)
Литовченко Е. З.
Горы закубанские
1926 год
II.
Ты, Кубань, ты — наша родина,
Вековой наш богатырь ...
(Офіцерська кубанська)
Йихалы плавнэю. Над дорогою щильно звысають росяни вэрбф. Головы прыхыляй. Дула чэркають об гилля. Линэйка тыхэнько посуваеться напэрэд.
Нич сторожко слуха.
— Та нихто нэ заплачэ
По билому тилу, по бурлацькому... —
долэтило тыхою луною з того боку. Голова гаряча. Плавня широка· Пахнэ солодарэм. И тисно так на дорози. И мулько так на линэйци. А вэрбы нэначэ навмыснэ схыляються, дряпають, давлять...
Колы-ж вона мыла була оця плавня розлога?.. A-а... Так и е... Це було тоди, в-осэны. Малэнькым хлопчыком вин прыиздыв из батьком сюды по хворост. Вэрбы так само звысалы над дорогою своимы волохатымы рукамы-гиллямы и так потыхэньку торкалысь, як вин произдыв попид нымы, начэ мамыни рукы обнималы.
А як стояв на насыпу над водою, над Обризною, — думав про вэлэтив.
И до нэстямы хотилось буты такым вэлэтом-запорожцем (як у якийсь кныжци), от-бы скочыв на коня та й поихав плавнямы-стэпамы, поихав, поихав... и ниякого горя ни в чому нэ знав: хоч-бы з якой биды, вынэсэ кинь...
Стояв Максымко над Обризною, далэко плавнямы жалибно так кулыкы щось крычалы и щось солодкэ-сумнэ смоктало Максымка за сэрце...
А чого то папаня тоди так знэпокоилыся? Э, ось воно що. Так и е. Конэй попуталы воны тоди у глыбокий гущави, виз дэсь пирнув у вэрбовим гилли, сокырою цюкалы так обэрэжно, що й нэ давалы спивать йи.
Прыкро було. Максымко любив, як сокырка спивала. Папаня чогось начэ злякалысь, мишок и сокыру в кущи.
И Максымкови страшно було. Стало якось тоди тыхо-тыхо. Так, так.
Хворост воны кралы (тилькы тэпэр зрозумив)... Эх, биднисть проклята!..
Линэйка лэдвэ просувалась. Зашарудило дэсь збоку. Кони шарахнулысь у бик и уткнулысь у другу стину: тэрэн, ожиннык, свыдына. Сталы стрилять.
Никого. Йидуть. Штаб на тим боци. Понад кручэю дорога пишла.
Блыснэ лоно широкэ на мыть, бо сторч у ерок линэйка прожогом лэтыть.
Знов йидуть тыхо. Широко-широко вода розлылася.
Максым у одний сорочци. Босый. Брыль на йому. Росяно. А голова гаряча. Колы-б мисяць зайшов. Эх, колы-б мисяць зайшов!
А мисяць грае сриблом по води, огнямы пэрэлывае.
Пэрэправа вэрстов чэрэз дви. Там зараз и штаб. Там и смэрть. Нэ помылують, собакы. Эх, якбы мисяць зайшов!.. Дорога йдэ зо два аршины од кручи. Зараз знов ерок. Линэйка покотыться прудко. Вэрбы густиши.
Нихто його нэ дэржить, уси од гилок нахыляються. Ерок. Линэйку хытнуло.
Напруживсь Максым.
Човгнуло об вэрбы — чув.
Захололо у грудях — чув.
Дух забыло — чув.
Ударывсь об воду. Пирнув. Пролиз трохы дном. Дали нэ сыла-дыхаты
ничым. Вырны — смэрть.
А може ще й ни?
Вырнув. (Доли николы нэ знаеш). Плывэ корчак.
Тэпэрь стриляйтэ.
А там уже лютують. Покы их кони выносылы з ерка, покы отямылысь
там, покы шукалы прогалыну в вэрбах, Максым уже був далэчэнько.
Одниею рукою упьявся в корчак, а другою правыть, грэбэ, загрибае, на
той бик простуе. Чок! — биля його куля у воду. Трись! — друга впылась у корчак.
Вода нэсэ швыдко.
Максым загрибае.
Максым правыть.
На мисяць хмарка набигла.
Ось уже чуе, як хлюпае хвыля в бэрэг. Тут нызько. Ось-ось. Кинэць.
Вылиз. Хмарка сплывае. Знов мисячно стало.
Тэпэр свиты.
Полиз кущамы. Вылиз на насып. Пыльно на той бик.
Тым стрилять вже набрыдло по-пустому. Посидалы. Линэйка шпарко покотылася до пэрэправы. Трэба скорише. Бигом кынувся Максым гэть од пэрэправы.
— Хррр-кххх!..
Як укопаный. Зразу думка — глыбше в кущи. Вдывляеться.
Коняка. Оглядивсь. Пидлиз. Пасэться и никого. Розпутав.
Пэрэкынув ногу. Майнув. Аж витром у вухах.
Одбиг вэрстов зо тры.
Поридшалы лозы.
Пустыв коняку. До бэрэга сходыть. Тыхо. Став мисяць заходыть.
Ось-ось заховаеться. Тэмние.
Тут тилькы час прогаеш.
Шукатымуть на цим боци.
Прыпав до зэмли.
Тыхо.
Оглядився пыльно. Никого. З воды холодком потягнуло.
Куды-ж його. Тут шукатымуть. На тим бици розъизд спиткаеш. Пропав.
Э, та абы нэ сыдячого татары вкралы.
Потыхэньку полиз у воду.
Стало тэплише в води. ·
Майнув на той бик.
Он до тиеи вылазкы доплыву и в кущи. А там стэжкамы до Чорной балкы, там у сонячныках пэрэсыжу, — тилькы-б до дида Мыколы якось
добрэсты.
Эх, и плывты-ж добрэ. Вода нэ холодна, а голова и доси гаряча.
Рукы мирно грэбуть пид водою. Зридка ногою ударыть лэгэнько.
А мисяць зайшов.
Колы-б ище вылазкы нэ загубыть, — бэрэг крутый там, нэ вылизэш так.
Ось и зовсим стэмнило. Вылазка зныкла з очэй. Бэрэг—чорна вэлыка гора.
Поплыв навмання.
Вона дэсь отам. Ось тилькы однэсэ водою, трохы наддам рукамы, якраз
на нэи и выйду.
А вода односыть, односыть.
Ось уже и круча.
А дэ-ж вылазка!?
Максымови волосся знялося. Очмарив вин.
Круча стояла нимою стиною.
Пальци угрузлы в мокру глыну.
Пид ным—глыбочинь. Над ным—чорна нима стина.
А ну дали.
Що дали плыв Максым, рукы слабше робылы. Тило чогось стало важкэ, и тягнэ-тягнэ на дно.
А вылазкы так и нэма.
Максымови трудно грэбты.
Одразу щось нэдалэко вэлыкэ нэмов застогнало, зашумило и важко
звалылось на воду. Кынулысь брызкы тикаты, укрылы Максымови голову,
хвыля його загойдала.
Тут падае круча!.. — жахлыва здогадка. Назад. На той бик... Ни. Нэ
доплыву: на быстрий води нэ вправлюсь.
Утопыть.
Ще нэдавно вода була такэ щастя, а тэпэр холодна, вэлыка, страшна сыла.
Поплыв назад понад кручэю. Сховае круча пид собою, затэ нияка собака мучыть нэ будэ.
Плывэ. Лэдвэ плывэ...
Хтось на тим боци вэлыкэ огныще запалыв. Свитло посунуло тэмряву з кручи у лис.
Он вона, вылазка!
Э, та в Максыма ще он яка сыла! Раз-раз, рукамы, ногамы, спыною, головою.
Плывэ Максым.
Вылазка.
Ухопывся за стовпчык, дэ байды прывьязують. Вылиз, та тут такы и лиг.
Оце втомывся...
Дыхае важко.
Тило всэ якось опало. На мокрим писку розпласталось.
Чуе Максым, що живый, и стало так радисно, затышно.
И вода така мыла, хороша. И круча така ласкава. А мокрый писок мьякый, як пэрына. Тыхо...
— Дывыся, трэклята тоби товаряка, ач, аж куды забрэла.
—...Э, та йи якыйсь сукын сын розпутав. Чортова-ж и чэркэсня, нэ доглянь, так и вкрадуть, — сэрдыться на тим боци дядэчко за конячыну.
Трэба-ж иты. Скоро и свит. Люды ходять.
Шкода якось було кыдать и ричкы. Там у кущах шелэсты знову... смэрть...
Дэсь гомонять.
Выдряпавсь швыдко. Стэжку надыбав. Пишов.
А як сонце стояло уже высочэнько и сыдив Максым у сонячныках, былы в дви плити Марийку. Офицеры знущалысь, глузувалы. А потим йи однэслы в околодок...
Прыихав якыйсь бэзусый гэнэрал.
— Господа старыкы. Росия должна быть йидиная нэдилимая. Правыльно я говорю?
— Так тошно, ваше прэисходи-ство, — кывають сыви головы, а животы з чэкмэнив чэрэз пояс звысають. Всэ багачи. Гласни. Хытри дядькы. И дид Юмен гласный, з бидноты, так вин аж позаду сыдыть. Ще добрэ нэ знають, куды воно йдэться, а може и на краще. Вин хоч и поганэнькый якыйсь, а всэ-ж гэнэрал. Каже: «господа старыкы, o!» И Юмен, дид Юмен — господын старык. Може и на краще. Тилькы ото и нэ до ладу: «каже, що армия добровольна, ну, а як добровольна, так нащо-ж ты, сукын ты сыну, обэлизуеш, пьять прысяг?!»
Хто його зна.
Ну, а всэ-ж такы краще. Сыла — станычный сход, нэ то, що ти митынгы босяцьки. Эт-же чортова пролэтария! Горшечныкив Карпо. И така гныда.
Моклыця. Гыдко скипкамы взять, а туды-ж: «таваришши, вы всицело пагибнити, гарнизуйтэсь». Ач, яка! Ривняться. Подружилася свыня з пастухом, аж покы той хлабустыною нэ пэрэтягнэ. Ач, ривняться. Та я тэбэ, сукыного сына... И дид Юмен радый згадать, як былы Карпа. Былы плиттямы вже упьятэ, уже и нэ крычав. Мабуть, уже дэсь и гыгнув у Карси...
Згадав дид Юмен пэрший дэнь, як увийшлы у станыцю: прывэлы трьох хлопьят у пидштаныках, пидштаныкы чысто в крови вси. Сами - ж ище диты. Ну и куды вас нэсло, слободы шукать, ариськи ваши нэвиры!.. Былы их штонпилямы. Крычать, аж душа болыть...
Чогось засмоктало Юменови, чогось изгадалось, як раз отаман «дураком» назвав, удругэ в зубы дав. Та й... якый вин у бисовой души гласный!
Крычы тилькы и знай — «согласни», «нэсогласни», а чого тилькы Гарнага захочэ, тэ й будэ. В правах собака, ахвыцерськый батько, та куды там, — одын сын пип, другый ище якыйсь пан, у самого жинку паралич розбыла, по ночах у викно Хивря лазыть... Зачэпы такого, вик клопоту нэ оббэрэшся, — раз права знае, що ты йому.
И поснувалысь думкы.
Он у Гедзя своя молотарка, а що косарок — так аж тры. Сиялкы. Громадилкы. Букэри. Розживсь на попивський арэнди. Два вэнбари хлиба трищать. А тут на одному паи (пай — у сэрэдньому 4—6 дэсятын на чоловика, з 17-ты рокив) цилый вик. Зипнысь. А стало два, справляй сына: коня и до коня, и бурку, и чэркэску, и чорну, и сиру...
Коня збракувалы. Другого купыв. Тяглы из самого — то за тыжньову, то ще за якогось чорта цилый вик. А два годы хлиб нэ вродыв, чы хто допомиг?
Багачня та проклята хлиб погноила, а нэ допросышся, чэрвы нэсыти!..
Так от и Юмен... в постолах. Чы нэ на смих його и гласным обралы!..
И ти булы — горэ. А ци заступылы, то й двое. Ти хоч по бидных нэ лазылы хатах. А ци, так було синця стижок коровьяци, так их цилый звод як стало, то за нич тилькы цурпалля осталось. А в Гедзя дви клуни, та, сукын-же сын, и обэрэмка нэ дав.
До двору дийшов, аж Марийку вэзуть. Горшечнычка, маты Карпова, пособляе.
Ач, пролитария, купы дэржиться.
А мы так ни в сых, ни в тых, — «хто йдэ нэ мынэ, за боридку вщипнэ»...
Забэвкав дзвин по пьять раз. Пьять прысяг трэбують у «добровольци».
(продолжение следует)
Комментариев нет:
Отправить комментарий