3-я часть
Гейман А.А.
Как жили на Кубани «иногородние»
Меня ввезли в огромный, обнесенный тесовым, высоким забором чистый двор. Слева, на углу двора, возвышался большой новый дом, с двух сторон украшенный застекленной галереей. Против дома на другой стороне двора и в глубине его — огромный амбар, конюшня, сараи для экипажей и далее навес, под которым в большом порядке сложены плуги, бороны, жатки и, наконец, большая паровая молотилка. Всюду видна заботливая рука и всюду разлито довольство, если не излишек. Двор заканчивался небольшим садом, а за ним — большие скирды соломы и сена.
На дворе меня встретил пожилой, но крепкий опрятный мужчина — хозяин. Поздоровался и вежливо попросил — пока лошадей перепрягут — зайти в дом чайку попить. Тут уже нас поджидала хозяйка. Еще не старая — полная женщина и пригласила к столу, на котором кипел ярко вычищенный самовар и во множестве были расставлены тарелки и миски с молоком, медом, свежим маслом, душистым хлебом и колочами.
За чаем разговорились. И вот хозяин, всмотревшись в меня внимательно, вдруг спрашивает:
— А не были ли вы в наших краях лет этак 25 — раньше. И не было ли случая, что у меня по дороге на ст. Сенгилеевскую зимою, чуть было не замерз ямщик?
— Как же, — говорю, — было.
И я вкратце рассказал ему этот случай.
— Так вот, — говорит хозяин, когда я со смехом окончил свой рассказ, — ведь ямщиченко то этот и был я самый. Правда, я таки переболел после этого, а как оправился, ушел от почтаря и нанялся работником к богатому казаку, вот здесь на Кармалиновских хуторах. У казака было два сына, оба на службе, а дома работать некому, кроме меня, да еще сиротки — племянницы, бывшей у него на воспитании. Парень я был старательный и прижился у него во дворе, как родной, а когда Стеша подросла, он и отдал ее за меня замуж. Купил нам дом. Дал лошадей пару, коров, овец, да еще и денег. Вот с этого самого мы со Стешей и пошли разживаться. Стал я переторговывать овощами, скотиной, после арендовал офицерские пайки под распашку, а лет десять тому назад и купил через крестьянский поземельный банк в компании еще с двумя иногородними земли 50 десятин. У меня два сына, оба в солдатах. Неспособно нам приписаться в казаки. Нужно и коня, и седел, и все обмундирование сынам справлять за свой счет, а вот мои как пошли в солдаты с тремя рублями в кармане, да вот и все расходы мои на них. Все казна справила.
Опять же придут со службы казаки, еще пять лет держать строевого коня наготове, а запрягать его нельзя, да еще карауль его. Много нашего брата — «рассейского», кто поленивее — конокрадством занимается, да так, что никакие запоры не спасают. Лошадей у казаков много и все хорошие. Сведет, за ночь верст 60 и отмерит. Ну, там ищи ветра в поле. Опять же и казаки нас не обижают. И если ты человек правильный и к хозяйству расположение имеешь, то и помощь тебе всякую окажут и на ноги поставят. Вот отслужатся мои сыны — думаю паровую мельницу соорудить у нас на Кармалиновском. Есть в Ростове такая строительная контора. Подай заявление, приложи от общества удостоверение о себе и твоей кредитоспособности и приговор о разрешении строить мельницу — пришлют чиновника, осмотрит место, наведет справки о том, что может на месте выручить мельница, ну, а у нас ли она не выручит! Хлеба то ведь девать некуда. После сами построят. Передадут тебе ее в собственность, только с залогом до выкупа, ну, а лет через десяток незаметно и деньгу зашиб и мельницу выкупил. Много тут есть наших, что пришел из Рассеи с кнутиком, а теперь его в тысячах считать надо...
Подали лошадей, я сел и, напутствуемый добрыми пожеланиями почтенных супругов, в великолепной крытой тачанке выехал с широкого двора...
(окончание)
(журнал «Вольное казачество» № 49 стр. 15-16)
Гейман А.А.
Как жили на Кубани «иногородние»
Меня ввезли в огромный, обнесенный тесовым, высоким забором чистый двор. Слева, на углу двора, возвышался большой новый дом, с двух сторон украшенный застекленной галереей. Против дома на другой стороне двора и в глубине его — огромный амбар, конюшня, сараи для экипажей и далее навес, под которым в большом порядке сложены плуги, бороны, жатки и, наконец, большая паровая молотилка. Всюду видна заботливая рука и всюду разлито довольство, если не излишек. Двор заканчивался небольшим садом, а за ним — большие скирды соломы и сена.
На дворе меня встретил пожилой, но крепкий опрятный мужчина — хозяин. Поздоровался и вежливо попросил — пока лошадей перепрягут — зайти в дом чайку попить. Тут уже нас поджидала хозяйка. Еще не старая — полная женщина и пригласила к столу, на котором кипел ярко вычищенный самовар и во множестве были расставлены тарелки и миски с молоком, медом, свежим маслом, душистым хлебом и колочами.
За чаем разговорились. И вот хозяин, всмотревшись в меня внимательно, вдруг спрашивает:
— А не были ли вы в наших краях лет этак 25 — раньше. И не было ли случая, что у меня по дороге на ст. Сенгилеевскую зимою, чуть было не замерз ямщик?
— Как же, — говорю, — было.
И я вкратце рассказал ему этот случай.
— Так вот, — говорит хозяин, когда я со смехом окончил свой рассказ, — ведь ямщиченко то этот и был я самый. Правда, я таки переболел после этого, а как оправился, ушел от почтаря и нанялся работником к богатому казаку, вот здесь на Кармалиновских хуторах. У казака было два сына, оба на службе, а дома работать некому, кроме меня, да еще сиротки — племянницы, бывшей у него на воспитании. Парень я был старательный и прижился у него во дворе, как родной, а когда Стеша подросла, он и отдал ее за меня замуж. Купил нам дом. Дал лошадей пару, коров, овец, да еще и денег. Вот с этого самого мы со Стешей и пошли разживаться. Стал я переторговывать овощами, скотиной, после арендовал офицерские пайки под распашку, а лет десять тому назад и купил через крестьянский поземельный банк в компании еще с двумя иногородними земли 50 десятин. У меня два сына, оба в солдатах. Неспособно нам приписаться в казаки. Нужно и коня, и седел, и все обмундирование сынам справлять за свой счет, а вот мои как пошли в солдаты с тремя рублями в кармане, да вот и все расходы мои на них. Все казна справила.
Опять же придут со службы казаки, еще пять лет держать строевого коня наготове, а запрягать его нельзя, да еще карауль его. Много нашего брата — «рассейского», кто поленивее — конокрадством занимается, да так, что никакие запоры не спасают. Лошадей у казаков много и все хорошие. Сведет, за ночь верст 60 и отмерит. Ну, там ищи ветра в поле. Опять же и казаки нас не обижают. И если ты человек правильный и к хозяйству расположение имеешь, то и помощь тебе всякую окажут и на ноги поставят. Вот отслужатся мои сыны — думаю паровую мельницу соорудить у нас на Кармалиновском. Есть в Ростове такая строительная контора. Подай заявление, приложи от общества удостоверение о себе и твоей кредитоспособности и приговор о разрешении строить мельницу — пришлют чиновника, осмотрит место, наведет справки о том, что может на месте выручить мельница, ну, а у нас ли она не выручит! Хлеба то ведь девать некуда. После сами построят. Передадут тебе ее в собственность, только с залогом до выкупа, ну, а лет через десяток незаметно и деньгу зашиб и мельницу выкупил. Много тут есть наших, что пришел из Рассеи с кнутиком, а теперь его в тысячах считать надо...
Подали лошадей, я сел и, напутствуемый добрыми пожеланиями почтенных супругов, в великолепной крытой тачанке выехал с широкого двора...
(окончание)
(журнал «Вольное казачество» № 49 стр. 15-16)
Комментариев нет:
Отправить комментарий