Кубанские Войсковые Ведомости

№ 20

25 мая 1868 год

стр. 91-92

Маныкин-Невструев

Город Екатеринодар

Непрерывные труды и тяжкие лишения,сопряженные с ведением упорной семидесятилетней войны с горцами, войны обнимающей шесть царствований, постоянно и неослабно привлекали на себя внимание монархов.

«Милостивое слово» блаженной памяти государыни Екатерины II-й, выраженное в грамоте, данной 30 июня 1792 года, хлеб и соль поднесенные ею новосозидающемуся войску, положили счастливое начало целому ряду милостивых грамот и различных наград, высочайше пожалованных различным отдельным частям войск Черноморского и Кавказского Линейного, слитых потом во единое— Кубанское.

Каждое отдельное получение царской милости, излитое той или другой отдельной части войска, принося радость, и честь, и славу этой части, составили честь и славу и приводили в восторг целое — все Войско. Перечисление всех знаков царской милости, высочайше дарованных всем отдельным частям Кубанского Войска, тем более приведение на память всех торжеств, этим войском исполненных, завлекло бы нас слишком далеко за пределы возможного для местной газеты. Остановимся на нашем настоящем: таким оно, по сложившимся обстоятельствам, будет долго, долго, пока пройдут целые поколения!

Благо, о порядке в каком мы отпраздновали незабвенное торжество освящения знамен, рассказано в официальном отделе этого листка; иначе я затруднился бы подробным описанием всего целого: оно так обширно, так многознаменательно, так необычно в нашем уголку. Дополним недосказанное.

Кроме множества войск, кроме старослужилых и молодых юношей, вызванных из станиц, город наш, во все три дня праздника, преисполнен был множеством пришлого народа, чему, между прочим, много способствовали совпавшая во времени Троицкая ярмарка и войсковая скачка, бывшая 19 числа.

Густые толпы теснились на Соборной площади, массы народа всех сословий, полов и возрастов вторили настоятелю, совершавшему панихиду, теплую заупокойную молитву за павших воинов.

С движением к Круглику регалий, все устремились туда, воодушевленные пылким желанием видеть и участвовать в предстоящем торжестве. А там, в Круглике, целая селитьба, целая колония: курени, палатки, навесы, костры, печи, возы, телеги, фургоны, тарантасы, брички, базар, трактиры, гарнизон, старики, женщины, дети, армяне, черкесы, горожане, чумаки, косари.

Какая смесь одежд и лиц,

Племен, наречий, состояний!

Там — картина, которую в ее пестроте и разнохарактерности, только на этот раз можно было видеть. Велик был сбор народа за 24 года пред сим, при освящении Георгиевского знамени, пожалованного войску за пятидесятилетнюю совокупность службы его, в Бозе почившим государем императором Николаем Павловичем, но и тот громадный сбор в Екатеринодаре войск и народа едва ли составлял и половину собравшегося ныне. Старики и малолетки, вызванные из станиц округов, отдельных полков и бригад, слились в одну семью, между ними и их женами, сестрами и матерями, нет уже линейцев и черноморцев, все они кубанцы: отрадное и давно желанное обстоятельство!

У опушки леса, с западной его стороны, обращенной к городу, воздвигнута была атаманская ставка, украшенная щитами и колоннами, устроенными из блестящих штыков и оружейных стволов. Внутренность ставки, оббитая красным с бахромою сукном, с портретами лиц царской фамилии, заключала пространство, в котором без особенного стеснения сосредоточивалось до 300 человек, при всем том, что в ней расположены были два больших стола, на которых лежали грамоты и прочие войсковые драгоценности. Здесь были: серебряные литавры, серебряные трубы, куренные атаманские булавы перначи; там же стоял и караул из собственного его императорского величества конвоя.

Ставка эта, установленная на значительной вышины пьедестале и простирающаяся вверх от основания до шпица до 4 сажень, с войсковыми в венце оной прекрасно исполненными старинными гербами, представляла днем роскошное летнее здание, а ночью, окаймленная тысячами разноцветных огней, — волшебную китайскую беседку. При входе в ставку, по обеим сторонам оной, поставлены были на лафетах две старинные пушки, доставшиеся бывшим черноморцам еще от их предков.

Кто видел, тот никогда не забудет той величественной картины, когда, стоя на верхней ступеньке, в пылающем золотом мундире, осененный новопожалованным войсковым знаменем, наказный атаман, пред сонмом священнослужителей, войском и народом, читал милостивую царскую грамоту.

Такие картины, при такой обстановке, не повторяются часто; их видеть не каждому приходится один раз во всю свою жизнь. А те минуты, когда его сиятельство, коленопреклонный, со знаменем в руках, получал от облаченного в ризы светлы, отца Архимандрита, благословение и назидание — как подобает блюсти воину царское знамение… Минуты, поистине достойные кисти опытного художника, поэта!

После парада войскам, которые представил наш маститый воин генерал-лейтенант П. Д. Бабич, дан был обед в трех отделениях: для дворянства, для войск и для народа — станичных депутатов и стариков. Говорить о затрапезных удовольствиях, об общем восхищенном состоянии духа, о том, что все тосты, предложенные наказным атаманом и другими почетными лицами, приняты были восторженно, нахожу излишним: иначе и быть не могло. Привожу однако же на память присутствовавших тост его сиятельства за здоровье терцев.

«Господа! Войска, Кубанское и Терское, это — два орла, вышедшие из одного гнезда кавказского. Они друг подле друга возросли и окрепли в войне Кавказской; могучим полетом своим они излетали все вершины до того неприступных гор, парили над безднами и пропастями и свили новые гнезда на вражьих пепелищах.

Вот почему, вслед за Войском Кубанским, я провозглашаю тост в честь родственного нам славного и храброго Войска Терского!»

Тост этот вызвал взрыв всеобщего восторга, крикам дружного, задушевного ура, казалось, не будет конца.

Поле обеда счастливец Атаман — говорю счастливец, потому что кому бы из высоких сановников в данное время не захотелось стать на его место? — направился к станичным депутатам, и, после обычного ему радушного привета, сказал им:

«Передайте во все станицы мое приветствие, и да будут милости царские на славу Войску и на страх врагам! Пью ваше здоровье и всех ваших станичников — ура!»

Затем его сиятельство, окруженный непроницаемою толпою народа — стариков и малолеток, оглашающих воздух непрерывными ура, направился к отобедавшим войскам и приветствовал их:

«Молодцы — казаки! Передайте во все полки, батальоны и батареи мое приветствие — да будут монаршие милости в честь и на славу доблестного Войска и на страх врагам нашего отечества. Здоровье ваше, а в лице вашем и всего Войска — ура!»

Ура и ура!!! Везде ура, везде восторг. С этой минуты при обратном направлении атамана в палатку, а потом в ставку, мы не видели его уже спокойно идущим: ни увещания, ни просьбы не действовали: войска и народ несли его на руках.

Иначе быть не могло: невозможно было его сиятельству запретить излияниям восторга людей, вполне оценивших высокое значение пируемой царской милости и притом вполне и всецело преданных своему батькови — Кошевому.

Добавим к сему, что в этот самый день все станичные депутаты, множество отличных казаков произведены и 75 мальчиков зачислены в урядники, и кроме того до 400 человек удостоены звания приказных.

Все кипело восторгом от настоящего, без помину про вчера, без заглядки в завтра. А что завтра? Завтра то, что и вчера, и всегда: Кубанский казак без оглядки, орлом полетит на неприятеля по первому призыву!

Не одному атаману господа офицеры, народ и войска оказали почести и свою задушевную признательность: помощник его сиятельства генерал-майор Цакни, всеми уважаемый ветеран генерал-лейтенант Бабич, начальник Черноморского округа, бывший начальник войскового, а потом областного штаба генерал-майор Пиленко, начальник штаба полковник Духовский, старший доктор войск области Е.М. Жданко, — все они были подняты, и неоднократно, и даже противу желания, на воздух.

Массы торжествовали. Только лихая джигитовка отвлекла пирующих на обширную площадь.

С 8 часов вечера в освещенной разноцветными фонарями атаманской ставке, под сенью знамен, начались танцы, в которых приняли живое участие все кавалеры и в множестве прибывшие на гулянье дамы.

* * *

Для полноты рассказа добавим, что за обеденным столом после тостов хорунжим Короленко прочитано было стихотворение, сочиненное им прилично событию, а войсковым старшиною Вареником, после обеда в атаманской ставке продекламированы стихи унтер-офицера Коваленко, учителя Пластуновской станичной школы, в которых воспеты геройские подвиги кубанских казаков.

В заключение принесем нашу благодарность трудолюбивым господам строителю ставки и распорядителям пиршества.