1-я часть
Вадим Курганский
Дуэль
Этим летом в жизни 15-илетнего Кости, реалиста VI класса Екатеринодарского Реального училища, случилось важное событие, угрожавшее изменить всю его жизнь и заставить ее пойти по новому, совсем необычайному руслу...
Дело в том, что этим летом Костя, впервые в жизни, серьезно влюбился!..
Услышал он о «ней», теперешней властительнице всех его дум и помышлений, в первый же вечер по приезде в станицу. После первых шумных приветствий, расспросов, объятий, просматриваний свидетельства о переходе в VI класс и похвал, когда Костю усадили за стол и принялись угощать обычными вкусными, свежими яствами станицы: парным молоком, маслом с белым хлебом, яйцами, мать вдруг, хитро подмигнув отцу, сказала:
— А до нас у станыцю нова панэнька прыйхала!.. Ось тоби з Володею и вэсэлише будэ!..
Костя мало внимания обратил на ее слова. Такая масса новых, радостных впечатлений' охватила его, столько неотложных дел предстояло исполнить в самом ближайшем будущем, что, казалось, решительно некогда было думать о какой-нибудь паненке, будь она красива, как сама Афродита. Еще нужно было обежать весь громадный (десятина!) сад, посмотреть много ли плодов принесет в этом году старая жердела, заглянуть в конюшню (отец уже давно писал, что купил новую гнедую, под пару Савке), подкормить старого Серого, осмотреть птичий двор, баз, амбары... А потом еще надо выбежать на улицу, поболтать с ребятами, забежать к Володе, побывать на гребле... А потом наверно поедут с отцом на хутор, к деду, а он уже наверно опять расскажет что-нибудь про Запорожье, про переселение на Кубань, про Черноморцев... Ой, как интересно — ну, где тут до паненки...
Едва утолив первый голод, поблагодарив мать и наскоро перекрестившись (он всегда помнил, как не любит отец, когда забывают сделать это), Костя стремглав бросился на двор... По дороге заскочил на минуту в отцовскую комнату (собственно это запрещено, ну да уж по случаю приезда можно), благоговейно потрогал тяжелую, в серебре шашку, кинжал, плеть и потемневшую от времени берданку на стене, посмотрел на картину, изображающую последнюю Раду на Сичи! (4 июня 1775 года — Костя твердо помнил эту дату, хотя к великому негодованию, не мог найти ее в своем учебнике истории), на книжный шкаф в углу, и с радостным повизгиванием (высшая степень радости) бросился на двор, к конюшням... Пахнул в лицо знакомый, теплый воздух, зафыркали, переступая с ноги на ногу, встревоженные кони... Громко лаял и гремел цепью у калитки Серый... Господи, как хорошо в станице, дома... Ну, где тут паненка!.. Разве ж мог тогда Костя подумать, что так быстро изменит свое мнение по этому вопросу... А вот случилось...
На другой день они с отцом вернулись от деда...
Уже завечерело, было почти совсем темно. Костя помогал старому Гордию распрягать лошадей, когда голос матери окликнул его с крыльца: «Костя, иди сюда, у нас гости сидят»!.. Костя бросил постромку, которую собирался отстегивать, напевая, вбежал по ступенькам в столовую и... остолбенел на месте от изумления...
За столом в столовой сидела — как ему в первый момент показалось, большая, фарфоровая кукла, — вроде тех, что выставлены в игрушечном магазине на Красной улице в Екатеринодаре... Ей-ей — такие же светлые пушистые волосы, большие глаза, чуть вздернутый, словно выточенный носик, такие же мелкие, бисерные зубки, даже голубой бант в волосах такой же... Ну, кукла, прямо кукла...
Он так смутился, что даже поклониться забыл и не заметил сидевшей рядом с девочкой пожилой, нарядно одетой дамы. Очнулся он от громкого, раскатистого хохота отца, который, откинувшись на спинку кресла и запрокинув бритую голову, хохотал во всю мочь своих здоровых легких... Очнулся и, покраснев до слез, вихрем вылетел из столовой... Вслед несся раскатистый смех отца, смех матери и пожилой дамы и даже — о позор — серебристый смешок «ее»!..
Дня три Костя бродил, как потерянный... Мать пробовала его укорять за постыдное бегство из столовой, но он затыкал уши и убегал от нее в сад. Ему мучительно стыдно было вспоминать об этом дне, покрывшем его несмываемым позором... Обходами да намеками выведал он у матери, что эта куколка — ровесница ему по летам, что зовут ее Леночка, что она — дочь какого-то важного Петербургского чиновника, временно по делам службы переведенного в Екатеринодар, и что ее мать, вместо какого-нибудь курорта решила провести лето в станице, поближе к мужу... В этом Косте почудился какой-то таинственный перст судьбы. В самом деле — разве не странно, что мать Леночки из сотен Кубанских станиц выбрала именно их станицу?.. Нет, положительно в этом было какое-то указание свыше... Костя припомнил прочитанные романы — во всех решительно герой и героиня встречаются именно таким неожиданным образом...
Раза два, вечером, тайком от всех домашних Костя пробирался на другой конец станицы, к зданию школы, где у учителя снимала комнату мать Леночки, и осторожно, сквозь щели деревянного забора, заглядывал во двор... Оба раза ему повезло — во дворе, за столом, вместе с матерью и какими-то знакомыми сидела Леночка... Он слышал ее голосок и смех, так больно напоминавший ему день его страшного позора... Второй раз он вдруг подумал — а что, если войти? И, не додумав, убежал без оглядки — ему казалось страшным даже встретиться с ней, а уж заговорить!..
Однако, прошла одна неделя... другая... мать Леночки, вместе с дочерью заходила к ним несколько раз и, как то незаметно Костя познакомился с «ней». Немало способствовало этому присутствие Володи — Костиного станичника и закадычного друга. Володя учился во Владикавказском корпусе, в качестве кадета был завзятым ухажером (за что Костя презирал его в былое время) и на другой день по приезду уже познакомился с Леночкой... Вся кровь вскипела в Косте, когда он впервые увидел их вместе, и нежелание посрамиться перед «кадетом» заставило его преодолеть свою робость... А потом... познакомились поближе и целые дни они с Володей проводили возле своей дамы... И Костю неизменно смущали два обстоятельства... Первым было то, что он уже давно, еще в бытность во II классе, определил свою будущность... Он твердо решил сделаться запорожцем... Когда он вырастет, он не будет брить голову наголо, как отец, а оставит посредине длинный «оселедец» и оденет не черкеску, а синие шаровары и жупан, бережно хранящиеся у деда в ларце... Затем он соберет ватагу, отобьет назад старые запорожские земли и оснует новую Сич. Сам он будет кошевым, а Володька будет у него Войсковым писарем...
журнал «Вольное казачество»
1930г.
67-й номер
стр. 1-4
Вадим Курганский
Дуэль
Этим летом в жизни 15-илетнего Кости, реалиста VI класса Екатеринодарского Реального училища, случилось важное событие, угрожавшее изменить всю его жизнь и заставить ее пойти по новому, совсем необычайному руслу...
Дело в том, что этим летом Костя, впервые в жизни, серьезно влюбился!..
Услышал он о «ней», теперешней властительнице всех его дум и помышлений, в первый же вечер по приезде в станицу. После первых шумных приветствий, расспросов, объятий, просматриваний свидетельства о переходе в VI класс и похвал, когда Костю усадили за стол и принялись угощать обычными вкусными, свежими яствами станицы: парным молоком, маслом с белым хлебом, яйцами, мать вдруг, хитро подмигнув отцу, сказала:
— А до нас у станыцю нова панэнька прыйхала!.. Ось тоби з Володею и вэсэлише будэ!..
Костя мало внимания обратил на ее слова. Такая масса новых, радостных впечатлений' охватила его, столько неотложных дел предстояло исполнить в самом ближайшем будущем, что, казалось, решительно некогда было думать о какой-нибудь паненке, будь она красива, как сама Афродита. Еще нужно было обежать весь громадный (десятина!) сад, посмотреть много ли плодов принесет в этом году старая жердела, заглянуть в конюшню (отец уже давно писал, что купил новую гнедую, под пару Савке), подкормить старого Серого, осмотреть птичий двор, баз, амбары... А потом еще надо выбежать на улицу, поболтать с ребятами, забежать к Володе, побывать на гребле... А потом наверно поедут с отцом на хутор, к деду, а он уже наверно опять расскажет что-нибудь про Запорожье, про переселение на Кубань, про Черноморцев... Ой, как интересно — ну, где тут до паненки...
Едва утолив первый голод, поблагодарив мать и наскоро перекрестившись (он всегда помнил, как не любит отец, когда забывают сделать это), Костя стремглав бросился на двор... По дороге заскочил на минуту в отцовскую комнату (собственно это запрещено, ну да уж по случаю приезда можно), благоговейно потрогал тяжелую, в серебре шашку, кинжал, плеть и потемневшую от времени берданку на стене, посмотрел на картину, изображающую последнюю Раду на Сичи! (4 июня 1775 года — Костя твердо помнил эту дату, хотя к великому негодованию, не мог найти ее в своем учебнике истории), на книжный шкаф в углу, и с радостным повизгиванием (высшая степень радости) бросился на двор, к конюшням... Пахнул в лицо знакомый, теплый воздух, зафыркали, переступая с ноги на ногу, встревоженные кони... Громко лаял и гремел цепью у калитки Серый... Господи, как хорошо в станице, дома... Ну, где тут паненка!.. Разве ж мог тогда Костя подумать, что так быстро изменит свое мнение по этому вопросу... А вот случилось...
На другой день они с отцом вернулись от деда...
Уже завечерело, было почти совсем темно. Костя помогал старому Гордию распрягать лошадей, когда голос матери окликнул его с крыльца: «Костя, иди сюда, у нас гости сидят»!.. Костя бросил постромку, которую собирался отстегивать, напевая, вбежал по ступенькам в столовую и... остолбенел на месте от изумления...
За столом в столовой сидела — как ему в первый момент показалось, большая, фарфоровая кукла, — вроде тех, что выставлены в игрушечном магазине на Красной улице в Екатеринодаре... Ей-ей — такие же светлые пушистые волосы, большие глаза, чуть вздернутый, словно выточенный носик, такие же мелкие, бисерные зубки, даже голубой бант в волосах такой же... Ну, кукла, прямо кукла...
Он так смутился, что даже поклониться забыл и не заметил сидевшей рядом с девочкой пожилой, нарядно одетой дамы. Очнулся он от громкого, раскатистого хохота отца, который, откинувшись на спинку кресла и запрокинув бритую голову, хохотал во всю мочь своих здоровых легких... Очнулся и, покраснев до слез, вихрем вылетел из столовой... Вслед несся раскатистый смех отца, смех матери и пожилой дамы и даже — о позор — серебристый смешок «ее»!..
Дня три Костя бродил, как потерянный... Мать пробовала его укорять за постыдное бегство из столовой, но он затыкал уши и убегал от нее в сад. Ему мучительно стыдно было вспоминать об этом дне, покрывшем его несмываемым позором... Обходами да намеками выведал он у матери, что эта куколка — ровесница ему по летам, что зовут ее Леночка, что она — дочь какого-то важного Петербургского чиновника, временно по делам службы переведенного в Екатеринодар, и что ее мать, вместо какого-нибудь курорта решила провести лето в станице, поближе к мужу... В этом Косте почудился какой-то таинственный перст судьбы. В самом деле — разве не странно, что мать Леночки из сотен Кубанских станиц выбрала именно их станицу?.. Нет, положительно в этом было какое-то указание свыше... Костя припомнил прочитанные романы — во всех решительно герой и героиня встречаются именно таким неожиданным образом...
Раза два, вечером, тайком от всех домашних Костя пробирался на другой конец станицы, к зданию школы, где у учителя снимала комнату мать Леночки, и осторожно, сквозь щели деревянного забора, заглядывал во двор... Оба раза ему повезло — во дворе, за столом, вместе с матерью и какими-то знакомыми сидела Леночка... Он слышал ее голосок и смех, так больно напоминавший ему день его страшного позора... Второй раз он вдруг подумал — а что, если войти? И, не додумав, убежал без оглядки — ему казалось страшным даже встретиться с ней, а уж заговорить!..
Однако, прошла одна неделя... другая... мать Леночки, вместе с дочерью заходила к ним несколько раз и, как то незаметно Костя познакомился с «ней». Немало способствовало этому присутствие Володи — Костиного станичника и закадычного друга. Володя учился во Владикавказском корпусе, в качестве кадета был завзятым ухажером (за что Костя презирал его в былое время) и на другой день по приезду уже познакомился с Леночкой... Вся кровь вскипела в Косте, когда он впервые увидел их вместе, и нежелание посрамиться перед «кадетом» заставило его преодолеть свою робость... А потом... познакомились поближе и целые дни они с Володей проводили возле своей дамы... И Костю неизменно смущали два обстоятельства... Первым было то, что он уже давно, еще в бытность во II классе, определил свою будущность... Он твердо решил сделаться запорожцем... Когда он вырастет, он не будет брить голову наголо, как отец, а оставит посредине длинный «оселедец» и оденет не черкеску, а синие шаровары и жупан, бережно хранящиеся у деда в ларце... Затем он соберет ватагу, отобьет назад старые запорожские земли и оснует новую Сич. Сам он будет кошевым, а Володька будет у него Войсковым писарем...
журнал «Вольное казачество»
1930г.
67-й номер
стр. 1-4
Комментариев нет:
Отправить комментарий