журнал «Вольное казачество»
№ 93 1931г. стр.20
Павел Поляков
Казачьи фельетоны
Ежегодно казаки празднуют «Войсковой Праздник». Помнят старину и — крышка. У казаков имеется начальство: генералы, полковники, председатели и Атаманы. Они казаками правят и указывают, когда что делать нужно. А казаки их — слушают...
Они же и разные подписки открывают: на «фонды», в «казну» и так далее. Фондами руководят испытанные конспираторы. За одинадцать лет уплат, казаки так и не знают точно, кто именно живет на эти деньги. Только догадываются... Начальство и «праздники» устраивает. На Алексея — человека Божия. Чтобы подчеркнуть значение дня полностью, со всего Белграда собирают русских генералов, бывших общественных деятелей, нигде не писавших журналистов и прочих...
Божьих людей.
Кроме их зовут и... казаков.
Казаки на «празднике» хозяева, Божьи люди — калики, перехожие — гости.
Поэтому казаки платят, а гости — не платят.
Гостей приглашают больше, чем хозяев. Голодных то ведь много...
Начальство и гости садятся во главе угла, хозяева, из вежливости, у выхода...
Роли распределяются заранее.
Начальство: ест, пьет, говорит речи.
Гости: едят, пьют, напиваются, нажираются — едут в Ригу, говорят речи...
На вечерах обыкновенно участвуют студенты. Это молодые люди, без чинов и орденов и поэтому их сажают к выходу поближе. Их обязанности — слушать речи, кричать ура, плясать, петь и, вообще, увеселять начальство и высоких гостей. Студенты — тоже платят.
У начальства имеется полковник — он махает рукой, когда надо кричать ура, провозглашает тосты за начальство, за присутствующих дам и организует восторг в душах казаков и студентов по адресу гостей и начальников. Идей он разных. Вообще же — душа общества.
Кроме того, он — политик, он голова и мозг...
Поэтому начальство в сих качествах не нуждается...
===============================
журнал «Вольное казачество»
94-й номер
стр. 2
1931г.
Борис Кундрюцков
КАЗАЧИЙ БОГ
На Божество смотреть не в силах был,
Не в силах был согнуть свои колени,
Ослепнув от лучей, я выход позабыл
И пал, дрожа, на мшистые ступени...
А ночь текла над храмом одиноким
И шум воды чуть слышно долетал,
И лес, надвинувшись в молчании глубоком,
На стены старые, нахмурившись, взирал...
Зачем заехал я в покинутый, забытый
Степного Божества пустой холодный храм, —
Что сердцем я искал усталым и разбитым
Среди руин — не знал, не ведал сам...
Без трепета порог большой и стертый
В святилище легко переступил,
И затхлый воздух там, насыщенный и спертый
На миг один меня ошеломил...
На ночь приютом мне могли служить те стены...
Я взор поднял на светлый пьедестал —
Казался мне из золотистой пены
Его весь в трещинах из мрамора овал...
Смотрел... И вдруг над ним родилось... нечто —
Как будто облачко... как будто легкий дым
В движении волнистом, бесконечном,
Меняя формы, был он недвижим...
И линии, ломаясь, округлялись
Из точек огненных рождался страшный лик,
И черные глаза томленьем зажигались
И чудилося — Он и Беден и Велик.
Прожег меня тот взор — клинок каленый,
Как будто бы давно... в прошедшие года
Я перед ним стоял, копьем вооруженный,
Стянув коню тугие повода...
Видением мелькнуло пред глазами...
Старинный, боевой в груди проснулся крик, —
Я... прошептал его... забытыми слогами...
И смерклося в глазах в безумный этот миг.
И сколько времени лежал один — не знаю.
Был день уже... Я подошел к коню,
Шатаясь, бледный весь...
С тех пор я... не дерзаю
И образ виденный в душе, таясь, храню...
=======================
«Вольное казачество»
№150-33
стр.2
Борис Кундрюцков
Казачья невеста
Смех — как струна золотая,
Взгляд — как брильянтовый луч,
И голова завитая
В нимбе темнеющих туч...
Верный порыву, я встану,
Молча с коня я сойду,
В самое сердце загляну
И... навсегда украду...
Будешь ты в нашей станице
Солнцем степным обожжена...
Сын мой там — вольная птаца —
Ждет тебя, девушка, в жены...
Здесь, в европейце унылом,
Верь мне, огня не найти...
Может ли с буйною силой
К мощной прижать он груди!..
Знаешь, в труде и в весельи
Жизнь пролетит... Ну, на место!..
Так, у седла... Новоселье
Справим, казачья невеста!
===================
стр.10
Петр Крюков
МОЙ ПЕРНАЧ.
Мне харунка — Воля,
Клич — сары-азманы,
Цель — Войскам всем Доля,
Все мы — атаманы!..
Гей! Казак горюет! —
Где-ж его подруга?
Или не тоскует?
Иль забыла друга?..
Я, рукой могучей
Песнь-пернач вздымая,
Молнией летучей
Клич шлю в край из края: —
Гей! Сары азманы!
Месть за кровь казачью!
К Воле, атаманы!
К черту — жизнь собачью!.
Прозревай, слепые —
Мой пернач сверкает!
Слушайте, глухие —
Клич мой громыхает!..
Где-ж моя подруга?..
Ах! Ты здесь, стальная!
Ты мне — милей друга,
Смертно-ледяная!
Шлях к Казачьей Воле
Песней я намечу;
За Народ мой в поле
С шашкой ринусь в сечу!..
==============
31-XII-1933 г.
Петр Мерзликин
НЕКОТОРЫМ РОДИЧАМ
Вам не понять моих стремлений
И не понять моей души,
Как не понять и тех мучений,
Что ночь таит в своей тиши...
Мне дорог час, когда услышу топот
Под Черным Рыцарем летяцего коня
Замолкнет вдруг на Бога ропот,
И нет забот сегодняшнего дня...
Тот Черный Витязь, витязь чести,
Усталой воле жизнь дает,
Хранит огонь желанной мести
И в бой за ширь степей зовет...
Награда мне — величье Края!
Пред вечным сном прославлю, умирая,
К нему любовь, звенящую в душе.
Порыв ее — на Диком Поле
Да там, где ветер в камыше
Шумит степям о лучшей доле
======================
Серий Савицький
Ой, серця шматок видирвався,
Козачого серця в степу,
Як лыцарь за волю змагався
В шалену криваву добу...
Тепер вин блука на чужини.
Летять на край свита лита.
А з серця йому и до ныни
Кров капа гаряча, свята...
Не згоиться рана николы
Йому у сумний чужини,
Бо-ж серця шматок Козакови
Лышився на ридний земли!..
=====================
«Вольное казачество»
№140
Павел Поляков
Казачьи фельетоны
5-е октября. Русская жандармерия празднует свой праздник. Вместе с нею и Богаевские, Науменки, Шкуры, Звегинцевы и иные.
В Белграде, конечно, молебствие. Даже Н. Д. Дувакин участие принял. Николай Дмитриевич! А ведь это выходит дело — Вы в лоно Соединенного совета Д. К. и Т. вернулись? Ну, что-же! На здововье!
А после молебствия парад закатили. Возле русской церкви. Тут вам вот — народ, а там вон — церковь...
А прямо, на плацу, взглядом не окинешь, — 6 человек войска изображают, каждый норовит дивизией выглядеть! Гвоздем этой комедии был господин Звегинцев — Науменкин помощник и, судя по фамилии, — коренной черноморец.
По случаю торжества господин Звегинцев приоделся. Зафорсил. Пальто — времен севастопольской обороны, шляпа — три дня телок жевал, галстух — веревочкой. Подскакивает это он к полкам... тьфу, записался. — доплелся это он к шести героям и орет:
— Здр...расьти ар...лы!!
Те, конечно:
— Гам...гам...гам.„тво!
После сего, к бесконечному удовольствию зевак и уличных мальчишек, господин Звегинцев речь закатил...
Иные зрители со смеху навзнич падали.
«Ну, говорят, и братушки, ну и русы — уморили, черти».
А когда все громовые речи кончились, и войска разошлись, господин Звегинцев стал этак, выражаясь языком военных специалистов, — справа по три заезжать. К высоким лицам. Подскочит, ощерится и лепортует: «Их высокоблагородие, генерал Шкуро, изволят просить вас (имя — чин рек) — откушать хлеба и соли»...
... После парада, в следующее воскресенье было пьянство с джигитовкой и — ей ей не вру — производства нескольких в урядники, иных в вахмистры, а кого-то самого хитрого — в ахвицеры!
На 13 году беженства сей герой хорунжим стал...
Поздравляю, господин ахвицер, от душе!
Науменко их произвел, а Саломахин приказ вычитывал. Ну, да это не так важно... беда в том, что они- то производят, а их — позабыли. И что там покойный Кутепов думает пли Миллер!
Кабы я был Миллером, я бы и их произвел. За ревность! И приказ бы изобразил:
«Генерала Науменко — назначаю фельдцейхмейстером двора с правом ношения жандармской бляхи с номером.
Генерала Шкуру — произвожу в мандарины и дарую нагрудный знак с надписью — « и разбил я сто городов»...
Саломахин — для него восстанавливаю орден опричников — метлу и собачью голову — за неимением седла и коня, пусть носит в руках.
Донское правительство — награждаю медалью; с одной стороны изображение донской казны, с другой — надпись: «не нам, не нам и не табе».
Вот как бы я на месте Миллера поступил.
В последнем номере «Кавказского казака» ген. Науменко опять приказик строчит. В нем сознается, что вольными казаками был бит, и своим орлам больше ругаться площадной бранью не приказывает. Это приказик! А через 2 страницы какой-то храбро не подписавшийся по адресу одного вольного казака пишет: «Эта, поистине, отрыжка революции» и т. д.
Я, конечно, псевдонима не знаю. Но хотел ему сказать: Милочка! вы, конечно, повидимому, душка и пупсик, но зачем же хамить? .. вам же генерал не велел... Зачем же показывать извозчичий темперамент и словарь, когда генерал серчают? А! Кстати, вы — не новоиспеченный ли офицер?
А Науменке хочется сказать: Слышь, дяденька, бехни им еще приказик, только пусть его Саломахин составит,.. У него словарик — на ять... он сразу их с папы и мамы начнет крыть... А то не слухаются... Что поделать —
Обращенье панское,
Воспитанье... тонкое... как пели во время революции...
№ 93 1931г. стр.20
Павел Поляков
Казачьи фельетоны
Ежегодно казаки празднуют «Войсковой Праздник». Помнят старину и — крышка. У казаков имеется начальство: генералы, полковники, председатели и Атаманы. Они казаками правят и указывают, когда что делать нужно. А казаки их — слушают...
Они же и разные подписки открывают: на «фонды», в «казну» и так далее. Фондами руководят испытанные конспираторы. За одинадцать лет уплат, казаки так и не знают точно, кто именно живет на эти деньги. Только догадываются... Начальство и «праздники» устраивает. На Алексея — человека Божия. Чтобы подчеркнуть значение дня полностью, со всего Белграда собирают русских генералов, бывших общественных деятелей, нигде не писавших журналистов и прочих...
Божьих людей.
Кроме их зовут и... казаков.
Казаки на «празднике» хозяева, Божьи люди — калики, перехожие — гости.
Поэтому казаки платят, а гости — не платят.
Гостей приглашают больше, чем хозяев. Голодных то ведь много...
Начальство и гости садятся во главе угла, хозяева, из вежливости, у выхода...
Роли распределяются заранее.
Начальство: ест, пьет, говорит речи.
Гости: едят, пьют, напиваются, нажираются — едут в Ригу, говорят речи...
На вечерах обыкновенно участвуют студенты. Это молодые люди, без чинов и орденов и поэтому их сажают к выходу поближе. Их обязанности — слушать речи, кричать ура, плясать, петь и, вообще, увеселять начальство и высоких гостей. Студенты — тоже платят.
У начальства имеется полковник — он махает рукой, когда надо кричать ура, провозглашает тосты за начальство, за присутствующих дам и организует восторг в душах казаков и студентов по адресу гостей и начальников. Идей он разных. Вообще же — душа общества.
Кроме того, он — политик, он голова и мозг...
Поэтому начальство в сих качествах не нуждается...
===============================
журнал «Вольное казачество»
94-й номер
стр. 2
1931г.
Борис Кундрюцков
КАЗАЧИЙ БОГ
На Божество смотреть не в силах был,
Не в силах был согнуть свои колени,
Ослепнув от лучей, я выход позабыл
И пал, дрожа, на мшистые ступени...
А ночь текла над храмом одиноким
И шум воды чуть слышно долетал,
И лес, надвинувшись в молчании глубоком,
На стены старые, нахмурившись, взирал...
Зачем заехал я в покинутый, забытый
Степного Божества пустой холодный храм, —
Что сердцем я искал усталым и разбитым
Среди руин — не знал, не ведал сам...
Без трепета порог большой и стертый
В святилище легко переступил,
И затхлый воздух там, насыщенный и спертый
На миг один меня ошеломил...
На ночь приютом мне могли служить те стены...
Я взор поднял на светлый пьедестал —
Казался мне из золотистой пены
Его весь в трещинах из мрамора овал...
Смотрел... И вдруг над ним родилось... нечто —
Как будто облачко... как будто легкий дым
В движении волнистом, бесконечном,
Меняя формы, был он недвижим...
И линии, ломаясь, округлялись
Из точек огненных рождался страшный лик,
И черные глаза томленьем зажигались
И чудилося — Он и Беден и Велик.
Прожег меня тот взор — клинок каленый,
Как будто бы давно... в прошедшие года
Я перед ним стоял, копьем вооруженный,
Стянув коню тугие повода...
Видением мелькнуло пред глазами...
Старинный, боевой в груди проснулся крик, —
Я... прошептал его... забытыми слогами...
И смерклося в глазах в безумный этот миг.
И сколько времени лежал один — не знаю.
Был день уже... Я подошел к коню,
Шатаясь, бледный весь...
С тех пор я... не дерзаю
И образ виденный в душе, таясь, храню...
=======================
«Вольное казачество»
№150-33
стр.2
Борис Кундрюцков
Казачья невеста
Смех — как струна золотая,
Взгляд — как брильянтовый луч,
И голова завитая
В нимбе темнеющих туч...
Верный порыву, я встану,
Молча с коня я сойду,
В самое сердце загляну
И... навсегда украду...
Будешь ты в нашей станице
Солнцем степным обожжена...
Сын мой там — вольная птаца —
Ждет тебя, девушка, в жены...
Здесь, в европейце унылом,
Верь мне, огня не найти...
Может ли с буйною силой
К мощной прижать он груди!..
Знаешь, в труде и в весельи
Жизнь пролетит... Ну, на место!..
Так, у седла... Новоселье
Справим, казачья невеста!
===================
стр.10
Петр Крюков
МОЙ ПЕРНАЧ.
Мне харунка — Воля,
Клич — сары-азманы,
Цель — Войскам всем Доля,
Все мы — атаманы!..
Гей! Казак горюет! —
Где-ж его подруга?
Или не тоскует?
Иль забыла друга?..
Я, рукой могучей
Песнь-пернач вздымая,
Молнией летучей
Клич шлю в край из края: —
Гей! Сары азманы!
Месть за кровь казачью!
К Воле, атаманы!
К черту — жизнь собачью!.
Прозревай, слепые —
Мой пернач сверкает!
Слушайте, глухие —
Клич мой громыхает!..
Где-ж моя подруга?..
Ах! Ты здесь, стальная!
Ты мне — милей друга,
Смертно-ледяная!
Шлях к Казачьей Воле
Песней я намечу;
За Народ мой в поле
С шашкой ринусь в сечу!..
==============
31-XII-1933 г.
Петр Мерзликин
НЕКОТОРЫМ РОДИЧАМ
Вам не понять моих стремлений
И не понять моей души,
Как не понять и тех мучений,
Что ночь таит в своей тиши...
Мне дорог час, когда услышу топот
Под Черным Рыцарем летяцего коня
Замолкнет вдруг на Бога ропот,
И нет забот сегодняшнего дня...
Тот Черный Витязь, витязь чести,
Усталой воле жизнь дает,
Хранит огонь желанной мести
И в бой за ширь степей зовет...
Награда мне — величье Края!
Пред вечным сном прославлю, умирая,
К нему любовь, звенящую в душе.
Порыв ее — на Диком Поле
Да там, где ветер в камыше
Шумит степям о лучшей доле
======================
Серий Савицький
Ой, серця шматок видирвався,
Козачого серця в степу,
Як лыцарь за волю змагався
В шалену криваву добу...
Тепер вин блука на чужини.
Летять на край свита лита.
А з серця йому и до ныни
Кров капа гаряча, свята...
Не згоиться рана николы
Йому у сумний чужини,
Бо-ж серця шматок Козакови
Лышився на ридний земли!..
=====================
«Вольное казачество»
№140
Павел Поляков
Казачьи фельетоны
5-е октября. Русская жандармерия празднует свой праздник. Вместе с нею и Богаевские, Науменки, Шкуры, Звегинцевы и иные.
В Белграде, конечно, молебствие. Даже Н. Д. Дувакин участие принял. Николай Дмитриевич! А ведь это выходит дело — Вы в лоно Соединенного совета Д. К. и Т. вернулись? Ну, что-же! На здововье!
А после молебствия парад закатили. Возле русской церкви. Тут вам вот — народ, а там вон — церковь...
А прямо, на плацу, взглядом не окинешь, — 6 человек войска изображают, каждый норовит дивизией выглядеть! Гвоздем этой комедии был господин Звегинцев — Науменкин помощник и, судя по фамилии, — коренной черноморец.
По случаю торжества господин Звегинцев приоделся. Зафорсил. Пальто — времен севастопольской обороны, шляпа — три дня телок жевал, галстух — веревочкой. Подскакивает это он к полкам... тьфу, записался. — доплелся это он к шести героям и орет:
— Здр...расьти ар...лы!!
Те, конечно:
— Гам...гам...гам.„тво!
После сего, к бесконечному удовольствию зевак и уличных мальчишек, господин Звегинцев речь закатил...
Иные зрители со смеху навзнич падали.
«Ну, говорят, и братушки, ну и русы — уморили, черти».
А когда все громовые речи кончились, и войска разошлись, господин Звегинцев стал этак, выражаясь языком военных специалистов, — справа по три заезжать. К высоким лицам. Подскочит, ощерится и лепортует: «Их высокоблагородие, генерал Шкуро, изволят просить вас (имя — чин рек) — откушать хлеба и соли»...
... После парада, в следующее воскресенье было пьянство с джигитовкой и — ей ей не вру — производства нескольких в урядники, иных в вахмистры, а кого-то самого хитрого — в ахвицеры!
На 13 году беженства сей герой хорунжим стал...
Поздравляю, господин ахвицер, от душе!
Науменко их произвел, а Саломахин приказ вычитывал. Ну, да это не так важно... беда в том, что они- то производят, а их — позабыли. И что там покойный Кутепов думает пли Миллер!
Кабы я был Миллером, я бы и их произвел. За ревность! И приказ бы изобразил:
«Генерала Науменко — назначаю фельдцейхмейстером двора с правом ношения жандармской бляхи с номером.
Генерала Шкуру — произвожу в мандарины и дарую нагрудный знак с надписью — « и разбил я сто городов»...
Саломахин — для него восстанавливаю орден опричников — метлу и собачью голову — за неимением седла и коня, пусть носит в руках.
Донское правительство — награждаю медалью; с одной стороны изображение донской казны, с другой — надпись: «не нам, не нам и не табе».
Вот как бы я на месте Миллера поступил.
В последнем номере «Кавказского казака» ген. Науменко опять приказик строчит. В нем сознается, что вольными казаками был бит, и своим орлам больше ругаться площадной бранью не приказывает. Это приказик! А через 2 страницы какой-то храбро не подписавшийся по адресу одного вольного казака пишет: «Эта, поистине, отрыжка революции» и т. д.
Я, конечно, псевдонима не знаю. Но хотел ему сказать: Милочка! вы, конечно, повидимому, душка и пупсик, но зачем же хамить? .. вам же генерал не велел... Зачем же показывать извозчичий темперамент и словарь, когда генерал серчают? А! Кстати, вы — не новоиспеченный ли офицер?
А Науменке хочется сказать: Слышь, дяденька, бехни им еще приказик, только пусть его Саломахин составит,.. У него словарик — на ять... он сразу их с папы и мамы начнет крыть... А то не слухаются... Что поделать —
Обращенье панское,
Воспитанье... тонкое... как пели во время революции...
Комментариев нет:
Отправить комментарий