журнал «Вольное казачество»
1930г.
59-й номер
Козак Бидолага
Джигитовка на Кубани
(Ст. Кавказская)
В наше «беженское» время это «туземное» слово выговаривается одинаково на всех европейских языках. Кто первый из казаков заграницею вновь оседлал коня и кто первым показал здесь иностранцам это обособленное казачье искусство-спорт на коне — я не знаю, но, начиная с майского выступления 1925 года казаков в Париже, — это, тогда громоздкое и пышно-нарядное дело, провалившись в Лондоне и расколовшись на мелкие частицы — веером раскатилось по всему миру и заставило говорить о казаках, об них несравненном удальстве на лошади, всю иностранную печать.
Как же зарождалось это удальство в казаке?..
Сплошь «служилое сословие» последнего столетия, где не было ни одного семейства, в котором бы мужчина не соприкасался бы с военною службою или с обязательными лагерными сборами и др. полувоенными повинностями в общей казачьей станичной жизни и где в каждом доме, в силу этой обособленной жизни были — и седло, и бурочка, и шашечка, и кинжал, и коник строевой, и где все это хранилось как зеница ока и на что затрачивалось немало денег из скудных семейных сбережений...
С малых лет подросток видел отца, брата, соседа, родича и др. казаков, ежегодно отбывающих «станичные занятия», лагерные сборы, всевозможные смотры, станичные парады и особенно проводы на службу, когда поднималась абсолютно вся станица «провожать в дальнюю дороженьку» своих «малолетков».
А это всеобщее гарцевание казаков всех возрастов на масляницу... А призовые скачки и джигитовка на Пасху...
А за ними — станичная слава первым джигитам, переходящая из поколения в поколение, горделивое щегольство в ценных призовых часах и кинжалах «под сребром», почет от стариков, «лукавое» внимание «казачек», уважение от сверстников, а в будущем — прямая возможность попасть в «учебную», заслужить урядника, почетная папаха с галунами, новые сладкие переживания по возвращении на льготу, а там, к зрелым годам, смотришь — и в станичные атаманы выберут,— новый почет, слава, «кирпичный дом», увеличивающееся хозяйство...
Такая психическая атмосфера, естественно, не могла не действовать на воображение казачат-подростков.
На постоянных пастбищах, гоняя с соседскими целый «косяк» коней из дому и домой, на водопой и с водопоя и в завтрак, и в обед, и в полдень, и при каждом удобном случае всегда верхом на лошади, да еще «охлюпью» — в казачонке невольно вырабатывалась крепость к седлу, сноровка, увертливость на лошади и, в силу необходимости, а еще больше — в силу бесконечного желания стать обязательно «первым наездником» в будущем... А иногда, по осени, когда бывает так мало работ — тайком от старших, заседлав дедовским потрепанным седлом одного из любимцев упряжных, — где-нибудь меж гумнами изощряется «молодой джигит» в подражании старшим до тех пор, пока не угоняет до третьего пота и себя и коня и пока не оборвет полы бешметика, иль не раздерет «матню» в штанах... до очкура.
А родовитые джигиты, чтобы не уронить семейную славу, не утерять первенства отцовского — те, оседлав двух коней, и выехав «на-выгон» — с места пускают их в карьер по необъятному простору, поддерживая за повод и талию растерявшегося мальчонка... Этот способ «учения», испытав на себе, нахожу наилучшим.
(продолжение будет)