7-я часть
Кокунько П. И.
Наше прошлое
(Очерки)
Часть военная (дисциплина)
Трудно было казакам отвыкать от старой привычки — всей душой отдаваться делу, пренебрегая формой. И долго еще потом повторялись подобные инциденты. Только по окончании Кавказской войны наступил перелом в этом отношении, когда боевую практику пришлось заменить учебной. Но и этот перелом казачество объяснило по своему: «кончилась война; начальству ничого робыть, воно и забавляеться, выдумуе рижни вытрэбэнькы, щоб нэ сказалы, що дурно жалования получають»...
В глазах старых, боевых казаков, переживших Кавказскую войну, многие из этой учебы и вообще из нововведений действительно казалось «вытребеньками», как увидим ниже.
Чтобы показать до какой высокой степени казачество понимало дисциплину и как резко отделяло ее от того, что, по его мнению, не имело никакого значения, кроме принижения личности, остановимся на примере, по мнению некоторых, массового нарушения дисциплины на так называемом «Персидском бунте».
Под конец царствования Екатерины II, правительству опьяненному успехом русского оружия в Европе, пришла мысль осуществить проект Петра I, предпринять доход на юг через Персию. Этим предполагалось убить двух зайцев: утвердиться на берегах Персидского залива и «обуздать» Персию, причинявшую постоянные разорения Грузии, искавшей покровительства единоверной ей России.
Слухи об этом проникли на Кавказ, главным начальником которого был генерал Гудович, живший в Моздоке. Предполагая, что он будет поставлен во главе этой экспедиции, Гудович заранее начал подготовлять этот поход. Совершенно для него неожиданно главнокомандующим этой экспедиции был назначен молодой генерал-аншеф Валериан Зубов, который и не замедлил явиться в Моздок. Вообразив себя вторым Суворовым, из науки которого вероятно только и усвоил «быстрота и натиск», Зубов, по приезде, хотел немедленно двинуться в поход с частями войск, которые были под рукой. Напрасно Гудович и другие чины старались убедить, что это было бы очень опрометчиво, что край очень мало населен, что трудно собрать сразу довольствие для армии, вообще организовать продовольственную часть, что даже перевозочных средств нет, что, наконец, и армия еще не сосредоточена и не готова к выступлению в такой серьезный и дальний поход, что для всего этого едва ли достаточно будет и двух месяцев. Все было напрасно. Жажда блестящих подвигов, которые, по мнению Зубова, были так легки и в которых он так был уверен, обуяла главнокомандующего настолько, что он согласился на отсрочку выступления только на две недели.
Что можно было сделать в такой короткий срок? Реквизировать нужные предметы было негде, да и нечего. Все нужно подвезти, а перевозочных средств достать негде; все нужно было купить, а получка денег из Петербурга при тогдашних средствах сообщения требовала долгого времени. Получилась полная кутерьма, при которой местное начальство теряло голову. При спешности покупки и затруднительности перевозки, цены, конечно, непомерно росли, как на покупку продовольствия, так и на перевозку.
И вот в такую кутерьму полной неразберихи попал и отряд черноморских казаков под начальством бригадира Головатого. Если принять во внимание, что казаки шли впереди всегда только в боевых действиях, во всех же остальных случаях, в том числе и во всякого рода довольствиях они оставались в хвосте, то становятся понятными все те бедствия, которые пришлось перетерпеть этому несчастному отряду. Отряд гнали вперед, несмотря ни на какие препятствия, так как поход начался, не ожидая сосредоточения армии. Головатому предстояло погрузиться с отрядом на суда в Астрахани и высадиться в Баку, когда туда прибудет армия. В то время, когда Головатый шел к Астрахани, передовые части армии подходили уже к Дербенту, следовательно, ему нужно было торопиться, елико возможно.
Несмотря на все безобразия, сопровождавшие эту экспедицию, несмотря на недостаток всего и форсированные переходы, в то время как в частях армии отсталость и дезертирство были обыкновенным явлением, в отряде Головатого было сравнительно все благополучно. Казаки затаили злость на непорядки во время похода и проявили ее по окончании похода, по приходе в Екатеринодар, где и постарались возбудить общее недовольство участников похода против старшин, обвиняя их за все то, что они перетерпели за время похода. Это повело к так называемому «Персидскому бунту», который послужил основанием для обвинения казаков в „нарушении дисциплины».
Об этом «бунте» еще придется вспомнить в одной из следующих глав, в настоящей же можно высказать только догадку, что, быть может, этот «бунт» ускорил осуществление проекта о сравнении казачьих офицеров в чинах с армейскими, чтобы вывести казачью старшину из того неопределенного положения в служебном и дисциплинарном отношении, в котором она находилась до того. Таким образом, он помог правительству в разъединении казачества, которое было проведено и на Дону и дало довольно существенные результаты в деле ограничения его «вольностей и привилегий».
(Продолжение следует)
Источник:
журнал «Вольное казачество»
1930г.
68-й номер
стр.12-14
Кокунько П. И.
Наше прошлое
(Очерки)
Часть военная (дисциплина)
Трудно было казакам отвыкать от старой привычки — всей душой отдаваться делу, пренебрегая формой. И долго еще потом повторялись подобные инциденты. Только по окончании Кавказской войны наступил перелом в этом отношении, когда боевую практику пришлось заменить учебной. Но и этот перелом казачество объяснило по своему: «кончилась война; начальству ничого робыть, воно и забавляеться, выдумуе рижни вытрэбэнькы, щоб нэ сказалы, що дурно жалования получають»...
В глазах старых, боевых казаков, переживших Кавказскую войну, многие из этой учебы и вообще из нововведений действительно казалось «вытребеньками», как увидим ниже.
Чтобы показать до какой высокой степени казачество понимало дисциплину и как резко отделяло ее от того, что, по его мнению, не имело никакого значения, кроме принижения личности, остановимся на примере, по мнению некоторых, массового нарушения дисциплины на так называемом «Персидском бунте».
Под конец царствования Екатерины II, правительству опьяненному успехом русского оружия в Европе, пришла мысль осуществить проект Петра I, предпринять доход на юг через Персию. Этим предполагалось убить двух зайцев: утвердиться на берегах Персидского залива и «обуздать» Персию, причинявшую постоянные разорения Грузии, искавшей покровительства единоверной ей России.
Слухи об этом проникли на Кавказ, главным начальником которого был генерал Гудович, живший в Моздоке. Предполагая, что он будет поставлен во главе этой экспедиции, Гудович заранее начал подготовлять этот поход. Совершенно для него неожиданно главнокомандующим этой экспедиции был назначен молодой генерал-аншеф Валериан Зубов, который и не замедлил явиться в Моздок. Вообразив себя вторым Суворовым, из науки которого вероятно только и усвоил «быстрота и натиск», Зубов, по приезде, хотел немедленно двинуться в поход с частями войск, которые были под рукой. Напрасно Гудович и другие чины старались убедить, что это было бы очень опрометчиво, что край очень мало населен, что трудно собрать сразу довольствие для армии, вообще организовать продовольственную часть, что даже перевозочных средств нет, что, наконец, и армия еще не сосредоточена и не готова к выступлению в такой серьезный и дальний поход, что для всего этого едва ли достаточно будет и двух месяцев. Все было напрасно. Жажда блестящих подвигов, которые, по мнению Зубова, были так легки и в которых он так был уверен, обуяла главнокомандующего настолько, что он согласился на отсрочку выступления только на две недели.
Что можно было сделать в такой короткий срок? Реквизировать нужные предметы было негде, да и нечего. Все нужно подвезти, а перевозочных средств достать негде; все нужно было купить, а получка денег из Петербурга при тогдашних средствах сообщения требовала долгого времени. Получилась полная кутерьма, при которой местное начальство теряло голову. При спешности покупки и затруднительности перевозки, цены, конечно, непомерно росли, как на покупку продовольствия, так и на перевозку.
И вот в такую кутерьму полной неразберихи попал и отряд черноморских казаков под начальством бригадира Головатого. Если принять во внимание, что казаки шли впереди всегда только в боевых действиях, во всех же остальных случаях, в том числе и во всякого рода довольствиях они оставались в хвосте, то становятся понятными все те бедствия, которые пришлось перетерпеть этому несчастному отряду. Отряд гнали вперед, несмотря ни на какие препятствия, так как поход начался, не ожидая сосредоточения армии. Головатому предстояло погрузиться с отрядом на суда в Астрахани и высадиться в Баку, когда туда прибудет армия. В то время, когда Головатый шел к Астрахани, передовые части армии подходили уже к Дербенту, следовательно, ему нужно было торопиться, елико возможно.
Несмотря на все безобразия, сопровождавшие эту экспедицию, несмотря на недостаток всего и форсированные переходы, в то время как в частях армии отсталость и дезертирство были обыкновенным явлением, в отряде Головатого было сравнительно все благополучно. Казаки затаили злость на непорядки во время похода и проявили ее по окончании похода, по приходе в Екатеринодар, где и постарались возбудить общее недовольство участников похода против старшин, обвиняя их за все то, что они перетерпели за время похода. Это повело к так называемому «Персидскому бунту», который послужил основанием для обвинения казаков в „нарушении дисциплины».
Об этом «бунте» еще придется вспомнить в одной из следующих глав, в настоящей же можно высказать только догадку, что, быть может, этот «бунт» ускорил осуществление проекта о сравнении казачьих офицеров в чинах с армейскими, чтобы вывести казачью старшину из того неопределенного положения в служебном и дисциплинарном отношении, в котором она находилась до того. Таким образом, он помог правительству в разъединении казачества, которое было проведено и на Дону и дало довольно существенные результаты в деле ограничения его «вольностей и привилегий».
(Продолжение следует)
Источник:
журнал «Вольное казачество»
1930г.
68-й номер
стр.12-14
Комментариев нет:
Отправить комментарий