Вадим Курганский. (Белград).
На Туреччину...
Свистел ветер в снастях, жалобно и назойливо — у-у-у-у!.. Бежали мимо урчащие волны, носы „чаек“ мерно вздымались и опускались... Раз — и открывалась перед глазами далекая ширь темно-синего моря, с разбросанными белыми пятнами барашек... Два — и острый, режущий волны нос взлетал вверх, к голубому, тоже с белыми пятнами — облаков, небу... И снова — раз-два, раз-два...
Паруса вздувались упругими полушариями; как резиновые прыгали по волнам, накреняясь на бок, легкие чайки... Позади таял, удаляясь, берег, озаряемый косыми лучами только что взошедшего солнца...
На чайках угрюмо молчали... Не звучали лихие запорожские песни, не слышалось удалых выкриков молодежи. Угрюмо сидели вдоль бортов, только изредка оборачивался кто-нибудь назад, бросал долгий взгляд на исчезающий берег и снова с тяжелым вздохом поворачивался.
На Туреччину!..
Прощай Сич — ридна!.. Надолго... навеки, быть может, прощаются с Тобою, Тобою вскормленные сыны...
Зруйновалы!..
За службу верную, за борьбу нещадную, на все стороны, одни без союзников и без помощи — сотни против тысяч, за войну вечную, за жертвы безмерные...
У-у-у-у — заливался ветер...
Вставало в памяти:
Глухо шумит стоголосым шумом большая Сичевая площадь... В середине — возле литавр — старшина — кошевой, с понуренной головой, растерянный писарь, судья, куренные... А вокруг — сплошное, волнующееся море чубатых голов, сжатых кулаков, обнаженных сабель, разоренных и растерянных лиц... Дальше — низкие строения куреней, земляной вал, серебристая лента Днепра, а еще дальше — шеренги зеленых мундиров, щетина штыков, черные провалы пушечных жерл, дымки фитилей в утреннем воздухе...
Зруйновалы!.. Эх — в сабли б принять, раскрошить, разметать по сторонам. Да ведь знали, что делали — ночью, тайком оцепили Родимую со всех сторон... На одного казака мал-мало 20 солдат пришлось... а пушки?..
Мерно вздымались чайки, прыгали по волнам. Вперед на Туреччину, под руку султана турецкого — хоть нехристь, да понимает.
Как ни зорко глядели московские очи — да вот проглядели... Если б все твердо на одно сошлись — любовались бы сейчас москали на пустые курени, с одними евреями-торговцами... Да ведь страшно, страшно идти на чужбину...
Ветер все усиливался, гнал вперед чайки... Исчезал вдали берег... Прощай Мать, прощай Сич — Ридна!..
На Туреччину!..
журнал «Вольное казачество»
1931г.
80-й номер
стр. 3
На Туреччину...
Свистел ветер в снастях, жалобно и назойливо — у-у-у-у!.. Бежали мимо урчащие волны, носы „чаек“ мерно вздымались и опускались... Раз — и открывалась перед глазами далекая ширь темно-синего моря, с разбросанными белыми пятнами барашек... Два — и острый, режущий волны нос взлетал вверх, к голубому, тоже с белыми пятнами — облаков, небу... И снова — раз-два, раз-два...
Паруса вздувались упругими полушариями; как резиновые прыгали по волнам, накреняясь на бок, легкие чайки... Позади таял, удаляясь, берег, озаряемый косыми лучами только что взошедшего солнца...
На чайках угрюмо молчали... Не звучали лихие запорожские песни, не слышалось удалых выкриков молодежи. Угрюмо сидели вдоль бортов, только изредка оборачивался кто-нибудь назад, бросал долгий взгляд на исчезающий берег и снова с тяжелым вздохом поворачивался.
На Туреччину!..
Прощай Сич — ридна!.. Надолго... навеки, быть может, прощаются с Тобою, Тобою вскормленные сыны...
Зруйновалы!..
За службу верную, за борьбу нещадную, на все стороны, одни без союзников и без помощи — сотни против тысяч, за войну вечную, за жертвы безмерные...
У-у-у-у — заливался ветер...
Вставало в памяти:
Глухо шумит стоголосым шумом большая Сичевая площадь... В середине — возле литавр — старшина — кошевой, с понуренной головой, растерянный писарь, судья, куренные... А вокруг — сплошное, волнующееся море чубатых голов, сжатых кулаков, обнаженных сабель, разоренных и растерянных лиц... Дальше — низкие строения куреней, земляной вал, серебристая лента Днепра, а еще дальше — шеренги зеленых мундиров, щетина штыков, черные провалы пушечных жерл, дымки фитилей в утреннем воздухе...
Зруйновалы!.. Эх — в сабли б принять, раскрошить, разметать по сторонам. Да ведь знали, что делали — ночью, тайком оцепили Родимую со всех сторон... На одного казака мал-мало 20 солдат пришлось... а пушки?..
Мерно вздымались чайки, прыгали по волнам. Вперед на Туреччину, под руку султана турецкого — хоть нехристь, да понимает.
Как ни зорко глядели московские очи — да вот проглядели... Если б все твердо на одно сошлись — любовались бы сейчас москали на пустые курени, с одними евреями-торговцами... Да ведь страшно, страшно идти на чужбину...
Ветер все усиливался, гнал вперед чайки... Исчезал вдали берег... Прощай Мать, прощай Сич — Ридна!..
На Туреччину!..
журнал «Вольное казачество»
1931г.
80-й номер
стр. 3
Комментариев нет:
Отправить комментарий