2-я часть
(окончание)
журнал «Вольное казачество»
1930г.
59-й номер
Козак Бидолага
Джигитовка на Кубани
(Ст. Кавказская)
Первая проба на людях и «фастовство» подростков — это на маслянице.
В воздухе чувствуется весенняя теплота. Снег уж сходит, а в иные годы, на выгоне, уже и суховато; и даже травка зеленеет на солнышке.
Вот в эти-то дни, в дни широкой масляницы, а в особенности в ее последние три дня — кто только не выезжает на улицу погарцевать?..
Старые отслужившиеся казаки, большею частью урядники, «чертом» заломив папаху с галунами, в черных кашемировых бешметах, с плетью за поясом «для украшения», затянутые «серебряными поясами», с массивными цепочками на груди призовых часов, на своих долгих испытанных «строевых», в настоящих седлах с прибором сыромятного ремня и с сохранившимся в порядке и чистоте металлическим набором — они важно и с достоинством, маленькими группами, только фланируют по многолюдным от праздничного люда улицам. Иль остановившись где-либо на углу, склонившись к луке, иль небрежно перекинув ногу на шею своего коня
— наблюдают беспорядочную скачку младших, перебрасываясь между собою редкими замечаниями. Джигитовать самим им считается уже неприличным. Они «льготные» старые казаки, у них уже взрослые детишки, им уже лет не меньше как 26-ть...
Известно, в станице возраст этот считается солидным...
Казачата подготовительного разряда, еще не окрепшие в седле, но уже принимающие должный вид, на своих полувыезжанных «строевых» также в бешметиках, но разных цветов, с плетью в руках (т. к. не знает куда девать правую руку) — они ватагами нервно снуют по улицам, останавливаются где-либо в людных местах и сами по себе начинают джигитовку. Весь день, весь «цимес» скачек, полною своею долею, по традиции, должен принадлежать им. Здесь они уже показывают народу, что дало им станичное «занятие» зимою и кто из них может быть «первым» в майских лагерях. До надрыва, до изнеможения делают они прыжки на обе стороны и поднимают расставленные папахи... А возле духанов, где обычно бывают в эти дни завсегдатаи из стариков — за какие-нибудь «2 копейки», поставленные ребром у камешка — бьется молодежь до остервенения, чтобы горстью схватить этот грош... И все зачем? Не важен грош, а — слава: «даже 2 копейки схватил с земли», будут потом говорить в станице; вот в чем важность...
А за «малолетками» — сплошная мелкота, сплошь школьники, на допотопных седлах с одною подпругою, «охлопью» иль с постельною подушкою, перехваченною чересседельником, на домашних клячах, цыганским беспорядком, стаями, разбалтывая ногами в мах лошади и беспомощно болтая руками, кто в чем попало, с хворостинками, но обязательно в казачьих шапчонках — они с детским безразличием тянутся за старшими... Они не джигитуют, а только присутствуют и смотрят, иль скачут на «чья возьмет». И все это по улицам, больше по «Красной» (главная станичная улица), где по тротуарам толпы нарядных нарумяненных и завитых казачек-девушек и «молодаек», лускающих семячки и кокетничающих перед молодцами...
Кругом крики, гик, смех, визг девчат... это ли не счастье, побывать здесь каждому подростку на лошади, да может быть еще и показать себя не хуже старшего?!..
А там, через 2 месяца, на Святую Пасху — уже и настоящие, серьезные скачки, на призы, перед всем людом, перед начальством.
За станицею, «на выгоне», плугом опахивается круг протяжением в 2 версты. Это для подростков. К назначенному дню (обыкновенно это 2-й или 3-й день Св. Пасхи), с ближайших станиц съезжаются подающие надежды малолетки и все подростки от 8 до 17-ти лет, кто записан на скачки на своих лошадях. Заранее заготовляются ценные призы, начинающиеся со сплошь серебряного кинжала с поясом, серебряных часов и даже всевозможными отдельными вещами из конской строевой сбруи и всего того, что так или иначе казаку пригодится для службы, чего ему уж не придется покупать и что никогда не бракуется на всех смотрах, изобилующих всю казачью службу почти до 40-летнего возраста. Этот день бывает торжественным и радостным. Всяк хочет попасть на него. Подростки, обязательно в бешметиках, и в папахах, на приличных седлах, достаточно приличных лошадях, порою на «строевых» отцовских иль братовых (посторонних людей лошади не допускались), замирающие от счастья — они объезжают круг, «пробуют» лошадей на намете, иль на скоротечном карьере, забиваемые советами отца, брата, родича — какой стороны держаться и когда пустить коня «во всю» — они ждут и не дождутся так желанного начала...
Насколько велико желание участвовать на скачках не только со стороны подростков, но и со стороны родителей, что малышам лет в 8, чтобы они не сорвались на карьере — подвязывают ноги к стременам, пропустив запасный ремень под брюхом лошади. Мера, должен сказать, и не умная и опасная, если седло, паче чаяния, свернется на бок.
Разделив всех на партии по возрасту и по очереди, выстроив каждую в длинную шеренгу — с рыси пускают «в — карьер».
Забыты все «советы» отца, когда пускать «во всю» — детвора сразу берет лошадей в плети и — «пошла писать губерния» — и смешная, и трогательная по своей наивности и непосредственности... Куча выпущенных коней постепенно вытягивается и уже на половине круга резко обозначается «чья возьмет» и «чья нет», т. к. системы в сбережении силы лошади никакой... И когда долетают первые — то потом еще дотелепкиваются разные и на разных аллюрах, вплоть до тех, кого занес конь куда-то далеко, далеко за круг и тех, кто свернул в круг и как «выбывший», со смущенным видом, или с плачем, возвращается к месту исхода, ища «батю»...
Малолетки только джигитуют. На добрых конях, кои уже приготовлены для действительной службы, в черкесках и погонах, при полном холодном вооружении, строем, под командою своих инструкторов, — они проезжают шеренгами по улице, образовавшейся рассеченной толпою народа, мимо «офицерской палатки», где широкой полосою сидит все льготное офицерство с семьями и Атаманом отдела во главе и, сделав резкий заезд на одном из флангов — быстро спешиваются, снимают оружие, подтыкивают полы черкесок, нахлобучивают на голове папахи, чтобы не сорвались во время работы (в Кавказском полку уронивший свою папаху — теряет приз) и — по «карьеру» хора трубачей, молодые гибкие тела, полные безудержной отваги и влюбленности к делу, на быстроногих кабардинцах, с диким гиком для бодрости коня, не задерживаясь над седлом, как вихрь перелетая с одной стороны на другую, от края до края плаца, — режет воздух пылкий казачина...
Папахи вряд 8 штук, на 25 шагов дистанции... Прильнув к луке, словно хищник, всем своим существом впившись в лошадь и загипнотизировав ее в прямолинейности направления — с землею сгребет папаху молодец, тут же высоко подбросив ее вверх, как наглядный показатель четкости «хватки»...
А дальше, «вольная джигитовка» — кто во что горазд:
Стол на седле, вверх ногами, с шестом, задом наперед, отвалка, переметные сумы, турник... Бесконечная стрельба, гик, топот, рев толпы...
Окончив — также быстро спешиваются, разбирают оружие, охорашиваются, приводя себя в строевой порядок и — ровным шагом, спокойно «идут» шеренгою верховых к офицерской палатке. Здесь уже подсчитаны «баллы»...
Толпа густым кольцом давит верховых... Всяк хочет протиснуться вперед и воочию посмотреть на «раздачу призов», на «первых наездников». Станичные Атаманы в длинных черкесках, серьезные и бородатые, томительно выжидают у палатки... Старики, нервно и сосредоточено вперив свои взоры туда же, ждут... Весь гвоздь дела, нерв, год подготовки — там, в середине палатки... Вот выносят стол и на нем, на ярком весеннем солнце, заманчиво поблескивают ценные дары для удальцов... Все замирает. Офицер, заведывающий всеми малолетками, вызывает по очереди отличившихся. Разгоряченные, подтянутые, в шапочках, сдвинутых на затылок, в мятых ноговицах, стараясь щеголять еще не окрепшей отчетливостью, молодые и полные сил и желаний — проходит ряд молодцев к Атаману отдела и из рук его получают драгоценную память. Хор ревет «туш», а позади — их качают «на ура», намекая на «могорыч»...
«Раздача» заканчивается широким залихватским «казачком» и народ, утомленный и выпивший всю сладость казачьего праздника до дна, — на всевозможных подводах, линейках, тачанках весело направляется восвояси «полудновать», а «чужестранные» казаки (с других станиц), в конном строю с песнями едут в свои станицы, делясь радостями, впечатлениями и критикуя кажущуюся несправедливость раздачи призов...
(окончание)
журнал «Вольное казачество»
1930г.
59-й номер
Козак Бидолага
Джигитовка на Кубани
(Ст. Кавказская)
Первая проба на людях и «фастовство» подростков — это на маслянице.
В воздухе чувствуется весенняя теплота. Снег уж сходит, а в иные годы, на выгоне, уже и суховато; и даже травка зеленеет на солнышке.
Вот в эти-то дни, в дни широкой масляницы, а в особенности в ее последние три дня — кто только не выезжает на улицу погарцевать?..
Старые отслужившиеся казаки, большею частью урядники, «чертом» заломив папаху с галунами, в черных кашемировых бешметах, с плетью за поясом «для украшения», затянутые «серебряными поясами», с массивными цепочками на груди призовых часов, на своих долгих испытанных «строевых», в настоящих седлах с прибором сыромятного ремня и с сохранившимся в порядке и чистоте металлическим набором — они важно и с достоинством, маленькими группами, только фланируют по многолюдным от праздничного люда улицам. Иль остановившись где-либо на углу, склонившись к луке, иль небрежно перекинув ногу на шею своего коня
— наблюдают беспорядочную скачку младших, перебрасываясь между собою редкими замечаниями. Джигитовать самим им считается уже неприличным. Они «льготные» старые казаки, у них уже взрослые детишки, им уже лет не меньше как 26-ть...
Известно, в станице возраст этот считается солидным...
Казачата подготовительного разряда, еще не окрепшие в седле, но уже принимающие должный вид, на своих полувыезжанных «строевых» также в бешметиках, но разных цветов, с плетью в руках (т. к. не знает куда девать правую руку) — они ватагами нервно снуют по улицам, останавливаются где-либо в людных местах и сами по себе начинают джигитовку. Весь день, весь «цимес» скачек, полною своею долею, по традиции, должен принадлежать им. Здесь они уже показывают народу, что дало им станичное «занятие» зимою и кто из них может быть «первым» в майских лагерях. До надрыва, до изнеможения делают они прыжки на обе стороны и поднимают расставленные папахи... А возле духанов, где обычно бывают в эти дни завсегдатаи из стариков — за какие-нибудь «2 копейки», поставленные ребром у камешка — бьется молодежь до остервенения, чтобы горстью схватить этот грош... И все зачем? Не важен грош, а — слава: «даже 2 копейки схватил с земли», будут потом говорить в станице; вот в чем важность...
А за «малолетками» — сплошная мелкота, сплошь школьники, на допотопных седлах с одною подпругою, «охлопью» иль с постельною подушкою, перехваченною чересседельником, на домашних клячах, цыганским беспорядком, стаями, разбалтывая ногами в мах лошади и беспомощно болтая руками, кто в чем попало, с хворостинками, но обязательно в казачьих шапчонках — они с детским безразличием тянутся за старшими... Они не джигитуют, а только присутствуют и смотрят, иль скачут на «чья возьмет». И все это по улицам, больше по «Красной» (главная станичная улица), где по тротуарам толпы нарядных нарумяненных и завитых казачек-девушек и «молодаек», лускающих семячки и кокетничающих перед молодцами...
Кругом крики, гик, смех, визг девчат... это ли не счастье, побывать здесь каждому подростку на лошади, да может быть еще и показать себя не хуже старшего?!..
А там, через 2 месяца, на Святую Пасху — уже и настоящие, серьезные скачки, на призы, перед всем людом, перед начальством.
За станицею, «на выгоне», плугом опахивается круг протяжением в 2 версты. Это для подростков. К назначенному дню (обыкновенно это 2-й или 3-й день Св. Пасхи), с ближайших станиц съезжаются подающие надежды малолетки и все подростки от 8 до 17-ти лет, кто записан на скачки на своих лошадях. Заранее заготовляются ценные призы, начинающиеся со сплошь серебряного кинжала с поясом, серебряных часов и даже всевозможными отдельными вещами из конской строевой сбруи и всего того, что так или иначе казаку пригодится для службы, чего ему уж не придется покупать и что никогда не бракуется на всех смотрах, изобилующих всю казачью службу почти до 40-летнего возраста. Этот день бывает торжественным и радостным. Всяк хочет попасть на него. Подростки, обязательно в бешметиках, и в папахах, на приличных седлах, достаточно приличных лошадях, порою на «строевых» отцовских иль братовых (посторонних людей лошади не допускались), замирающие от счастья — они объезжают круг, «пробуют» лошадей на намете, иль на скоротечном карьере, забиваемые советами отца, брата, родича — какой стороны держаться и когда пустить коня «во всю» — они ждут и не дождутся так желанного начала...
Насколько велико желание участвовать на скачках не только со стороны подростков, но и со стороны родителей, что малышам лет в 8, чтобы они не сорвались на карьере — подвязывают ноги к стременам, пропустив запасный ремень под брюхом лошади. Мера, должен сказать, и не умная и опасная, если седло, паче чаяния, свернется на бок.
Разделив всех на партии по возрасту и по очереди, выстроив каждую в длинную шеренгу — с рыси пускают «в — карьер».
Забыты все «советы» отца, когда пускать «во всю» — детвора сразу берет лошадей в плети и — «пошла писать губерния» — и смешная, и трогательная по своей наивности и непосредственности... Куча выпущенных коней постепенно вытягивается и уже на половине круга резко обозначается «чья возьмет» и «чья нет», т. к. системы в сбережении силы лошади никакой... И когда долетают первые — то потом еще дотелепкиваются разные и на разных аллюрах, вплоть до тех, кого занес конь куда-то далеко, далеко за круг и тех, кто свернул в круг и как «выбывший», со смущенным видом, или с плачем, возвращается к месту исхода, ища «батю»...
Малолетки только джигитуют. На добрых конях, кои уже приготовлены для действительной службы, в черкесках и погонах, при полном холодном вооружении, строем, под командою своих инструкторов, — они проезжают шеренгами по улице, образовавшейся рассеченной толпою народа, мимо «офицерской палатки», где широкой полосою сидит все льготное офицерство с семьями и Атаманом отдела во главе и, сделав резкий заезд на одном из флангов — быстро спешиваются, снимают оружие, подтыкивают полы черкесок, нахлобучивают на голове папахи, чтобы не сорвались во время работы (в Кавказском полку уронивший свою папаху — теряет приз) и — по «карьеру» хора трубачей, молодые гибкие тела, полные безудержной отваги и влюбленности к делу, на быстроногих кабардинцах, с диким гиком для бодрости коня, не задерживаясь над седлом, как вихрь перелетая с одной стороны на другую, от края до края плаца, — режет воздух пылкий казачина...
Папахи вряд 8 штук, на 25 шагов дистанции... Прильнув к луке, словно хищник, всем своим существом впившись в лошадь и загипнотизировав ее в прямолинейности направления — с землею сгребет папаху молодец, тут же высоко подбросив ее вверх, как наглядный показатель четкости «хватки»...
А дальше, «вольная джигитовка» — кто во что горазд:
Стол на седле, вверх ногами, с шестом, задом наперед, отвалка, переметные сумы, турник... Бесконечная стрельба, гик, топот, рев толпы...
Окончив — также быстро спешиваются, разбирают оружие, охорашиваются, приводя себя в строевой порядок и — ровным шагом, спокойно «идут» шеренгою верховых к офицерской палатке. Здесь уже подсчитаны «баллы»...
Толпа густым кольцом давит верховых... Всяк хочет протиснуться вперед и воочию посмотреть на «раздачу призов», на «первых наездников». Станичные Атаманы в длинных черкесках, серьезные и бородатые, томительно выжидают у палатки... Старики, нервно и сосредоточено вперив свои взоры туда же, ждут... Весь гвоздь дела, нерв, год подготовки — там, в середине палатки... Вот выносят стол и на нем, на ярком весеннем солнце, заманчиво поблескивают ценные дары для удальцов... Все замирает. Офицер, заведывающий всеми малолетками, вызывает по очереди отличившихся. Разгоряченные, подтянутые, в шапочках, сдвинутых на затылок, в мятых ноговицах, стараясь щеголять еще не окрепшей отчетливостью, молодые и полные сил и желаний — проходит ряд молодцев к Атаману отдела и из рук его получают драгоценную память. Хор ревет «туш», а позади — их качают «на ура», намекая на «могорыч»...
«Раздача» заканчивается широким залихватским «казачком» и народ, утомленный и выпивший всю сладость казачьего праздника до дна, — на всевозможных подводах, линейках, тачанках весело направляется восвояси «полудновать», а «чужестранные» казаки (с других станиц), в конном строю с песнями едут в свои станицы, делясь радостями, впечатлениями и критикуя кажущуюся несправедливость раздачи призов...
Комментариев нет:
Отправить комментарий