1-я часть
Я. Лопух
Дощечки
(Быль)
Жара. На небе ни облачка. Тишина полная. Покрытые пылью листья на деревьях и траве не шелохнутся. Пыль по дороге лежит толщиной вершка в три-четыре. По улицам станицы Павловской ни души: все в степи на молотьбе; а дряхлые старики и старухи, караулящие сады от налета десятников, дремлют под тенью какой либо груши или яблони, увешанной сочными красивыми плодами, не раз привлекавшими внимание станичных хлопцев.
В станичном правлении, в «присутствии», сидит всеми уважаемый атаман, урядник Лаврентий Степанович Быч. Высокого роста, с небольшой окладистой бородой, с умным и спокойным выражением лица, он внимательно просматривал лежащие перед ним бумаги, делая на некоторых пометки карандашом. Своим ровным и спокойным характером, распорядительностью, тактичностью и соблюдением общественных интересов он снискал себе доверие и уважение станицы, почему и был избран на второе трехлетие.
В канцелярии сидел писарь по гражданской части Шутько, не имевший от рождения ни на руках, ни на ногах пальцев, но отлично писавший красивым почерком, и был, как говорится, делец по канцелярской части.
Писарь по военной части, старик Тытаренко, с пробритым подбородком, знавший все приказы и распоряжения, относящиеся к снаряжению и обмундированию казаков с момента переселения черноморцев на Кубань, был как раз не в духе; щеголеватый и тщательно причесанный помощник писаря, два писарских ученика и дежурный урядник сидели тут же.
Все они изнемогали от жары и очень часто поглядывали на часовую стрелку, которая, как на зло, очень медленно двигалась к цифре XII.
Вдруг, дремавший на парадном крыльце правления дневальный внезапно нарушил тишину, царившую в станичном правлении, громким криком: «дежурный!»
Все оторвались от бумаг, подняли головы, а дежурный, надевая на ходу папаху и оправляя портупею шашки, быстро выскочил в коридор.
— Шо там такэ? — спрашивает он дневального.
— Та он шось лэтыть на тройци.
По улице, по дороге из станицы Уманской, действительно летела тройка. Две пристяжных, нагнув головы вниз и в стороны, неслись в карьер; коренной, с поднятой кверху головой, красиво загребал передними ногами; три колокольчика под дугой от быстрой езды не звонили, а как то своеобразно жужжали. Все три лошади, темногнедой масти, были наши кубанские степняки, так называемой в простонародьи «бурсаковской» породы, к сожалению, теперь исчезнувшей.
За экипажем поднималось облако пыли, заслонявшее собою весь перспектив прямой улицы.
— Це, мабуть, прыстав, — заметил дневальный.
— Мабуть вин, — согласился дежурный и подошел ближе к ступенькам крыльца.
Вот уже тройка поровнялась с Бабыкинской лавкой, но аллюра не уменьшала и, казалось, что она непременно проскочит крыльцо станичного прваления; однако, сильная и опытная рука ямщика сразу осадила всю тройку так, что коренник присел на задние ноги, а пристяжные, как бы прижались к оглоблям, и экипаж, сверх ожидания, остановился перед самым крыльцом правления. Пена, или, как у нас говорят, «мыло» падало с лошадей хлопьями. И не диво! Ведь от Уманской до Павловской 35 верст и пробежать такой перегон, да в такую жару, едва ли смогли бы так называемые «кровные», с метрическими записями своих предков.
В тарантасе сидел становой пристав типа гоголевского городничего. Дежурный подошел с рапортом.
— Атаман в правлении? — спросил пристав.
— Так точно в правлении, ваше благородие!
— Вызови его сюда.
Через минуту на крыльце появился станичный атаман.
— Ты циркуляр уездного начальника и мое предписание о пожарных дощечках получил?
— Так точно получил.
— А почему не выполнил?
— Никак нет, ваше благородие, все дощечки нарисованы и розданы жителям, с приказанием прикрепить таковые на домах на случай пожара.
— Недостаточно нарисовать и раздать, необходимо наблюсти, наблюсти нужно, батенька мой, чтобы распоряжения начальства выполнялись в точности. Ты вот в станице, в своей станице сидишь и ничего не видишь, а я раз проехал по одной улице и уже заметил, что на двух избах нет дощечек. Вот что значит, батенька мой, наблюдательность. Ямщик, у кого это, братец, нет пожарных дощечек? Перетякин или Передядкин, ты называл по фамилии, вот что соломенными ставнями окна позакрыты.
— Перетятько, ваше благородие.
— Да, да, у Перетяткина нет и рядом с ним у его соседа, сюда, поближе к правлению.
— Це мабуть у Сороки, — заметил дневальный.
— Вот видишь?! А ты говоришь мне, что все исполнено. Нет, батенька мой, учить вас, казаков, нужно, как служить то нужно. У меня, батенька мой, в Костромской губернии, где я служил раньше, на всякой избе были прибиты эти дощечки, как по шнурочку. Любо посмотреть было.
(продолжение следует)
журнал «ВК»
1931г.
73-й номер
стр.2-3
Я. Лопух
Дощечки
(Быль)
Жара. На небе ни облачка. Тишина полная. Покрытые пылью листья на деревьях и траве не шелохнутся. Пыль по дороге лежит толщиной вершка в три-четыре. По улицам станицы Павловской ни души: все в степи на молотьбе; а дряхлые старики и старухи, караулящие сады от налета десятников, дремлют под тенью какой либо груши или яблони, увешанной сочными красивыми плодами, не раз привлекавшими внимание станичных хлопцев.
В станичном правлении, в «присутствии», сидит всеми уважаемый атаман, урядник Лаврентий Степанович Быч. Высокого роста, с небольшой окладистой бородой, с умным и спокойным выражением лица, он внимательно просматривал лежащие перед ним бумаги, делая на некоторых пометки карандашом. Своим ровным и спокойным характером, распорядительностью, тактичностью и соблюдением общественных интересов он снискал себе доверие и уважение станицы, почему и был избран на второе трехлетие.
В канцелярии сидел писарь по гражданской части Шутько, не имевший от рождения ни на руках, ни на ногах пальцев, но отлично писавший красивым почерком, и был, как говорится, делец по канцелярской части.
Писарь по военной части, старик Тытаренко, с пробритым подбородком, знавший все приказы и распоряжения, относящиеся к снаряжению и обмундированию казаков с момента переселения черноморцев на Кубань, был как раз не в духе; щеголеватый и тщательно причесанный помощник писаря, два писарских ученика и дежурный урядник сидели тут же.
Все они изнемогали от жары и очень часто поглядывали на часовую стрелку, которая, как на зло, очень медленно двигалась к цифре XII.
Вдруг, дремавший на парадном крыльце правления дневальный внезапно нарушил тишину, царившую в станичном правлении, громким криком: «дежурный!»
Все оторвались от бумаг, подняли головы, а дежурный, надевая на ходу папаху и оправляя портупею шашки, быстро выскочил в коридор.
— Шо там такэ? — спрашивает он дневального.
— Та он шось лэтыть на тройци.
По улице, по дороге из станицы Уманской, действительно летела тройка. Две пристяжных, нагнув головы вниз и в стороны, неслись в карьер; коренной, с поднятой кверху головой, красиво загребал передними ногами; три колокольчика под дугой от быстрой езды не звонили, а как то своеобразно жужжали. Все три лошади, темногнедой масти, были наши кубанские степняки, так называемой в простонародьи «бурсаковской» породы, к сожалению, теперь исчезнувшей.
За экипажем поднималось облако пыли, заслонявшее собою весь перспектив прямой улицы.
— Це, мабуть, прыстав, — заметил дневальный.
— Мабуть вин, — согласился дежурный и подошел ближе к ступенькам крыльца.
Вот уже тройка поровнялась с Бабыкинской лавкой, но аллюра не уменьшала и, казалось, что она непременно проскочит крыльцо станичного прваления; однако, сильная и опытная рука ямщика сразу осадила всю тройку так, что коренник присел на задние ноги, а пристяжные, как бы прижались к оглоблям, и экипаж, сверх ожидания, остановился перед самым крыльцом правления. Пена, или, как у нас говорят, «мыло» падало с лошадей хлопьями. И не диво! Ведь от Уманской до Павловской 35 верст и пробежать такой перегон, да в такую жару, едва ли смогли бы так называемые «кровные», с метрическими записями своих предков.
В тарантасе сидел становой пристав типа гоголевского городничего. Дежурный подошел с рапортом.
— Атаман в правлении? — спросил пристав.
— Так точно в правлении, ваше благородие!
— Вызови его сюда.
Через минуту на крыльце появился станичный атаман.
— Ты циркуляр уездного начальника и мое предписание о пожарных дощечках получил?
— Так точно получил.
— А почему не выполнил?
— Никак нет, ваше благородие, все дощечки нарисованы и розданы жителям, с приказанием прикрепить таковые на домах на случай пожара.
— Недостаточно нарисовать и раздать, необходимо наблюсти, наблюсти нужно, батенька мой, чтобы распоряжения начальства выполнялись в точности. Ты вот в станице, в своей станице сидишь и ничего не видишь, а я раз проехал по одной улице и уже заметил, что на двух избах нет дощечек. Вот что значит, батенька мой, наблюдательность. Ямщик, у кого это, братец, нет пожарных дощечек? Перетякин или Передядкин, ты называл по фамилии, вот что соломенными ставнями окна позакрыты.
— Перетятько, ваше благородие.
— Да, да, у Перетяткина нет и рядом с ним у его соседа, сюда, поближе к правлению.
— Це мабуть у Сороки, — заметил дневальный.
— Вот видишь?! А ты говоришь мне, что все исполнено. Нет, батенька мой, учить вас, казаков, нужно, как служить то нужно. У меня, батенька мой, в Костромской губернии, где я служил раньше, на всякой избе были прибиты эти дощечки, как по шнурочку. Любо посмотреть было.
(продолжение следует)
журнал «ВК»
1931г.
73-й номер
стр.2-3
Комментариев нет:
Отправить комментарий