1-я часть

Журнал «Разведчик»

№ 174

Пластун

Пластунское сторожевое ученье

Выдался чудный весенний денек. Хотя еще и рано, всего март месяц, горячее южное солнце уже дает чувствовать, что на дворе весна. На плацу перед казармами, в тени развесистого ореха, стоит группа офицеров; теперь 9 часов, перемена между занятиями, сейчас только кончили заниматься «словесностью», через 5 минут выведут сотни на плац, на строевые занятия. Разговор идет о «пластунских традициях», — вопрос насущный и значительно назревший среди пластунов.

Вообще заметно три направления. Первые, офицеры раньше служившие в регулярных войсках, не видят разницы между казаком и солдатом; как того , так и другого надо учить возможно ближе устава. Казачьи традиции — пустые бредни.

Другие, старые казаки, тоже не видят, в большинстве случаев, возможности поддержать дух пластуна, так как он развивался под влиянием исключительных обстоятельств, а раз их нет, погиб и дух казака; казачья служба, специальная, может быть только на войне.

Наконец, третьи, отдавая справедливость и уставам, и обстоятельствам, не считают положительно невозможным поддержать дух пластуна, ловкого разведчика, отличного стрелка и отчаянно смелого лазутчика, показавшего себя и в камышах Кубани, и на валах Севастополя. Конечно, отчаянная храбрость, полное забвение опасностей и тому подобное, могут выйти наружу только во время войны; но ловкость, зоркость и сметливость, главные качества пластуна, должны поощряться и в мирное время. Высказывалась даже мысль, что пластунский батальон должен представлять из себя ни что иное, как большую охотничью команду.

Как об одной из специальностей пластуна, речь естественно, зашла о сторожевой службе. Мнения опять разделились; одни говорили, что надо прямо держаться уставной формы, другие, наоборот, советовали поощрять только внимательность часовых и ловкость лазутчиков. Последнее мнение взяло верх, и противников его просили на занятиях лично убедиться, что были бы условия, а чисто пластунские качества еще живы в сердцах пластунов. Решили на этот раз пренебречь уставом, не выставлять ни заставы, ни главного караула, а сами посты расположить вокруг какого-нибудь заметного места, где будут лежать разные мелкие вещи. Другую полусотню расположить также постами, и лазутчики каждой полусотни должны пробраться через чужие посты и украсть какую-нибудь вещь, в доказательство, что они были там…

«Ваше Благородие, там казачок из сотни прибег, говорит, сотня уже вышла», просунув голову в комнату, сообщил мне вечером того же дня вестовой Козырь. Отослав казака и быстро одевшись, я вышел на улицу нашей штаб-квартиры, одного из маленьких местечек Закавказья. Я жил на полугоре, и, чтобы выйти в поле, где стояла ожидавшая офицеров сотня, мне надо было спуститься вниз по улице. Появление офицера в неурочное время, при шашке, сейчас же вызвало вопросы со стороны других сотоварищей скучной штаб-квартирной жизни: всем хотелось знать, куда это выступает сотня в 6 часов вечера, когда обыкновенно все давно уже мирно отдыхают у себя дома. «Воровать идем», отвечал я, и быстро проходил мимо, оставляя всем докучающим вопросами широкое поле для догадок.

Но вот я и у выхода из селения; вон, вправо, за бугром стоит и наша сотня; подхорунжий Шафранов, присоединившийся ко мне на пути, подает мысль заставить казаков «играть» песни. Поздоровавшись с сотней, свели ее в кружок и велели начинать. Высоко завел запевало; Жуков, красивый, видный казак, затянул втору, хор дружно подхватил, и полилась широко и свободно протяжная, за душу берущая, казачья песня…

Из-за бугра показалась фигура сотенного командира; песня смолкла, быстро заняты свои места. Командир поздоровался с сотней, перестроил ее и повел по дороге к прощальной горке.

Пройдя немного, остановились; офицеры вышли вперед выбирать места для занятия постами. Решили так: 2-я полусотня займет горку, что влево от дороги, а 1-я расположит свои посты вокруг сотенного стрельбищного вала; в этой полусотне вещи (книги, шашка, кобура и тому подобное) будут лежать на самом валу, а во 2-й на высшем пункте горки. Оставив 2-ю, мою полусотню, есаул с подхорунжим пошли расставлять посты вокруг вала. Составили ружья, оправились; я вызвал желающих идти в лазутчики, — буквально все, как один человек, вылезли вперед. Отобравши десять самых шустрых, я велел им раздеться, снять оружие и ждать от сотенного командира условленного сигнала.

Сняли сидора, пояса, чекмени, остались в одних бешметах и жилетах; было тут чего посмотреть, — костюмы самые разнообразные: у одного зеленая жилетка, штаны красные; у другого штаны коричневые, а бешмет лиловый, у третьего и материи то не видать на бешмете, так много разного цвета заплаток насажено, — ну, прямо в маскарад их всех послать. Остальных я повел на посты; не успел еще расставить всех, как раздался сигнал, и полезли мои пластуны-разведчики воровать вещи у первой полусотни.

(продолжение следует)