Казачьи Думы

№ 27

9 августа 1923 года

(журнал любезно предоставлен Сергеем Юрьевичем Василенко) 

Владимир Куртин

Невежество

    В последнее время в среде русской эмиграции живо обсуждаются соответствующие вопросы по поводу компании, поднятой ныне против казачьего возглавления. Одно остается яркое впечатление. Судящие и рядящие казаков знают мало или совсем не знают.

    Слушая разговоры о казаках, я вспомнил один случай, имевший место в 1915 году в Севастополе.

    С несколькими офицерами приехал я в Севастополь в качестве квартирьера от 2-ой Кубанской пластунской бригады. Однажды на квартире моего знакомого собрались знакомые морские офицеры, интеллигенты, служившие в различных учреждениях, несколько дам…

    Разговор велся главным образом о казаках, к тому времени уже успевших зарекомендовать себя на всех фронтах.

    Все знали, что в Севастополь должны прибыть с турецкого фронта казаки-пластуны. И вот один молодой моряк, на просьбу дам объяснить им, что такое — пластуны, сказал следующее:

— Пластуны — это небольшой народец, живущий на Кавказе. Все мужчины этого народа, начав с детства ползать на животе, очень привыкают к этому способу передвижения, и потому служат для армии прекрасными разведчиками… С кинжалами в зубах, бесшумно и незаметно подползают они к неприятельским окопам и вырезают целые роты. И также бесшумно возвращаются. Один из штатских подтвердив, что пластуны хорошие разведчики, не признавал их за особый народ. Он говорил, что пластуны — это те кубанские казаки, которые являются приверженцами особой секты — «пластунов».

    Этот разговор происходил в том самом Севастополе, где в музее обороны стоит пластун, уже тогда, в Севастопольскую войну, прославивший себя беспримерными подвигами, и происходил в то время, когда весь свет удивлялся храбрости пластунов на Кавказском фронте.

    Приблизительно такие же и столь же близкие к истине оценки дают зачастую казакам и казачьим политическим верованиям и представители нынешней русской эмигрантской интеллигенции.

    Для одних казаки — те же русские люди, но исповедующие противогосударственное учение — сепаратизм; для других казаки — народец, живущий по окраинам Российского государства, элемент неспокойный, бунтовой, который или нужно превратить в крестьян Кубанской, Донской и так далее губерний или выгнать из пределов государства Российского в Центральную Азию.

    Третьи отрицают за казачеством право иметь своих атаманов, свою выборную власть, свои особые экономические права, свой особый порядок отбывания воинской повинности и тому подобное.

    Эти «знатоки» не только не признают казачьей самобытности, права казаков распоряжаться у себя дома так, как этого хотят сами казаки, но не признают и самого казачества.

    Они говорят: «Казачество — это сословие — в России, какая бы она не была, сословий быть не должно. Все ваши разговоры о каких-то исторических правах, о традициях, о какой-то самобытности — все это пустяки. Между казаком какой-нибудь станицы и мужичком села, положим, Калужской губернии нет никакой разницы, кроме той, что казак был богаче мужика. Но будущая Россия не может терпеть особого привилегированного класса. Самый большевизм в России оказался возможным только благодаря тому, что в России все население было поделено на сословия — привилегированные и непривилегированные. К первым относились дворяне, казаки, духовенство; ко вторым — крестьяне, рабочие, то есть большинство русского народа. И так далее и тому подобное...»

    Слушают казаки подобные речи и отвечают на эти выпады молчанием. И к без того безрадостному беженскому существованию присоединяется еще горечь обид и оскорблений, наносимых такими же изгнанниками.

20 августа 1923 года

Сплит