6-я часть
Гаврила Доброскок
«Казачьи прадеды»
Историческая драма
1911г.
Явление 9
Подлисецкий и Чорба.
Подлисецкий. Челом панам старшинам.
Чорба. Море! Челом!
Головатый. Ваши головы, паны заезжие люди, просим к столу садится.
Ульяна Григорьевна. Просим нашего хлебе-соли отведать. Садитесь! Садитесь, паны чужестранцы! Чем козацкая хата богата, там и привечает.
Подлисецкий. Благодарствуем, панове козацтво!
Чорба. Бре!
Маруся. (К Гулыку) А мне почему-то страшно.
Гулык. Они, может, и на самом деле добрые люди.
Билый. Ну, расскажите, пан ротмистр, что у вас в Польше доброго происходит? Неспроста ваш король в Каневе ожидал так долго нашу царицу, чай, задумал усмирить шляхту...
Чепига. А шляхта к князю Потемкину да к царице в Киев так ластилась, сам видел: в ногах лазила.
Подлисецкий. Было, правда ваша — было, а в Польше у нас теперь такое начинает твориться, что я оттуда отправился сюда турка воевать, чтоб и глазами не видеть ту свару...
Головатый. И хорошо сделали, пан ротмистр, — с глаз долой, греха меньше.
Чорба. Море! Море! Побратим!
Билый. А поныне ли у вас на наших православных людях паны да ксендзы ездят?
Подлисецкий. Увы, панове козацтво! Древнюю старину вы вспомнили! Польша теперь не та, и паны наши уже не те. В Польше у нас заводят навуку, ремесла, открывают для люей школы, сеют образование и сознание, сие все такое, чего у вас на Руси не слыхать. Сам наш король следит за навукой и сам усердно старается, чтобы она всем поровну доставалось по целом королевстве... С простым людом, с народом, у нас куда как лучше ведут себя, чем у вас на Руси. У вас везде теперь заводят крипацтво, а даже вы своих запорожцев по сей день некоторых не вызволили из панской неволи, в которую загнали их после разрушения Сечи, а у нас такие паны, как Свинарский, Яблоновский, Замойский, Ижебсидовский, Понятовский, Хрептович, — сами у себя ради народа упразднили барщину и поделали людей вольными.
Гулык. Простите, пан ротмистр, отдельные люди в королевстве и даже мужи высоких должностей, как-то: литовский подканцлер Хрептович и канцлер Замойский, то и действительно сделали людям добро — послобонили людям барщину или же и вовсе дали людям волю, и такие магнаты, как даже Август Чарторыйский, Костка Потоцкий, каштелянин (Почетный титул польского сенатора в XV-XVIII вв.) Езерский, запретили евреям торговать по шинкам (Кабакам) и держать шинки, ибо они страшно обирают людей. Но ваша Конституция делегационного сейма 1768 года отдала мещан под управление старосте и запретила им пользоваться уставом Магдебургского права, которым они пользовались испокон веков.
Подлисецкий. Мне очень интересно слушать, что пан козак хорошо знает, что делается у нас в Польше, но что плохого в том, что стали управлять старосты?
Гулык. Пан ротмистр, я слышал, мало живет в своей Польше, потому что много воюет по чужим землям и не знает, что сии старосты людям все время чинят обиды, куда хуже от евреев-шинкарей...
Подлисецкий. Жаль.
Все. Очень жаль.
Чорба. Море! Пан козак есть друзь хлопский! Бре!
Гулык. Ваша недавняя конституция 1786 года запретила занимать офицерские должности всем, кто не шляхтич, и не только не сделала людям облегчения, но даже и хуже — отдала их во власть старостам.
Билый. И шляхта ваша сгинет, и Польша сгинет.
Подлисецкий. Так! За грехи ваших отцов сгинула ваша Украина, за грехи ваши сгинула ваша Сечь, а сгинет наша Польша за старые грехи нашей шляхты, то сгинут тогда и ваши вольности козачьи, и вас, паны козаки, навеки в тяжкую неволю отдадут... Только и славы будет, что «козак», а хуже он будет от москаля...
Билый. Гей! Ляше! Словами блудишь! И честь нашу поносишь, когда про вольности наши такой вздор порешь! Жаль, что гость в хате тут ты, а то бы я саблей с тобой порубился...
Чорба. Бре! К сабле! Побратим — море!
Подлисецкий. То что же, что гость, а имею право саблей свой гонор и честь лыцарскую защитить.
Чорба. Море!
Головатый. Вот не приведи господь! Чтоб такое случилось. (К Подлисецкому) Простите, пан ротмистр, (К Билому) и вы к сердцу странные слова не принимайте, ибо не по злому умыслу сказаны были они.
Подлисецкий. Да будет так, ибо я и годами моложе, наверное, вдвое, и согласен первым попросить извинения, ежели, не зная обычаев ваших, я вашу честь обидел! Вашу руку, пан секунд-майор!
Билый. Согласен... И слова опрометчивого не берите к сердцу, пан ротмистр!
Головатый. А пока что, пан ротмистр, спойте нам песню какую-нибудь на чужестранном языке или же нашу козачью, ведь вы и наши знаете. Маруся и ты, пан Мокий! Ну-ка, спойте! Вот сколько певунов у меня сегоня в хате. Гей, Степан! Где ж это Перехрестик? Пусть сыграет на гуслях.
Ульяна Григорьевна. (К детям) Дети! Зовите же Перехрестика.
Подлисецкий. (К Марусе) О, когда бы вы знали, панна Мария, как люблю я петь с вами или тогда петь, когда вы меня слушаете, тогда я пою и так чудесно себя чувствую, что хочется сразу и плакать, и смеяться...
Маруся. А мне тогда все равно.
Подлисецкий. Оттого что вы не знаете, что такое любовь.
Маруся. Верно, вы влюблены в какую-то вельможную шляхтянку и в песнях своих выпеваете теперь свои жаль и тоску...
Подлисецкий. Влюблен, правда ваша, только не в шляхтянку.
Маруся. А в кого?
Подлисецкий. В вас, панна Маруся! В вас — в козачку!
Маруся. Шутите, но — я люблю другого.
Подлисецкий. Другого? Не верю, так как влюбленные не такие бывают, а ваши глаза, словно зори ясные; ваш весь вид веселый и игривый свидетельствует, что такое высокое чувство еше ни разу не касалось вашей души.
Маруся. О, ошибаетесь вы очень, пане!
Подлисецкий. Не ошибаюсь, нет! Вы будете моей супругой, и от вас уже я никуда не пойду вовеки.
(продолжение следует)
Источник:
журнал «Родная Кубань»
1/2014
Перевод В.С. Пукиша
===============
5-я часть
Гаврила Доброскок
«Казачьи прадеды»
Историческая драма
1911г.
Чепига. И те, что к турку отправились, назад возвращаются.
Билый. И развернется, зацветет снова наша древняя козацкая слава, и узнают снова враги наши лыцарские дела.
Головатый. И будет так! Право-таки, будет! Чтоб меня братчики наши побили, ежели брешу, все будет! Аж петь хочется! Ну-ка, доню, давай бандуру!
Билый и Чепига. Заиграй, заиграй, послушаем.
Головатый. (Играет и поет)
Ой, летіла бомба
З московського краю
Та посеред Січі упала,
Гей, хоч пропали наші
Запорожці,
Слава не пропала.
Нет, не эту (поет).
Ой, з-під города
Єлизаветграда
Сизі орли вилітали.
Жаль, панове, — видите, грустные на ум приходят, а веселые не льются. А вот идут мои гости: серб Чорба и шляхтич Подлисецкий... Вот сейчас шляхтич врежет! Вот послушайте, как хорошо поет.
Билый. Не нравится мне, брат, что ты с этими людьми хлеб-соль водишь. Серб этот так и глядит, где бы хорошее место на наших землях облюбовать и своих людей насадить, а лях, что и говорить...
Чепига. И мне не нравятся сии усачи.
Головатый. Э, нет, пани братья, наше прошлое научило нас по-иному вести себя с такими людьми. Вовек не забудем мы Хорвата, Шевича и Штерича, которых когда-то стремительно повыгоняли козаки со своих запорожских земель... А что осталось с этого?
Учинили то полковник Деркач и орельский писарь Верминка, а в ответе была вся Сечь... Как нам с тобой, Сидор Игнатович, в Москве паны упрекали, как корили нас Панин, Вяземский и Прозоровский, какая была у них зацепка учинить поход на Сечь... А сербы таки показали себя, что с ними теперь дружить приходится, ведь доныне в Петербурге как с писаным торбами с ними носятся, а к тому же сей серб Чорба — вояка добрый. Что же до шляхтича Подлисецкого, то сей долго был приближенным короля Августа и в Каневе, когда король ожидал нашу царицу целых восемь недель, пан Полисецкий не отходил от него, а потом пел перед самой царицей.
Билый. Вот чудила.
Головатый. Бывалые люди. Все миры исходили. В Англии, во Франции, в Цесарщине (Австрии (от цесарь — восточнославянского названия австрийского императора)), в Туреччине они были, везде они воевали и теперь держат путь в войско генерала Суворова пристать, чтобы с турком померяться. Пан Подлисецкий, кроме того, что петь умеет, все языки знает, на всех языках говорит.
Чепига. Что за голова.
Билый. Так-то оно так, но добрый ли он человек?
(продолжение следует)
Источник:
журнал «Родная Кубань»
1/2014
Перевод В.С. Пукиша
Гаврила Доброскок
«Казачьи прадеды»
Историческая драма
1911г.
Явление 9
Подлисецкий и Чорба.
Подлисецкий. Челом панам старшинам.
Чорба. Море! Челом!
Головатый. Ваши головы, паны заезжие люди, просим к столу садится.
Ульяна Григорьевна. Просим нашего хлебе-соли отведать. Садитесь! Садитесь, паны чужестранцы! Чем козацкая хата богата, там и привечает.
Подлисецкий. Благодарствуем, панове козацтво!
Чорба. Бре!
Маруся. (К Гулыку) А мне почему-то страшно.
Гулык. Они, может, и на самом деле добрые люди.
Билый. Ну, расскажите, пан ротмистр, что у вас в Польше доброго происходит? Неспроста ваш король в Каневе ожидал так долго нашу царицу, чай, задумал усмирить шляхту...
Чепига. А шляхта к князю Потемкину да к царице в Киев так ластилась, сам видел: в ногах лазила.
Подлисецкий. Было, правда ваша — было, а в Польше у нас теперь такое начинает твориться, что я оттуда отправился сюда турка воевать, чтоб и глазами не видеть ту свару...
Головатый. И хорошо сделали, пан ротмистр, — с глаз долой, греха меньше.
Чорба. Море! Море! Побратим!
Билый. А поныне ли у вас на наших православных людях паны да ксендзы ездят?
Подлисецкий. Увы, панове козацтво! Древнюю старину вы вспомнили! Польша теперь не та, и паны наши уже не те. В Польше у нас заводят навуку, ремесла, открывают для люей школы, сеют образование и сознание, сие все такое, чего у вас на Руси не слыхать. Сам наш король следит за навукой и сам усердно старается, чтобы она всем поровну доставалось по целом королевстве... С простым людом, с народом, у нас куда как лучше ведут себя, чем у вас на Руси. У вас везде теперь заводят крипацтво, а даже вы своих запорожцев по сей день некоторых не вызволили из панской неволи, в которую загнали их после разрушения Сечи, а у нас такие паны, как Свинарский, Яблоновский, Замойский, Ижебсидовский, Понятовский, Хрептович, — сами у себя ради народа упразднили барщину и поделали людей вольными.
Гулык. Простите, пан ротмистр, отдельные люди в королевстве и даже мужи высоких должностей, как-то: литовский подканцлер Хрептович и канцлер Замойский, то и действительно сделали людям добро — послобонили людям барщину или же и вовсе дали людям волю, и такие магнаты, как даже Август Чарторыйский, Костка Потоцкий, каштелянин (Почетный титул польского сенатора в XV-XVIII вв.) Езерский, запретили евреям торговать по шинкам (Кабакам) и держать шинки, ибо они страшно обирают людей. Но ваша Конституция делегационного сейма 1768 года отдала мещан под управление старосте и запретила им пользоваться уставом Магдебургского права, которым они пользовались испокон веков.
Подлисецкий. Мне очень интересно слушать, что пан козак хорошо знает, что делается у нас в Польше, но что плохого в том, что стали управлять старосты?
Гулык. Пан ротмистр, я слышал, мало живет в своей Польше, потому что много воюет по чужим землям и не знает, что сии старосты людям все время чинят обиды, куда хуже от евреев-шинкарей...
Подлисецкий. Жаль.
Все. Очень жаль.
Чорба. Море! Пан козак есть друзь хлопский! Бре!
Гулык. Ваша недавняя конституция 1786 года запретила занимать офицерские должности всем, кто не шляхтич, и не только не сделала людям облегчения, но даже и хуже — отдала их во власть старостам.
Билый. И шляхта ваша сгинет, и Польша сгинет.
Подлисецкий. Так! За грехи ваших отцов сгинула ваша Украина, за грехи ваши сгинула ваша Сечь, а сгинет наша Польша за старые грехи нашей шляхты, то сгинут тогда и ваши вольности козачьи, и вас, паны козаки, навеки в тяжкую неволю отдадут... Только и славы будет, что «козак», а хуже он будет от москаля...
Билый. Гей! Ляше! Словами блудишь! И честь нашу поносишь, когда про вольности наши такой вздор порешь! Жаль, что гость в хате тут ты, а то бы я саблей с тобой порубился...
Чорба. Бре! К сабле! Побратим — море!
Подлисецкий. То что же, что гость, а имею право саблей свой гонор и честь лыцарскую защитить.
Чорба. Море!
Головатый. Вот не приведи господь! Чтоб такое случилось. (К Подлисецкому) Простите, пан ротмистр, (К Билому) и вы к сердцу странные слова не принимайте, ибо не по злому умыслу сказаны были они.
Подлисецкий. Да будет так, ибо я и годами моложе, наверное, вдвое, и согласен первым попросить извинения, ежели, не зная обычаев ваших, я вашу честь обидел! Вашу руку, пан секунд-майор!
Билый. Согласен... И слова опрометчивого не берите к сердцу, пан ротмистр!
Головатый. А пока что, пан ротмистр, спойте нам песню какую-нибудь на чужестранном языке или же нашу козачью, ведь вы и наши знаете. Маруся и ты, пан Мокий! Ну-ка, спойте! Вот сколько певунов у меня сегоня в хате. Гей, Степан! Где ж это Перехрестик? Пусть сыграет на гуслях.
Ульяна Григорьевна. (К детям) Дети! Зовите же Перехрестика.
Подлисецкий. (К Марусе) О, когда бы вы знали, панна Мария, как люблю я петь с вами или тогда петь, когда вы меня слушаете, тогда я пою и так чудесно себя чувствую, что хочется сразу и плакать, и смеяться...
Маруся. А мне тогда все равно.
Подлисецкий. Оттого что вы не знаете, что такое любовь.
Маруся. Верно, вы влюблены в какую-то вельможную шляхтянку и в песнях своих выпеваете теперь свои жаль и тоску...
Подлисецкий. Влюблен, правда ваша, только не в шляхтянку.
Маруся. А в кого?
Подлисецкий. В вас, панна Маруся! В вас — в козачку!
Маруся. Шутите, но — я люблю другого.
Подлисецкий. Другого? Не верю, так как влюбленные не такие бывают, а ваши глаза, словно зори ясные; ваш весь вид веселый и игривый свидетельствует, что такое высокое чувство еше ни разу не касалось вашей души.
Маруся. О, ошибаетесь вы очень, пане!
Подлисецкий. Не ошибаюсь, нет! Вы будете моей супругой, и от вас уже я никуда не пойду вовеки.
(продолжение следует)
Источник:
журнал «Родная Кубань»
1/2014
Перевод В.С. Пукиша
===============
5-я часть
Гаврила Доброскок
«Казачьи прадеды»
Историческая драма
1911г.
Чепига. И те, что к турку отправились, назад возвращаются.
Билый. И развернется, зацветет снова наша древняя козацкая слава, и узнают снова враги наши лыцарские дела.
Головатый. И будет так! Право-таки, будет! Чтоб меня братчики наши побили, ежели брешу, все будет! Аж петь хочется! Ну-ка, доню, давай бандуру!
Билый и Чепига. Заиграй, заиграй, послушаем.
Головатый. (Играет и поет)
Ой, летіла бомба
З московського краю
Та посеред Січі упала,
Гей, хоч пропали наші
Запорожці,
Слава не пропала.
Нет, не эту (поет).
Ой, з-під города
Єлизаветграда
Сизі орли вилітали.
Жаль, панове, — видите, грустные на ум приходят, а веселые не льются. А вот идут мои гости: серб Чорба и шляхтич Подлисецкий... Вот сейчас шляхтич врежет! Вот послушайте, как хорошо поет.
Билый. Не нравится мне, брат, что ты с этими людьми хлеб-соль водишь. Серб этот так и глядит, где бы хорошее место на наших землях облюбовать и своих людей насадить, а лях, что и говорить...
Чепига. И мне не нравятся сии усачи.
Головатый. Э, нет, пани братья, наше прошлое научило нас по-иному вести себя с такими людьми. Вовек не забудем мы Хорвата, Шевича и Штерича, которых когда-то стремительно повыгоняли козаки со своих запорожских земель... А что осталось с этого?
Учинили то полковник Деркач и орельский писарь Верминка, а в ответе была вся Сечь... Как нам с тобой, Сидор Игнатович, в Москве паны упрекали, как корили нас Панин, Вяземский и Прозоровский, какая была у них зацепка учинить поход на Сечь... А сербы таки показали себя, что с ними теперь дружить приходится, ведь доныне в Петербурге как с писаным торбами с ними носятся, а к тому же сей серб Чорба — вояка добрый. Что же до шляхтича Подлисецкого, то сей долго был приближенным короля Августа и в Каневе, когда король ожидал нашу царицу целых восемь недель, пан Полисецкий не отходил от него, а потом пел перед самой царицей.
Билый. Вот чудила.
Головатый. Бывалые люди. Все миры исходили. В Англии, во Франции, в Цесарщине (Австрии (от цесарь — восточнославянского названия австрийского императора)), в Туреччине они были, везде они воевали и теперь держат путь в войско генерала Суворова пристать, чтобы с турком померяться. Пан Подлисецкий, кроме того, что петь умеет, все языки знает, на всех языках говорит.
Чепига. Что за голова.
Билый. Так-то оно так, но добрый ли он человек?
(продолжение следует)
Источник:
журнал «Родная Кубань»
1/2014
Перевод В.С. Пукиша
Комментариев нет:
Отправить комментарий