2-я часть
Гейман А.А.
Нагорный Дагестан
журнал «Разведчик» № 360
9 сентября 1897 года
стр. 778-783
Монотонно тянется в Карадахе день за днем, день на день до боли похож один на другой и если бы не служба, трудно и месяц прожить там. Летом с 7 часов утра до 8 вечера страшная, томящая жара, зимой снега нет, но солнце менее чем на час появится из-за гор, и опять поползут гигантские, иззубренные тени гор.
Чудный народ казак! Кажется, как не затосковать здесь этому вольному сыну безбрежных прикубанских бархатных степей, перерезанных сочными лесами, здесь, в дебрях мертвых гор, не слыша русской речи, среди чужого народа.
Так нет же; придет весной с Войска смена молодых казаков, еще и не осмотрится, как следует, а уже там и сям слышны веселые шутки по поводу казачьей доли и горцев. С утра до вечера, в свободное от занятий время, раздается лихая, казачья песня там, где не так давно русским духом и не пахло. Огляделся казак и чувствует себя как дома, лазает по горам как будто он тут и вырос, всегда весел, вид отважный, здоровьем Бог милует. Климат и в самом деле здесь прекрасный, воздух чист и за отсутствием пыли удивительно прозрачен. Вот наступает суббота, базарный день.
На площадке перед крепостью стекается народу до 1000 человек. Баранта, лошади, жизненные припасы, яйца, куры, масло, кожи, сафьян, кинжалы и фрукты. А какие фрукты! Виноград, груши, персики, яблоки и все это нипочем. Жители умеют сохранять их долгое время, так что у нас на Пасху на базаре свежий виноград и груши. Вот тащится по горам вереница баб и ослов, навьюченных всякой всячиной, начиная с сена и дров и кончая пятком яиц, а за ними гордо выступают, в совершенной праздности, покуривая трубки, мужчины. Мужчина здесь не работает, все делают бабы. Они же и перевозочное средство. Арбы попадаются лишь на плоскостях. Нередко можно видеть двух или несколько баб и ослов, нагруженных сеном, а сзади их, в виде конвоя, мужчину, зачастую сыну и внука навьюченных женщин, идущего сложа руки; и это по всему Дагестану так. Народ тут красивый и сильный, но одевается и живет до крайности грязно и бедно. Живут они в саманных саклях, разделенных чаще на две половины. В сакле камин с прямой трубой, из этого камина всегда дует, а когда затопят, то вся сакля наполняется дымом. Тепло пока топят. Вьюшек нет. Спят на чем попало, вообще живут крайне бедно; земля и климат не дают возможности заняться хлебопашеством и скотоводством. Баранты хотя и много, но ее приходится на зиму сгонять на берег моря, где арендуются участки под корм, в горы же их перегоняют лишь на летние месяцы. Все это доступно, конечно, лишь людям зажиточным. Бедный же народ, составляющий большинство, довольствуется неприхотливым ослом, да несколькими курами. Обычная пища жителей «хинкал», это галушки, величиною с кулак, приготовленные из пережаренной муки, сваренные в кипятке с небольшим количеством курдючного сала или сушеной баранины, последние два продукта, впрочем, не всегда. Одежда мужчин состоит из рубахи, заправленной в штаны, сверху бешмет с поясом и, обязательно, кинжалом, на ногах чувяки. Поверх всего этого и зиму, и лето все мужчины, даже дети, носят баранью шубу, сшитую наподобие николаевской шинели, с капюшоном шерстью вверх, надеваемую на плечи, так как рукава, длинные предлинные и постепенно суживающиеся к концам, служат лишь украшением. Более зажиточные носят черкески, а пояса и кинжалы в оправе, и бурку. На голове у всех папаха. Женщины носят преимущественно синего кубового цвета ситцевые шаровары, а с плеч спускается ниже колен такая же рубаха без пояса или какого-либо перехвата, а прямая. На голове, поверх черного засаленного чепчика, неопределенной материи и с ремнями, накручен платок. Иногда поверх рубахи надевается еще нечто в роде бешмета, не застегивающегося впереди. У людей богатых все это из шелка ярких цветов, обшито галунами, с серебряными застежками. В некоторых аулах не принято, чтобы женщины носили шубы, а потому они и зимой остаются в этом костюме и, посинев как слива, стоически высиживают по нескольку часов на базаре и в морозные дни.
Но зато летом, когда припечет солнце и распарит все впитавшиеся в одежду отделения организма, по базару трудно ходить непривычному человеку. Раз одежда сшита, надета, она носится до тех пор, пока не свалится от ветхости. Можно себе представить что, в конце концов, из нее получается. Несмотря, однако, на такую бедность и жадность к деньгам, народ очень честный и добродушный, хотя на первый взгляд серьезный и даже мрачный.
Вскоре по приезде моем в Карадах у меня нашелся кунак (приятель), который по-русски не знал ничего. Придет, бывало, поздоровается, усядется на стул и молча смотрит на меня часа по два; наконец встанет. «Поршай, завтра опять приду», скажет он, протягивая руку, и действительно завтра опять является. Сначала он меня очень стеснял, но потом я так привык, что ложился спать при нем после обеда. Проснешься, а он все сидит на том же месте. Иногда я покупал ему водки. Тогда он сначала снимал кинжал и отдавал его мне, как бы вверяя себя мне, и выпивал всю бутылку зараз, бормоча про себя «боркала, вай боркала» (спасибо).
Из Шуры в Хунзах существует другой еще прямой путь, проложенный в горах благодаря попечению начальников округов настолько хорошо, что в сухое время года можно свободно ехать в экипаже, а верховая дорога, перерезающая этот путь бесчисленное число раз, всего каких-нибудь верст 75 и на хорошей лошади за 3 рубля свободно можно проехать этот путь в один день, причем за вами все время бежит ваш проводник, предупредительно держит ваше стремя на главных остановках и прибывает, ему одному известными тропинками, в одно время с вами. Приехав в Шуру, нанимают под вещи арбу за 6 рублей, вручают хозяину ее записку с адресом и отправляют, и не было случая, чтобы вещи не были доставлены в целости, хотя арба следует без всякого наблюдения с вашей стороны четверо суток. Сам же хозяин вещей едет верхом; дня через три и также, хотя бы и безоружный, благополучно прибывает на место вместе с вещами. По этой дороге ездят даже дамы, хотя по причине вечных туманов, а с ранней осени и частых снежных бурь на одном перевале, дорога эта для них небезопасна. Поезжайте теперь по всему Дагестану, останавливайтесь в любом ауле, везде вас примут. Жаль только, если вам не известен их язык, так как немногие лишь знают русский, да и то часто из числа побывавших в ссылке в России за восстание 1877 года, плуты, по большей части, ужасные. Местных же языков, кажется, столько, сколько аулов, но уже, во всяком случае, один округ не понимает другой.
(продолжение следует)
----------------------------------------------------------
Гейман А.А.
Нагорный Дагестан
журнал «Разведчик» № 360
9 сентября 1897 года
стр. 778-783
Монотонно тянется в Карадахе день за днем, день на день до боли похож один на другой и если бы не служба, трудно и месяц прожить там. Летом с 7 часов утра до 8 вечера страшная, томящая жара, зимой снега нет, но солнце менее чем на час появится из-за гор, и опять поползут гигантские, иззубренные тени гор.
Чудный народ казак! Кажется, как не затосковать здесь этому вольному сыну безбрежных прикубанских бархатных степей, перерезанных сочными лесами, здесь, в дебрях мертвых гор, не слыша русской речи, среди чужого народа.
Так нет же; придет весной с Войска смена молодых казаков, еще и не осмотрится, как следует, а уже там и сям слышны веселые шутки по поводу казачьей доли и горцев. С утра до вечера, в свободное от занятий время, раздается лихая, казачья песня там, где не так давно русским духом и не пахло. Огляделся казак и чувствует себя как дома, лазает по горам как будто он тут и вырос, всегда весел, вид отважный, здоровьем Бог милует. Климат и в самом деле здесь прекрасный, воздух чист и за отсутствием пыли удивительно прозрачен. Вот наступает суббота, базарный день.
На площадке перед крепостью стекается народу до 1000 человек. Баранта, лошади, жизненные припасы, яйца, куры, масло, кожи, сафьян, кинжалы и фрукты. А какие фрукты! Виноград, груши, персики, яблоки и все это нипочем. Жители умеют сохранять их долгое время, так что у нас на Пасху на базаре свежий виноград и груши. Вот тащится по горам вереница баб и ослов, навьюченных всякой всячиной, начиная с сена и дров и кончая пятком яиц, а за ними гордо выступают, в совершенной праздности, покуривая трубки, мужчины. Мужчина здесь не работает, все делают бабы. Они же и перевозочное средство. Арбы попадаются лишь на плоскостях. Нередко можно видеть двух или несколько баб и ослов, нагруженных сеном, а сзади их, в виде конвоя, мужчину, зачастую сыну и внука навьюченных женщин, идущего сложа руки; и это по всему Дагестану так. Народ тут красивый и сильный, но одевается и живет до крайности грязно и бедно. Живут они в саманных саклях, разделенных чаще на две половины. В сакле камин с прямой трубой, из этого камина всегда дует, а когда затопят, то вся сакля наполняется дымом. Тепло пока топят. Вьюшек нет. Спят на чем попало, вообще живут крайне бедно; земля и климат не дают возможности заняться хлебопашеством и скотоводством. Баранты хотя и много, но ее приходится на зиму сгонять на берег моря, где арендуются участки под корм, в горы же их перегоняют лишь на летние месяцы. Все это доступно, конечно, лишь людям зажиточным. Бедный же народ, составляющий большинство, довольствуется неприхотливым ослом, да несколькими курами. Обычная пища жителей «хинкал», это галушки, величиною с кулак, приготовленные из пережаренной муки, сваренные в кипятке с небольшим количеством курдючного сала или сушеной баранины, последние два продукта, впрочем, не всегда. Одежда мужчин состоит из рубахи, заправленной в штаны, сверху бешмет с поясом и, обязательно, кинжалом, на ногах чувяки. Поверх всего этого и зиму, и лето все мужчины, даже дети, носят баранью шубу, сшитую наподобие николаевской шинели, с капюшоном шерстью вверх, надеваемую на плечи, так как рукава, длинные предлинные и постепенно суживающиеся к концам, служат лишь украшением. Более зажиточные носят черкески, а пояса и кинжалы в оправе, и бурку. На голове у всех папаха. Женщины носят преимущественно синего кубового цвета ситцевые шаровары, а с плеч спускается ниже колен такая же рубаха без пояса или какого-либо перехвата, а прямая. На голове, поверх черного засаленного чепчика, неопределенной материи и с ремнями, накручен платок. Иногда поверх рубахи надевается еще нечто в роде бешмета, не застегивающегося впереди. У людей богатых все это из шелка ярких цветов, обшито галунами, с серебряными застежками. В некоторых аулах не принято, чтобы женщины носили шубы, а потому они и зимой остаются в этом костюме и, посинев как слива, стоически высиживают по нескольку часов на базаре и в морозные дни.
Но зато летом, когда припечет солнце и распарит все впитавшиеся в одежду отделения организма, по базару трудно ходить непривычному человеку. Раз одежда сшита, надета, она носится до тех пор, пока не свалится от ветхости. Можно себе представить что, в конце концов, из нее получается. Несмотря, однако, на такую бедность и жадность к деньгам, народ очень честный и добродушный, хотя на первый взгляд серьезный и даже мрачный.
Вскоре по приезде моем в Карадах у меня нашелся кунак (приятель), который по-русски не знал ничего. Придет, бывало, поздоровается, усядется на стул и молча смотрит на меня часа по два; наконец встанет. «Поршай, завтра опять приду», скажет он, протягивая руку, и действительно завтра опять является. Сначала он меня очень стеснял, но потом я так привык, что ложился спать при нем после обеда. Проснешься, а он все сидит на том же месте. Иногда я покупал ему водки. Тогда он сначала снимал кинжал и отдавал его мне, как бы вверяя себя мне, и выпивал всю бутылку зараз, бормоча про себя «боркала, вай боркала» (спасибо).
Из Шуры в Хунзах существует другой еще прямой путь, проложенный в горах благодаря попечению начальников округов настолько хорошо, что в сухое время года можно свободно ехать в экипаже, а верховая дорога, перерезающая этот путь бесчисленное число раз, всего каких-нибудь верст 75 и на хорошей лошади за 3 рубля свободно можно проехать этот путь в один день, причем за вами все время бежит ваш проводник, предупредительно держит ваше стремя на главных остановках и прибывает, ему одному известными тропинками, в одно время с вами. Приехав в Шуру, нанимают под вещи арбу за 6 рублей, вручают хозяину ее записку с адресом и отправляют, и не было случая, чтобы вещи не были доставлены в целости, хотя арба следует без всякого наблюдения с вашей стороны четверо суток. Сам же хозяин вещей едет верхом; дня через три и также, хотя бы и безоружный, благополучно прибывает на место вместе с вещами. По этой дороге ездят даже дамы, хотя по причине вечных туманов, а с ранней осени и частых снежных бурь на одном перевале, дорога эта для них небезопасна. Поезжайте теперь по всему Дагестану, останавливайтесь в любом ауле, везде вас примут. Жаль только, если вам не известен их язык, так как немногие лишь знают русский, да и то часто из числа побывавших в ссылке в России за восстание 1877 года, плуты, по большей части, ужасные. Местных же языков, кажется, столько, сколько аулов, но уже, во всяком случае, один округ не понимает другой.
(продолжение следует)
----------------------------------------------------------
Комментариев нет:
Отправить комментарий