2-я часть
Владимир Куртин
В поисках работы
(Первые шаги)
Прошел уже месяц, как обитатели барака ном. 1, лагеря «русов избеглиц» в Сине, получили последний раз горячую пищу. Уже месяц сидят они на воде и хлебе. А впереди никаких изменений не предвидится.
Хлеб по полу-кило получают из местного интендантства, а воду, пока в неограниченном количестве, черпают из колодца «Мадам Элен из Америки».
Правда, семейные еще балуют себя иногда горячей пищей, если таковою можно назвать краснокрестский чай, окрашенный в какой - то бурый цвет.
Но вскипятить чай избеглице далеко не так просто, как может подумать любой не избеглица. Прежде всего: нужно целый день гулять по окрестностям Синя и, сохраняя все время самый беззаботный вид, украдкой собирать крохотные щепочки, отламывать хворостинки от изгородей, не погнушаться и сухим следом коровы, что, в виду чрезвычайной дороговизны этих «следов», далеко не безопасно. Потом все это нужно тщательно спрятать под полами, в карманах, в шапке и, сохраняя все ту же беспечность, пронести «топливо» мимо многочисленных собственников - хорват, готовых за щепку проломить камнем голову не одному «русу избеглице», но и всем русам.
Наконец, приготовив в укромном местечке костер, можно приступить и к чаегреянью.
Впрочем, и из семейных позволяли себе эту роскошь немногие. Что-же касается не семейных, то эти уж давно отвыкли от подобных «буржуазных предрассудков».
К числу несемейных принадлежали и два станичника, Саша Бездольный и Костя Мыкин. Или просто Саша и Костя, как их называли во всем лагере. У них не только что чаю или сахару, но и ржавой кружки не было с тех пор, как они, комфортабельно устроившись в балластной яме парохода «Владимир», отплыли от покрасневшей «русской жемчужины» в заморские страны. Месяца два тому назад у них еще были кой - какие вещи, имевшие сбыт на местном, весьма не притязательном, рынке. Теперь же — ничего, стоящего, хотя бы 20 крон...
И станичники вечерами грустно обозревали свой скарб: голые койки с тощими серыми попонами в изголовьях. Об этих попонах - одеялах (дар Великой Заокеанской Республики) вопрос поднимался не раз. Не раз у станичников являлось страстное желание ссыпать их какому - нибудь хорвату. Но... но, во-первых, подарок не продается, а во-вторых, — они берегли одеяла для путешествий. А при путешествиях одеяла — предмет первой необходимости.
— Так Джек Лондон путешествовал, — говорил в таких случаях Саша.
Станичники взяли себе за правило путешествовать так, как путешествовали герои Джека Лондона:
... «Пройдя за один день 153 мили, нисколько не уставши, путники остановились на опушке густого первобытного леса. Кругом завывали волки. Ветер ломал столетние сосны, как щепки. Термометр показывал замерзшую ртуть... А путники, накормив собак, закурили трубки и, завернувшись в одеяло, спокойно заснули»...
Сколько здесь поэзии!
Саше казалось, что он и сам — один из героев Джека Лондона. А именно: травленный Белый Клык. Одно время он был даже твердо уверен в этом. Это было в Сан Стефано, когда благородную роль сэра Буля, дрессировавшего Белого Клыка для борьбы со всем звериным миром, исполняли милые союзники. Правда, не сами непосредственно, но кулаками и прикладам зуавов. Станичники твердо решили путешествовать. И потому усердно изучали земной шар по глобусу, любезно предоставленному им синьским учителем. На глобусе они отметили красным карандашом все места, куда им «забранено» (запрещено) показывать даже свой нос. Эти места были: земной шар со всеми его земными и водными пространствами, а для «свободного» передвижения оставался лишь «крохотный Синь (к тому же, невидимый на глобусе) с окрестностями» не далее 4-х километров.
Можно бы поехать на остров Врангеля, но, по последним сведениям, и там уже прочно утвердилась самоедская советская республика и, значит, «врангелевцам» там уже не было места.
Путешествовать они собирались не ради путешествия. Для них совершенно достаточно было и Лемноса. Шумными городами с конференциями — не интересовались. Приключений не искали. Да для них и не могло уже быть никаких «приключений». Что может быть фантастичнее того приключения, как бегство с «последнего клочка русской земли» на пароходе, в числе 12.000 человек, когда нормально этот пароход мог вместить 200 — 300 человек!
Собираясь в путь - дорогу, они надеялись найти такое место, где есть горячая пища.
Синь с его 4-х километровыми окрестностями этого дать не мог и потому станичники твердо решили по окончании дождей, не считаясь ни с какими «дозволами» (разрешениями), идти искать работы и горячей манистры (суп с макаронами).
Это свое преступное намерение они решили привести в исполнение ночью, когда вообще совершаются преступления всякого рода. Как, например, сны, в которых приятели часто видели, будто и «избеглицы» люди и имеют право на работу и горячую пищу. И будто то они не были «врангелевской» национальности...
Кроме одеял, у станичников задержался еще небольшой кожаный чемодан. Сегодня право собственности над ним приобрел Лука Христич, старый хорват перекупщик.
Он долго и внимательно изучал десяток заплат, пришитых дратвою, рассматривал хитро переплетенные шпагатом дыры. Открывал и закрывал крышку, щелкал застежками и, наконец, почесав за ухом, как - бы нехотя, спросил:
— Шта питате за ову несретну ствар?
— Двиста корон!
— Е, хвала Богу... путуйте с ним йош по Далмации...
Приятели переглянулись и начали торговаться вновь. Один красноречивее другого (конечно, на русском языке, из которого хорват не понимал ни слова), они описывали блестящее состояние медных застежек, указывали на кожу, настоящую русскую кожу от матерого телка, а не от какой-нибудь паршивой далматинской козы. Много раз повторяли, что чемодан этот куплен в Москве, а что Москва такой большой город, что жителей в ней больше, чем во всей Далмации, Боснии и Герцеговине, на что хорват, не вынимая луле (трубки) изо рта, процедил:
— О - о!...
Впрочем, может быть, он сказал: «О» и потому, что ничего не понимал, что говорили «врангелевцы».
Станичники клятвенно уверяли старика, что с этим чемоданом он может еще приехать в Россию, когда она освободится от большевиков, и что в той же самой Москве может продать чемодан за золото, как историческую редкость...
Старик поддался. Заскорузлыми руками достал из кесы (кисета) пять пятидинаровых бумажек, сунул их Саше в руку и, буркнул:
— з Богом! — смешался с толпой.
— Слуга! Кланямсе!.. — поспешно ответили приятели и почти бегом направились к бараку.
Теперь у них было сто крон! Целое состояние. Надо было разумно рассчитать, что приобрести на них, отправляясь в путь - дорогу.
Костя предлагал распорядиться с деньгами так: купить один килограмм сала — 15 динар, сотню сигарет «Врбас» — 5 динар, коробку спичек — 1/2 динара, соли — 1/2 динара и 8 штук яиц — 4 динара...
Саша, не любивший сала, и динары считал, как и все «чистые» хорваты, на кроны: сала полкило — 30 крон. Яиц десяток — 20 крон. Спичек и соли — 4 кроны. Луку побольше — 16 крон. «Врбас» — 20 крон. Это — 90 крон. И 10 крон остается еще на черный день...
— Вот видишь, как хорошо выходит на кроны!.. — победоносно заключил он свой расчет.
Споря и вычисляя расходы то в кронах, то в динарах, станичники дошли до корчмы «Мадам Элен из Америки». Из корчмы несло заманчивой прохладой, вином и жареной бараниной. Приятели переглянулись. Поняли друг друга. Зашли и начали вновь подсчитывать расходы.
— Итак, ты говоришь, сала полкило...
— Кило? — начал Костя.
— Ну, добро. Это выходит 60 крон. Хлеб у нас есть. Флягу можно наполнить водою... А что, Саша, не выпить ли нам и сейчас немного воды с вином?.. Ведь сама вода из колодца — нездоровая...
— Говоришь — воды? Можно. Воды с вином можно, а вина с водой — никак!..
— Ну, конечно - же, — согласился Костя.
— Эй, Елена, пол-литра!
— Ну, дай Бог!.. Дай Бог!..
— Ну, а все-таки подсчитать надо... Есть у тебя карандаш?
— Сала полкило...
— Кило, — перебил решительно Костя.
— Ну, пусть — кило — 60 крон. Запишем: 60 крон. Сигарет...
— А мне и сейчас смерть как курить хочется, — вставил Саша.
— Молимо, Елена, сотню «Врбаса»!
Закурили. Выпили еще по стакану.
— Ну, давай теперь считать окончательно: кило — пол сала — 60 крон... Спичек... Да на кой чорт мы будем покупать спички! Ведь стоит подойти к любому хорвату, которые и спят с трубками, и сказать: «Молим мало ватре!» — и готово! Никогда, брат, не нужно делать лишних расходов... Французы всегда... Елена, йош пол-литра!..
Когда приятели выпили по второму пол-литру, сразу почувствовали, что с самого утра ничего не ели. Под ложечкой заныло. Запах баранины дразнил. Слюни текли сами собой...
— Слушай, Костя, давай сейчас съедим по одной порции баранины!.. Один чорт, что сейчас хорошо наесться, что завтра...
— Елена, две порции ягня!
— Да и что такое сало? Какая от него польза?.. — уплетая баранину, рассуждал Саша. — Нажрешься сала, напьешься воды... А потом?.. Тю-тю... Дома я никогда не ел сала. Знаешь, как я обычно завтракал дома? Встаешь, этак, часов в 8-9. Выйдешь в столовую. На столе шипит самовар, лежит наш родной кубанский хлеб, а не вот такой крух; маслице свежее... Мама суетится около стола... «С молоком тебе, или без молока?» — спрашивает... Эх, мама моя родная! Жива ли ты? Ничего ты не знаешь за своего Сашу... Эй, Елена, йош пол-литра!..
Солнце уже давно зашло. Из-за Динары выплыл месяц... Служанка начала мести корчму. Елена гремела тарелками, а станичники все еще сидели в корчме и пели любимую:
Ой, лэтив орэл по над морэм
Тай сив воду пыты —
Ой, як тяжко сыротыни
У чужини житы...
Служанка уж перевернула скамьи вверх ногами и принялась чистить столы. Елена разместила по полкам тарелки...
— Вставайте, доста вам, — вытаскивая из-под приятелей скамью, говорила служанка.
— Саша, есть ли у тебя хоть на сало?
Саша молча вывернул карманы:
— Ништа! (Ничего нет!).
Это было для обоих полной неожиданностью.
— Ништа?
— Ништа!..
Вышли. В сгрудившейся тьме мелькали там и сям робкие огоньки. То кубанцы готовили себе «ужин». Или просто молча сидели около костра, машинально подкладывая щепочки и хворост, собранные за целый день «прогулки».
В бараке ном. 1 станичников встретили взрывом дружного смеха.
— Ну, что, надрызгались в поход!..
— Костя, они нам не верят! — возмутился Саша.
— Не верят, — согласился тот.
Под смех и иронические замечания сожителей по бараку, приятели связали сумки, скатали по-походному одеяла, взяли палки.
— До свиданья, станичники! Не поминайте лихом!
— Да вы что, серьезно на этот раз? — спрашивает их «куренной», генерал Гейман.
— Совершенно серьезно, Ваше Превосходительство!
— А как же «дозвола»? Ведь вас арестуют?
— Козак нэ бэз доли...
— Правда... Ну, дайте я вас поцелую... Я уж старый... Бог знает, придется ли когда опять увидеться... А вот вам на дорогу сигарет немного...
* * *
Через час станичники уже обогнули город, избежав встречи с жандармами, и вышли на Сплитское шоссе.
Как-бы сговорившись, сняли шапки и истово перекрестились...
Дует порывистый, северо-восточный ветер. «Бура», как его зовут далматинцы. По шоссе несется мелкая пыль. Хмель уже давно прошел. Во рту неприятно сушило. Веревки от сумок с сухарями режут плечи...
Станичники свернули с дороги и расположились за камнем на отдых. Вдали мелькали огоньки железнодорожной станции... За мокрые от пота спины хватался ветер. Неприятно знобило... Закурили.
— Саша! — начал Костя, — задумывался ли ты когда серьезно: что же дальше?
— Что?
— Да вот, разбрелись мы все, как раки... В батраки идем наниматься... Ну, а собирать то нас опять будет ли кто?
— А чорт его знает.
— Помнишь ли ты, что Врангель в Константинополе нам говорил?
— Помню.
— Ну, и что?
— Ничего.
— Как ничего?!
— Да так. С Врангелем мы ушли, но возвращаться с Врангелем... едва ли это будет!
— Почему?
— Потому что, возвращаясь с Врангелем, нужно будет опять всю Россию «спасать». А на это у нас пороху не хватит... Да и охоты нет...
— Ну, а как же?
— Видно будет!..
Молча поднялись. Вскинули на плечи сумки и зашагали к западу, далеко обходя мигающие огоньки станции. С большим трудом, изодравшись, выбрались из колючей драчи (дикая акация) на дорогу...
— Гей, кто там? — послышалось из темноты. А два огромных пса с неистовым лаем набросились на избеглиц.
— Какого чорта по моему полю ходите?
— Заблудились!..
Отогнав собак, к станичникам подошел чабан, одетый в какой то странный плащ, похожий и на бурку и на монашеский «абет».
— А... Врангеловцы!.. Куда идете?
— В Сплит.
Чабан удивленно свистнул.
— Э, далеко йош... А почему не идете в Россию?
— Не можем...
— Э... господа... — злобно прошипел чабан. — Можда (может быть) грофови... мать вашу... или баруны… Бога вам вашего!..
— Костя, идем!
Почти бегом оставили друзья чабана, пожаловавшего их в «бароны», который, кляня им «Бога» и «майку Божью», пустил за ними вдогонку псов, науськивая их свистом и хохотом.
Горькое чувство обиды и бессильного возмущения охватило кубанцев. Саша почему то вспомнил отступление из России; торжествующие лица мужиков, также злобно смеявшихся за ними, как и этот чабан... Выстрелы в спины...
— М - да, — вздрогнув, произнес Саша.
Костя не отозвался. Молча шли дальше, до тошноты куря папиросу за папиросой.
Начинало рассветать. Влево от дороги, на горе, вырисовывались контуры старой крепости, замка... — Клис. Древняя столица хорватских князей. Твердых стен его, вытесанных в отвесных скалах, не могли взять даже монголы. Вероятнее же, что они так скоро ушли из-под Клиса потому, что нечем было кормить коней. Ибо Далмация, как ныне, так и тогда была — выжженные солнцем спины и бока Мосора, Козьяка, Биокова и Динары.
Прошли мимо двух - трех десятков домов. Дорога начала спускаться вниз. По обоим сторонам шоссе тянутся непрерывные ограды из камня. Нигде ни одного свободного местечка, чтобы сесть, отдохнуть, не нарушая права чужой собственности.
А отдохнуть было — ой, как надо! Костя остался почти бос. Плелся далеко позади Саши, ежеминутно засыпая и натыкаясь на камни.
Перелезли через ограду. Бросили сумки под смокву, завернувшись в одеяла (пригодились!) и заснули...
(журнал «Вольное казачество» №208 стр. 1-5)
Владимир Куртин
В поисках работы
(Первые шаги)
Прошел уже месяц, как обитатели барака ном. 1, лагеря «русов избеглиц» в Сине, получили последний раз горячую пищу. Уже месяц сидят они на воде и хлебе. А впереди никаких изменений не предвидится.
Хлеб по полу-кило получают из местного интендантства, а воду, пока в неограниченном количестве, черпают из колодца «Мадам Элен из Америки».
Правда, семейные еще балуют себя иногда горячей пищей, если таковою можно назвать краснокрестский чай, окрашенный в какой - то бурый цвет.
Но вскипятить чай избеглице далеко не так просто, как может подумать любой не избеглица. Прежде всего: нужно целый день гулять по окрестностям Синя и, сохраняя все время самый беззаботный вид, украдкой собирать крохотные щепочки, отламывать хворостинки от изгородей, не погнушаться и сухим следом коровы, что, в виду чрезвычайной дороговизны этих «следов», далеко не безопасно. Потом все это нужно тщательно спрятать под полами, в карманах, в шапке и, сохраняя все ту же беспечность, пронести «топливо» мимо многочисленных собственников - хорват, готовых за щепку проломить камнем голову не одному «русу избеглице», но и всем русам.
Наконец, приготовив в укромном местечке костер, можно приступить и к чаегреянью.
Впрочем, и из семейных позволяли себе эту роскошь немногие. Что-же касается не семейных, то эти уж давно отвыкли от подобных «буржуазных предрассудков».
К числу несемейных принадлежали и два станичника, Саша Бездольный и Костя Мыкин. Или просто Саша и Костя, как их называли во всем лагере. У них не только что чаю или сахару, но и ржавой кружки не было с тех пор, как они, комфортабельно устроившись в балластной яме парохода «Владимир», отплыли от покрасневшей «русской жемчужины» в заморские страны. Месяца два тому назад у них еще были кой - какие вещи, имевшие сбыт на местном, весьма не притязательном, рынке. Теперь же — ничего, стоящего, хотя бы 20 крон...
И станичники вечерами грустно обозревали свой скарб: голые койки с тощими серыми попонами в изголовьях. Об этих попонах - одеялах (дар Великой Заокеанской Республики) вопрос поднимался не раз. Не раз у станичников являлось страстное желание ссыпать их какому - нибудь хорвату. Но... но, во-первых, подарок не продается, а во-вторых, — они берегли одеяла для путешествий. А при путешествиях одеяла — предмет первой необходимости.
— Так Джек Лондон путешествовал, — говорил в таких случаях Саша.
Станичники взяли себе за правило путешествовать так, как путешествовали герои Джека Лондона:
... «Пройдя за один день 153 мили, нисколько не уставши, путники остановились на опушке густого первобытного леса. Кругом завывали волки. Ветер ломал столетние сосны, как щепки. Термометр показывал замерзшую ртуть... А путники, накормив собак, закурили трубки и, завернувшись в одеяло, спокойно заснули»...
Сколько здесь поэзии!
Саше казалось, что он и сам — один из героев Джека Лондона. А именно: травленный Белый Клык. Одно время он был даже твердо уверен в этом. Это было в Сан Стефано, когда благородную роль сэра Буля, дрессировавшего Белого Клыка для борьбы со всем звериным миром, исполняли милые союзники. Правда, не сами непосредственно, но кулаками и прикладам зуавов. Станичники твердо решили путешествовать. И потому усердно изучали земной шар по глобусу, любезно предоставленному им синьским учителем. На глобусе они отметили красным карандашом все места, куда им «забранено» (запрещено) показывать даже свой нос. Эти места были: земной шар со всеми его земными и водными пространствами, а для «свободного» передвижения оставался лишь «крохотный Синь (к тому же, невидимый на глобусе) с окрестностями» не далее 4-х километров.
Можно бы поехать на остров Врангеля, но, по последним сведениям, и там уже прочно утвердилась самоедская советская республика и, значит, «врангелевцам» там уже не было места.
Путешествовать они собирались не ради путешествия. Для них совершенно достаточно было и Лемноса. Шумными городами с конференциями — не интересовались. Приключений не искали. Да для них и не могло уже быть никаких «приключений». Что может быть фантастичнее того приключения, как бегство с «последнего клочка русской земли» на пароходе, в числе 12.000 человек, когда нормально этот пароход мог вместить 200 — 300 человек!
Собираясь в путь - дорогу, они надеялись найти такое место, где есть горячая пища.
Синь с его 4-х километровыми окрестностями этого дать не мог и потому станичники твердо решили по окончании дождей, не считаясь ни с какими «дозволами» (разрешениями), идти искать работы и горячей манистры (суп с макаронами).
Это свое преступное намерение они решили привести в исполнение ночью, когда вообще совершаются преступления всякого рода. Как, например, сны, в которых приятели часто видели, будто и «избеглицы» люди и имеют право на работу и горячую пищу. И будто то они не были «врангелевской» национальности...
Кроме одеял, у станичников задержался еще небольшой кожаный чемодан. Сегодня право собственности над ним приобрел Лука Христич, старый хорват перекупщик.
Он долго и внимательно изучал десяток заплат, пришитых дратвою, рассматривал хитро переплетенные шпагатом дыры. Открывал и закрывал крышку, щелкал застежками и, наконец, почесав за ухом, как - бы нехотя, спросил:
— Шта питате за ову несретну ствар?
— Двиста корон!
— Е, хвала Богу... путуйте с ним йош по Далмации...
Приятели переглянулись и начали торговаться вновь. Один красноречивее другого (конечно, на русском языке, из которого хорват не понимал ни слова), они описывали блестящее состояние медных застежек, указывали на кожу, настоящую русскую кожу от матерого телка, а не от какой-нибудь паршивой далматинской козы. Много раз повторяли, что чемодан этот куплен в Москве, а что Москва такой большой город, что жителей в ней больше, чем во всей Далмации, Боснии и Герцеговине, на что хорват, не вынимая луле (трубки) изо рта, процедил:
— О - о!...
Впрочем, может быть, он сказал: «О» и потому, что ничего не понимал, что говорили «врангелевцы».
Станичники клятвенно уверяли старика, что с этим чемоданом он может еще приехать в Россию, когда она освободится от большевиков, и что в той же самой Москве может продать чемодан за золото, как историческую редкость...
Старик поддался. Заскорузлыми руками достал из кесы (кисета) пять пятидинаровых бумажек, сунул их Саше в руку и, буркнул:
— з Богом! — смешался с толпой.
— Слуга! Кланямсе!.. — поспешно ответили приятели и почти бегом направились к бараку.
Теперь у них было сто крон! Целое состояние. Надо было разумно рассчитать, что приобрести на них, отправляясь в путь - дорогу.
Костя предлагал распорядиться с деньгами так: купить один килограмм сала — 15 динар, сотню сигарет «Врбас» — 5 динар, коробку спичек — 1/2 динара, соли — 1/2 динара и 8 штук яиц — 4 динара...
Саша, не любивший сала, и динары считал, как и все «чистые» хорваты, на кроны: сала полкило — 30 крон. Яиц десяток — 20 крон. Спичек и соли — 4 кроны. Луку побольше — 16 крон. «Врбас» — 20 крон. Это — 90 крон. И 10 крон остается еще на черный день...
— Вот видишь, как хорошо выходит на кроны!.. — победоносно заключил он свой расчет.
Споря и вычисляя расходы то в кронах, то в динарах, станичники дошли до корчмы «Мадам Элен из Америки». Из корчмы несло заманчивой прохладой, вином и жареной бараниной. Приятели переглянулись. Поняли друг друга. Зашли и начали вновь подсчитывать расходы.
— Итак, ты говоришь, сала полкило...
— Кило? — начал Костя.
— Ну, добро. Это выходит 60 крон. Хлеб у нас есть. Флягу можно наполнить водою... А что, Саша, не выпить ли нам и сейчас немного воды с вином?.. Ведь сама вода из колодца — нездоровая...
— Говоришь — воды? Можно. Воды с вином можно, а вина с водой — никак!..
— Ну, конечно - же, — согласился Костя.
— Эй, Елена, пол-литра!
— Ну, дай Бог!.. Дай Бог!..
— Ну, а все-таки подсчитать надо... Есть у тебя карандаш?
— Сала полкило...
— Кило, — перебил решительно Костя.
— Ну, пусть — кило — 60 крон. Запишем: 60 крон. Сигарет...
— А мне и сейчас смерть как курить хочется, — вставил Саша.
— Молимо, Елена, сотню «Врбаса»!
Закурили. Выпили еще по стакану.
— Ну, давай теперь считать окончательно: кило — пол сала — 60 крон... Спичек... Да на кой чорт мы будем покупать спички! Ведь стоит подойти к любому хорвату, которые и спят с трубками, и сказать: «Молим мало ватре!» — и готово! Никогда, брат, не нужно делать лишних расходов... Французы всегда... Елена, йош пол-литра!..
Когда приятели выпили по второму пол-литру, сразу почувствовали, что с самого утра ничего не ели. Под ложечкой заныло. Запах баранины дразнил. Слюни текли сами собой...
— Слушай, Костя, давай сейчас съедим по одной порции баранины!.. Один чорт, что сейчас хорошо наесться, что завтра...
— Елена, две порции ягня!
— Да и что такое сало? Какая от него польза?.. — уплетая баранину, рассуждал Саша. — Нажрешься сала, напьешься воды... А потом?.. Тю-тю... Дома я никогда не ел сала. Знаешь, как я обычно завтракал дома? Встаешь, этак, часов в 8-9. Выйдешь в столовую. На столе шипит самовар, лежит наш родной кубанский хлеб, а не вот такой крух; маслице свежее... Мама суетится около стола... «С молоком тебе, или без молока?» — спрашивает... Эх, мама моя родная! Жива ли ты? Ничего ты не знаешь за своего Сашу... Эй, Елена, йош пол-литра!..
Солнце уже давно зашло. Из-за Динары выплыл месяц... Служанка начала мести корчму. Елена гремела тарелками, а станичники все еще сидели в корчме и пели любимую:
Ой, лэтив орэл по над морэм
Тай сив воду пыты —
Ой, як тяжко сыротыни
У чужини житы...
Служанка уж перевернула скамьи вверх ногами и принялась чистить столы. Елена разместила по полкам тарелки...
— Вставайте, доста вам, — вытаскивая из-под приятелей скамью, говорила служанка.
— Саша, есть ли у тебя хоть на сало?
Саша молча вывернул карманы:
— Ништа! (Ничего нет!).
Это было для обоих полной неожиданностью.
— Ништа?
— Ништа!..
Вышли. В сгрудившейся тьме мелькали там и сям робкие огоньки. То кубанцы готовили себе «ужин». Или просто молча сидели около костра, машинально подкладывая щепочки и хворост, собранные за целый день «прогулки».
В бараке ном. 1 станичников встретили взрывом дружного смеха.
— Ну, что, надрызгались в поход!..
— Костя, они нам не верят! — возмутился Саша.
— Не верят, — согласился тот.
Под смех и иронические замечания сожителей по бараку, приятели связали сумки, скатали по-походному одеяла, взяли палки.
— До свиданья, станичники! Не поминайте лихом!
— Да вы что, серьезно на этот раз? — спрашивает их «куренной», генерал Гейман.
— Совершенно серьезно, Ваше Превосходительство!
— А как же «дозвола»? Ведь вас арестуют?
— Козак нэ бэз доли...
— Правда... Ну, дайте я вас поцелую... Я уж старый... Бог знает, придется ли когда опять увидеться... А вот вам на дорогу сигарет немного...
* * *
Через час станичники уже обогнули город, избежав встречи с жандармами, и вышли на Сплитское шоссе.
Как-бы сговорившись, сняли шапки и истово перекрестились...
Дует порывистый, северо-восточный ветер. «Бура», как его зовут далматинцы. По шоссе несется мелкая пыль. Хмель уже давно прошел. Во рту неприятно сушило. Веревки от сумок с сухарями режут плечи...
Станичники свернули с дороги и расположились за камнем на отдых. Вдали мелькали огоньки железнодорожной станции... За мокрые от пота спины хватался ветер. Неприятно знобило... Закурили.
— Саша! — начал Костя, — задумывался ли ты когда серьезно: что же дальше?
— Что?
— Да вот, разбрелись мы все, как раки... В батраки идем наниматься... Ну, а собирать то нас опять будет ли кто?
— А чорт его знает.
— Помнишь ли ты, что Врангель в Константинополе нам говорил?
— Помню.
— Ну, и что?
— Ничего.
— Как ничего?!
— Да так. С Врангелем мы ушли, но возвращаться с Врангелем... едва ли это будет!
— Почему?
— Потому что, возвращаясь с Врангелем, нужно будет опять всю Россию «спасать». А на это у нас пороху не хватит... Да и охоты нет...
— Ну, а как же?
— Видно будет!..
Молча поднялись. Вскинули на плечи сумки и зашагали к западу, далеко обходя мигающие огоньки станции. С большим трудом, изодравшись, выбрались из колючей драчи (дикая акация) на дорогу...
— Гей, кто там? — послышалось из темноты. А два огромных пса с неистовым лаем набросились на избеглиц.
— Какого чорта по моему полю ходите?
— Заблудились!..
Отогнав собак, к станичникам подошел чабан, одетый в какой то странный плащ, похожий и на бурку и на монашеский «абет».
— А... Врангеловцы!.. Куда идете?
— В Сплит.
Чабан удивленно свистнул.
— Э, далеко йош... А почему не идете в Россию?
— Не можем...
— Э... господа... — злобно прошипел чабан. — Можда (может быть) грофови... мать вашу... или баруны… Бога вам вашего!..
— Костя, идем!
Почти бегом оставили друзья чабана, пожаловавшего их в «бароны», который, кляня им «Бога» и «майку Божью», пустил за ними вдогонку псов, науськивая их свистом и хохотом.
Горькое чувство обиды и бессильного возмущения охватило кубанцев. Саша почему то вспомнил отступление из России; торжествующие лица мужиков, также злобно смеявшихся за ними, как и этот чабан... Выстрелы в спины...
— М - да, — вздрогнув, произнес Саша.
Костя не отозвался. Молча шли дальше, до тошноты куря папиросу за папиросой.
Начинало рассветать. Влево от дороги, на горе, вырисовывались контуры старой крепости, замка... — Клис. Древняя столица хорватских князей. Твердых стен его, вытесанных в отвесных скалах, не могли взять даже монголы. Вероятнее же, что они так скоро ушли из-под Клиса потому, что нечем было кормить коней. Ибо Далмация, как ныне, так и тогда была — выжженные солнцем спины и бока Мосора, Козьяка, Биокова и Динары.
Прошли мимо двух - трех десятков домов. Дорога начала спускаться вниз. По обоим сторонам шоссе тянутся непрерывные ограды из камня. Нигде ни одного свободного местечка, чтобы сесть, отдохнуть, не нарушая права чужой собственности.
А отдохнуть было — ой, как надо! Костя остался почти бос. Плелся далеко позади Саши, ежеминутно засыпая и натыкаясь на камни.
Перелезли через ограду. Бросили сумки под смокву, завернувшись в одеяла (пригодились!) и заснули...
(журнал «Вольное казачество» №208 стр. 1-5)
Комментариев нет:
Отправить комментарий