34-я часть
журнал «Родная Кубань»
2009 год
Ф.И. Горб-Кубанский
На привольных степях кубанских
ЧАСТЬ III
Глава IV
На Меланку, вечером 31 декабря, в станицах бывшего Черноморского войска, по существу, проводилось то, что на Украине делалось в ночь перед Рождеством.
Группы девушек, сопровождаемые иногда парубками, ходили под окнами домов и «щедровали», то есть колядовали. Почти все их щедривки были взяты из украинских колядок, с небольшими изменениями.
Старики говорили, что эти щедривки девчат и парубков были перенесены на неделю позже от «свят-вечера», потому что с ними было связано много проказ, выпивок, веселья, против чего протестовало духовенство. Да и сами казаки понимали, что против великих праздников веселиться негоже; забавляться можно только в день самого праздника, а не перед его наступлением! «Свят-вечер» — перед Рождеством, поэтому все старались провести в святости и в духовно-радостном ожидании грядущего торжества и веселия. В ночь под Рождество поэтому ходили только подростки; вечером — «со святой вечерей», а ночью благопристойно «рожестували».
* * *
Незадолго до захода солнца в последний день старого года Даша, выглянув из окна нм яростный лай собак у ворот, увидела, что Петр впустил во двор соседского подростка Васю. Хлопчик подбежал к окну и заверещал полураспевом:
Щедрик, ведрик,
Дайте вареник,
Грудочку кашки,
Кинчик ковбаски!
А ще й мало! Дайте сало!
А ще й донесу! Дайте ковбасу!
А ще й кишку,
Здим у затишку...
— Молодец, Вася! — похвалила вышедшая к нему Даша. — Только ты слишком много потребовал; наверное, тебе достаточно будет и этого. — И она сунула ему в руку горсть орехов и двухкопеечный медяк. Васе больше ничего и не требовалось. Спрятав подарок в карман, он побежал за ворота, и вскоре его щедривка слышалась уже под окном другого дома...
Вечером. на закате солнца, девушки группами по четыре-пять душ пошли по дворам «щедрувать». Хотя от Рождества прошла уже неделя, но в большинстве щедривок девушки славословили рожденного Христа. Этого вечера девушки ждут с нетерпением целый год...
Приська и Гашка тоже собрались в поход и с нетерпением поджидали трех подруг, которые обещали зайти за ними.
И вот, наконец, у окна появились три девичьих головы, и послышались голоса:
— Благословите щедрувать!
— Бог благословит, щедруйте, щедруйте! — отвечала Наталка, стоявшая ближе всех к окну. Сейчас же за окном послышалось пение:
А в Ерусалими рано задзвонили,
Щедрий вечир, щедрий вечир,
Добрим людям на здоровья.
А Дива Мария по саду ходила,
По саду ходила, Сина породила,
Щедрий вечир, щедрий вечир,
Добрим людям на здоровья.
Ой, та сие же Христос,
Та й вечеряти, щедрий вечир...
Вирши эти были очень длинные, малосодержательные и не совсем соответствовали написанному в Евангелии. Составлены они, очевидно, простым народом, неизвестно кем и когда. После каждого куплета следовал один и тот же припев: «Щедрий вечир, добрим людям на здоровья». Окончив петь, одна из щедрувальниц заглянула в окно и затараторила:
Щедривочка щедрувала,
До виконця припадала,
Що ти, титка, напекла,
Неси сюди до викна!
— Несу, несу, — засмеялась Наталка и вынесла небольшую паляницу хлеба и пятак на всех.
Приська и Гашка, обутые в теплые валенки, присоединились к девушкам и вместе с ними выбежали гурьбой со двора. Даша с некоторым сожалением и завистью посмотрела вслед им и тихонько вздохнула. Еще год тому назад, в этот самый вечер, она имела право проказничать и веселиться с этими девушками, а теперь должна сидеть дома с мужем и не смеет участвовать ни в щедривках, ни в предстоящих в эту ночь гаданиях. Но она ведь уже не девушка, а замужняя, и все так и должно быть...
За воротами к девушкам присоединились и парубки, которые, окончив в наступавших сумерках «пораться» со скотом и лошадьми, вышли сопровождать своих девчат и оградить их от возможных приставаний со стороны парубков «с другого краю». Иногда они подпевали девчатам.
Не успели свои девчата скрыться со двора, как в незакрытые ворота ввалилась другая группа щедрувальников, девушек и парубков, которые также подошли к окну и, испросив разрешения, запели:
А в Ерусалими рано задзвонили,
Радуйся! Ой, радуйся, земле,
Сын Божий народывся...
Они пели гораздо слаженнее, чем первые, и на другой мотив; и припев у них был другой: не «Щедрий вечир, добрим людям на здоровья», а «Радуйся, ой радуйся, земле, Сын Божий народывся...»
Потом один из парубков, подделываясь под девичий голос, продекламировал требование:
Коляд, коляд, колядниця,
Добра з маком паляниця,
А писна не така,
Дайте, титко, пирога,
Як не даете пирога,
Визьму бика за рога,
Та поведу на базар...
— Ой, парубче, стой, стой! Не бери нашего быка за рога! Лучше на, чарочку выпей! — предложила, смеясь, показавшаяся на пороге дома с графином в руках Ольга Ивановна.
Она налила каждому парубку по чарке и дала по небольшому мясному пирожку закусить. Следом за свекрухой вышла Даша и дала девушкам по прянику-житняку с начинкой, а в мешок «михоноши» кинула целое кольцо колбасы. Выкрикивая слова благодарности, и эта гурьба выбежала за ворота.
Со всех сторон на улицах станицы слышалось громкое пение щедрувальников, эхом отзывавшееся в этот тихий морозный вечер за речкой и в общественной роще. Повсюду раздавались девичий смех, визг и выкрики парубков. Сколько беспокойства было причинено в этот вечер собачьей армии станицы! В каждом дворе имелось по одной, две, а то и больше злых собак. Встревоженные щедрувальниками, они подняли такой неумолкаемый лай и визг, что, казалось, станица стала каким-то адом. Десятки тысяч псов на разные голоса тявкали и тявкали без конца...
Группы девушек, обойдя намеченные ими дворы, несли наполненные паляницами, кусками сала, колбасами и прочим мешки, но только не домой. У большинства из них дома этого добра было в изобилии, и никто там их добычей не интересовался. Были, однако, хаты, где в нем нуждались: бездетные, небогатые казаки и иногородние, предоставляющие у себя приют девчатам, когда те приходили к ним после вечеринок с парубками ночевать. Девушка никогда не приводила парубка в свой дом, а только к так называемой «второй маме». Все это делалось якобы втайне от родителей, и надо было что-то платить тем хозяевам, где они обычно «ночевали». Вот девушки и несли теперь эту плату в виде паляниц хлеба, колбас, сала и прочего, нащедрованного под окнами таких же казачьих домов, как и у них самих.
Освободившись от своих мешков, девушки приступали к самой главной части программы этой ночи — новогоднему гаданью. При этом девушки стремились проводить его не в присутствии парубков. Последние не очень-то верили в эти гаданья и часто то в одном, то в другом месте подстерегали девушек и мешали им всевозможными проказами...
В глухом переулке Приська и Гашка Кияшковы со своими подругами подошли к забору, наметили каждая без выбора себе один столб в изгороди и от него начали считать все столбы до сорока. Какой столб по счету сороковым попадется, таким по внешнему облику будет и суженый делавшей счет девушки.
Гашка первая отсчитала сорок столбов вдоль заборов нескольких дворов, и ей попался высокий сучковатый и корявый столб. Все девушки долго хохотали над такой фигурой будущего мужа подруги. Приське, наоборот, попался низкий и очень толстый, уже подгнивший столб, совсем не похожий на фигуру Михаила Гноевого, и она со злостью пнула его ногою.
Затем все зашли во двор к одной из участвовавших в их компании девушек, открыли настежь ворота и начали по одной выходить от середины двора на улицу, предварительно завязав платком глаза, чтобы ничего не было видно. Если какой-нибудь девушке удавалось свободно пройти в ворота и нигде не зацепиться, это было хорошей приметой; она в этом году обязательно выйдет замуж. Две девушки удачно прошли в ворота, не зацепившись, и, весьма довольные, сорвав повязку с глаз, вернулись обратно, на середину двора.
Гашке и тут не повезло. Завязав глаза и расставив в стороны руки, она медленно, ощупью, направилась к раскрытым воротам. Проходившие в это время по улице парубки заметили гадалок и незаметно притаились у ворот. Один из них в белом кожухе лег прямо на снег, как раз на пути Гашки. Не видя ничего, Гашка уже радовалась, что, по ее подсчетам, она уже прошла ворота, как в этот самый момент споткнулась и упала прямо на лежащего парубка. Тот довольно непристойно обнял ее...
— Ой, Боже! Кто тут? — взвизгнула Гашка, сорвав повязку, но неизвестный демон уже исчез в ночной полутьме.
Стряхнув с себя снег, Гашка вернулась во двор. Напуганные остальные девушки отказались выходить за ворота с завязанными глазами, и перешли в другой двор, где у хозяина-казака почему-то не было собак, и они могли без страха заняться более сложным гаданьем.
По одну сторону невысокой хаты девушки начертили на снегу круг аршина два в диаметре, потом перешли на другую сторону и начали через крышу кидать обувь, снятую с правой ноги. Если она упадет в центр круга, то бросившая девушка «обязательно» в этом году выйдет замуж, и за того, за кого хочет. Если же сапог или валенок упадет на черте круга, то есть не в центре и не снаружи, то девушка, может быть, и выйдет замуж, но не за того, за кого хотела бы. И, наконец, если обувь упадет совсем в стороне от черты круга, то девушка замуж в наступавшем году не выйдет.
Одна из подруг сняла сапог и так сильно размахнулась, что он, перелетев через крышу, упал далеко от намеченного круга. Следующей была Приська. Она сняла валенок с правой ноги вместе с шерстяным носком и, не желая повторить ошибки первой девушки-гадальщицы, слегка размахнулась и не очень быстро подкинула свой валенок. Валенок, не перелетев на другую сторону, упал на крышу хаты и так там и остался. Как потом не старались его сбить оттуда комьями снега, ничего не получалось. Вскарабкаться на крышу без лестницы тоже не могли, и Приська стала в отчаянии громко ругаться, прыгая по снегу на одной ноге и поджав под себя другую, босую.
На такой шум и гвалт из хаты вышел хозяин и, узнав в чем дело, долго смеялся. Потом вынес лестницу и снял с крыши злополучный валенок.
После этого приключения девушки пошли под окна подслушивать разговоры ложившихся спать людей. Если в комнате послышится голос, приказывающий кому-либо из своей семьи пойти куда-нибудь или сделать что-нибудь, то подслушавшая такой разговор выйдет замуж в наступающем году. Если же она услышит слова вроде: «садитесь» или «ложитесь спать», то ей еще не суждено жить с милым в его доме в новом году.
В некоторых домах уже потухли огни, и ходить туда под окна не было никакого смысла. В доме Кияшко еще светилось, и девушки направились туда, тем более что Приська и Гашка могли хорошо защитить компанию от своих собак, и можно было тихо и незаметно пройти по двору.
Петр уже разделся и собирался лечь спать, как вдруг услыхал за окном легкий скрип снега, сразу таинственно затихший. Он сообразил, что этот шорох означает, и нарочито громко сказал:
— Ложитесь все спать! Зачем зря керосин палите?
Девушки разочарованно переглянулись, но все же продолжали стоять на месте. Даша вопросительно взглянула на Петра, и, заметив его улыбку, догадалась, и решила не огорчать гадальщиц, сказав:
— А ты лучше встань да пойди посмотри, как ярко горят костры в садах!
Сейчас же после этих слов у окна послышался топот убегавших девушек и их веселый смех.
Одна из девушек, изменив голос, подошла под освещенное окно в соседнем доме и громко спросила:
— Как моего мужа будет звать?
— Солопий Черевык, — после некоторой паузы послышался ответ из комнаты.
Девушки засмеялись, догадавшись, что хозяин нарочно назвал такое имя.
— А как моего будет звать? — пропищала Гашка.
— Стратон Задрыпа, — ответил тот же голос.
— А моего как?
— Ярема Занюханный.
— Ну, а як мого чоловика буде звать? — басом спросила четвертая.
— Капитон Голопупенко.
Наконец, последней подошла к окну Приська.
— Ну, а как же моего мужа будет звать? — жалобно спросила она.
— Та сколько вас там есть? У меня уже и в святцах подходящих имен нет! — И хозяин, слегка приподняв занавеску, узнал прильнувшую к открытой ставне Приську Кияшко. Он знал, с кем она проводит время, и важно ответил: — Михайло!
Приська так и подпрыгнула от радости, одной ей хозяин сказал серьезно и назвал то имя, которое она хотела. Девушки побежали дальше и подходили к окнам еще нескольких домов, повторяя везде одни и те же вопросы, но получая совершенно различные ответы.
В некоторых домах, если подойти к слабоосвещенным окнам и присмотреться, можно было заметить склонившихся перед закопченным зеркалом девушек, которые в одиночку пристально всматривались в затуманенное дыханием стекло, надеясь увидеть в нем лицо суженого.
Мирно дремавший в хлеву скотине тоже не давали покоя. Закрыв глаза платком, девушки входили в хлев, ощупью приближались к быкам и коровам и хватали их руками. Если рука хватала вола за рога, то девушка должна выйти замуж в этом году, а если попадался хвост, то ей нечего было и надеяться на замужество до следующего года.
И хотя подобные гадания под Новый год ничего не имели общего с действительностью, редко и совершенно случайно оправдывались, все равно большинство девушек слепо верили в подобные приметы, а занимались гаданьем все без исключения.
В приусадебных садках, у межи, во многих дворах горели в эту ночь костры. Всю неделю от Рождества из дома не выносился подметаемый в комнатах сор и только в новогоднюю ночь его собирали, выносили в заднюю часть двора и зажигали, чтобы вся нечисть минувшего года исчезла бесследно вместе с мусором.
В полночь Приська и Гашка, уставшие от гаданий, вернулись домой.
Прежде чем идти спать, они умыли лицо холодной водой и, не утираясь, легли прямо на ряднушке на полу перед образами, а полотенце положили в головы под подушку. Во сне должен явиться суженый и этим полотенцем вытереть девичье лицо. С этой мыслью они вскоре и заснули крепким сном.
После полуночи по домам стали ходить «посевальники», подростки школьного возраста, с надетыми через плечо сумками с зерном, — первые поздравители с Новым годом. В Рождественскую ночь таких хлопчиков называли «рожестувальниками», теперь — «посыпальниками» или «посевальниками».
Зашли они и в дом Кияшко, встали перед образами, где на полу спали Приська и Гашка, пропели «Спаси, Господи, люди Твоя...»
Хлопчиков, поздравивших дом первыми, одаривали всегда щедро.
Зерно, насыпанное на полу и на столе у икон, утром тщательно собирали и кормили им домашнюю птицу, чтобы не было падежа, и курочки побольше несли бы яиц. По несколько этих зерен бросали также в закрома с пшеницей и ячменем.
Не только в первый день Нового года, но и до самого Крещения все ходили друг к другу в гости, поздравляя с наступившим Новым годом, и за «новое счастье» выпоражнивали графины с горилкой. Весь день слышался трезвон во всех церквях, и раздавались песни и музыка. И так до самой «голодной кутьи» (Крещенского сочельника)...
(продолжение следует)
журнал «Родная Кубань»
2009 год
Ф.И. Горб-Кубанский
На привольных степях кубанских
ЧАСТЬ III
Глава IV
На Меланку, вечером 31 декабря, в станицах бывшего Черноморского войска, по существу, проводилось то, что на Украине делалось в ночь перед Рождеством.
Группы девушек, сопровождаемые иногда парубками, ходили под окнами домов и «щедровали», то есть колядовали. Почти все их щедривки были взяты из украинских колядок, с небольшими изменениями.
Старики говорили, что эти щедривки девчат и парубков были перенесены на неделю позже от «свят-вечера», потому что с ними было связано много проказ, выпивок, веселья, против чего протестовало духовенство. Да и сами казаки понимали, что против великих праздников веселиться негоже; забавляться можно только в день самого праздника, а не перед его наступлением! «Свят-вечер» — перед Рождеством, поэтому все старались провести в святости и в духовно-радостном ожидании грядущего торжества и веселия. В ночь под Рождество поэтому ходили только подростки; вечером — «со святой вечерей», а ночью благопристойно «рожестували».
* * *
Незадолго до захода солнца в последний день старого года Даша, выглянув из окна нм яростный лай собак у ворот, увидела, что Петр впустил во двор соседского подростка Васю. Хлопчик подбежал к окну и заверещал полураспевом:
Щедрик, ведрик,
Дайте вареник,
Грудочку кашки,
Кинчик ковбаски!
А ще й мало! Дайте сало!
А ще й донесу! Дайте ковбасу!
А ще й кишку,
Здим у затишку...
— Молодец, Вася! — похвалила вышедшая к нему Даша. — Только ты слишком много потребовал; наверное, тебе достаточно будет и этого. — И она сунула ему в руку горсть орехов и двухкопеечный медяк. Васе больше ничего и не требовалось. Спрятав подарок в карман, он побежал за ворота, и вскоре его щедривка слышалась уже под окном другого дома...
Вечером. на закате солнца, девушки группами по четыре-пять душ пошли по дворам «щедрувать». Хотя от Рождества прошла уже неделя, но в большинстве щедривок девушки славословили рожденного Христа. Этого вечера девушки ждут с нетерпением целый год...
Приська и Гашка тоже собрались в поход и с нетерпением поджидали трех подруг, которые обещали зайти за ними.
И вот, наконец, у окна появились три девичьих головы, и послышались голоса:
— Благословите щедрувать!
— Бог благословит, щедруйте, щедруйте! — отвечала Наталка, стоявшая ближе всех к окну. Сейчас же за окном послышалось пение:
А в Ерусалими рано задзвонили,
Щедрий вечир, щедрий вечир,
Добрим людям на здоровья.
А Дива Мария по саду ходила,
По саду ходила, Сина породила,
Щедрий вечир, щедрий вечир,
Добрим людям на здоровья.
Ой, та сие же Христос,
Та й вечеряти, щедрий вечир...
Вирши эти были очень длинные, малосодержательные и не совсем соответствовали написанному в Евангелии. Составлены они, очевидно, простым народом, неизвестно кем и когда. После каждого куплета следовал один и тот же припев: «Щедрий вечир, добрим людям на здоровья». Окончив петь, одна из щедрувальниц заглянула в окно и затараторила:
Щедривочка щедрувала,
До виконця припадала,
Що ти, титка, напекла,
Неси сюди до викна!
— Несу, несу, — засмеялась Наталка и вынесла небольшую паляницу хлеба и пятак на всех.
Приська и Гашка, обутые в теплые валенки, присоединились к девушкам и вместе с ними выбежали гурьбой со двора. Даша с некоторым сожалением и завистью посмотрела вслед им и тихонько вздохнула. Еще год тому назад, в этот самый вечер, она имела право проказничать и веселиться с этими девушками, а теперь должна сидеть дома с мужем и не смеет участвовать ни в щедривках, ни в предстоящих в эту ночь гаданиях. Но она ведь уже не девушка, а замужняя, и все так и должно быть...
За воротами к девушкам присоединились и парубки, которые, окончив в наступавших сумерках «пораться» со скотом и лошадьми, вышли сопровождать своих девчат и оградить их от возможных приставаний со стороны парубков «с другого краю». Иногда они подпевали девчатам.
Не успели свои девчата скрыться со двора, как в незакрытые ворота ввалилась другая группа щедрувальников, девушек и парубков, которые также подошли к окну и, испросив разрешения, запели:
А в Ерусалими рано задзвонили,
Радуйся! Ой, радуйся, земле,
Сын Божий народывся...
Они пели гораздо слаженнее, чем первые, и на другой мотив; и припев у них был другой: не «Щедрий вечир, добрим людям на здоровья», а «Радуйся, ой радуйся, земле, Сын Божий народывся...»
Потом один из парубков, подделываясь под девичий голос, продекламировал требование:
Коляд, коляд, колядниця,
Добра з маком паляниця,
А писна не така,
Дайте, титко, пирога,
Як не даете пирога,
Визьму бика за рога,
Та поведу на базар...
— Ой, парубче, стой, стой! Не бери нашего быка за рога! Лучше на, чарочку выпей! — предложила, смеясь, показавшаяся на пороге дома с графином в руках Ольга Ивановна.
Она налила каждому парубку по чарке и дала по небольшому мясному пирожку закусить. Следом за свекрухой вышла Даша и дала девушкам по прянику-житняку с начинкой, а в мешок «михоноши» кинула целое кольцо колбасы. Выкрикивая слова благодарности, и эта гурьба выбежала за ворота.
Со всех сторон на улицах станицы слышалось громкое пение щедрувальников, эхом отзывавшееся в этот тихий морозный вечер за речкой и в общественной роще. Повсюду раздавались девичий смех, визг и выкрики парубков. Сколько беспокойства было причинено в этот вечер собачьей армии станицы! В каждом дворе имелось по одной, две, а то и больше злых собак. Встревоженные щедрувальниками, они подняли такой неумолкаемый лай и визг, что, казалось, станица стала каким-то адом. Десятки тысяч псов на разные голоса тявкали и тявкали без конца...
Группы девушек, обойдя намеченные ими дворы, несли наполненные паляницами, кусками сала, колбасами и прочим мешки, но только не домой. У большинства из них дома этого добра было в изобилии, и никто там их добычей не интересовался. Были, однако, хаты, где в нем нуждались: бездетные, небогатые казаки и иногородние, предоставляющие у себя приют девчатам, когда те приходили к ним после вечеринок с парубками ночевать. Девушка никогда не приводила парубка в свой дом, а только к так называемой «второй маме». Все это делалось якобы втайне от родителей, и надо было что-то платить тем хозяевам, где они обычно «ночевали». Вот девушки и несли теперь эту плату в виде паляниц хлеба, колбас, сала и прочего, нащедрованного под окнами таких же казачьих домов, как и у них самих.
Освободившись от своих мешков, девушки приступали к самой главной части программы этой ночи — новогоднему гаданью. При этом девушки стремились проводить его не в присутствии парубков. Последние не очень-то верили в эти гаданья и часто то в одном, то в другом месте подстерегали девушек и мешали им всевозможными проказами...
В глухом переулке Приська и Гашка Кияшковы со своими подругами подошли к забору, наметили каждая без выбора себе один столб в изгороди и от него начали считать все столбы до сорока. Какой столб по счету сороковым попадется, таким по внешнему облику будет и суженый делавшей счет девушки.
Гашка первая отсчитала сорок столбов вдоль заборов нескольких дворов, и ей попался высокий сучковатый и корявый столб. Все девушки долго хохотали над такой фигурой будущего мужа подруги. Приське, наоборот, попался низкий и очень толстый, уже подгнивший столб, совсем не похожий на фигуру Михаила Гноевого, и она со злостью пнула его ногою.
Затем все зашли во двор к одной из участвовавших в их компании девушек, открыли настежь ворота и начали по одной выходить от середины двора на улицу, предварительно завязав платком глаза, чтобы ничего не было видно. Если какой-нибудь девушке удавалось свободно пройти в ворота и нигде не зацепиться, это было хорошей приметой; она в этом году обязательно выйдет замуж. Две девушки удачно прошли в ворота, не зацепившись, и, весьма довольные, сорвав повязку с глаз, вернулись обратно, на середину двора.
Гашке и тут не повезло. Завязав глаза и расставив в стороны руки, она медленно, ощупью, направилась к раскрытым воротам. Проходившие в это время по улице парубки заметили гадалок и незаметно притаились у ворот. Один из них в белом кожухе лег прямо на снег, как раз на пути Гашки. Не видя ничего, Гашка уже радовалась, что, по ее подсчетам, она уже прошла ворота, как в этот самый момент споткнулась и упала прямо на лежащего парубка. Тот довольно непристойно обнял ее...
— Ой, Боже! Кто тут? — взвизгнула Гашка, сорвав повязку, но неизвестный демон уже исчез в ночной полутьме.
Стряхнув с себя снег, Гашка вернулась во двор. Напуганные остальные девушки отказались выходить за ворота с завязанными глазами, и перешли в другой двор, где у хозяина-казака почему-то не было собак, и они могли без страха заняться более сложным гаданьем.
По одну сторону невысокой хаты девушки начертили на снегу круг аршина два в диаметре, потом перешли на другую сторону и начали через крышу кидать обувь, снятую с правой ноги. Если она упадет в центр круга, то бросившая девушка «обязательно» в этом году выйдет замуж, и за того, за кого хочет. Если же сапог или валенок упадет на черте круга, то есть не в центре и не снаружи, то девушка, может быть, и выйдет замуж, но не за того, за кого хотела бы. И, наконец, если обувь упадет совсем в стороне от черты круга, то девушка замуж в наступавшем году не выйдет.
Одна из подруг сняла сапог и так сильно размахнулась, что он, перелетев через крышу, упал далеко от намеченного круга. Следующей была Приська. Она сняла валенок с правой ноги вместе с шерстяным носком и, не желая повторить ошибки первой девушки-гадальщицы, слегка размахнулась и не очень быстро подкинула свой валенок. Валенок, не перелетев на другую сторону, упал на крышу хаты и так там и остался. Как потом не старались его сбить оттуда комьями снега, ничего не получалось. Вскарабкаться на крышу без лестницы тоже не могли, и Приська стала в отчаянии громко ругаться, прыгая по снегу на одной ноге и поджав под себя другую, босую.
На такой шум и гвалт из хаты вышел хозяин и, узнав в чем дело, долго смеялся. Потом вынес лестницу и снял с крыши злополучный валенок.
После этого приключения девушки пошли под окна подслушивать разговоры ложившихся спать людей. Если в комнате послышится голос, приказывающий кому-либо из своей семьи пойти куда-нибудь или сделать что-нибудь, то подслушавшая такой разговор выйдет замуж в наступающем году. Если же она услышит слова вроде: «садитесь» или «ложитесь спать», то ей еще не суждено жить с милым в его доме в новом году.
В некоторых домах уже потухли огни, и ходить туда под окна не было никакого смысла. В доме Кияшко еще светилось, и девушки направились туда, тем более что Приська и Гашка могли хорошо защитить компанию от своих собак, и можно было тихо и незаметно пройти по двору.
Петр уже разделся и собирался лечь спать, как вдруг услыхал за окном легкий скрип снега, сразу таинственно затихший. Он сообразил, что этот шорох означает, и нарочито громко сказал:
— Ложитесь все спать! Зачем зря керосин палите?
Девушки разочарованно переглянулись, но все же продолжали стоять на месте. Даша вопросительно взглянула на Петра, и, заметив его улыбку, догадалась, и решила не огорчать гадальщиц, сказав:
— А ты лучше встань да пойди посмотри, как ярко горят костры в садах!
Сейчас же после этих слов у окна послышался топот убегавших девушек и их веселый смех.
Одна из девушек, изменив голос, подошла под освещенное окно в соседнем доме и громко спросила:
— Как моего мужа будет звать?
— Солопий Черевык, — после некоторой паузы послышался ответ из комнаты.
Девушки засмеялись, догадавшись, что хозяин нарочно назвал такое имя.
— А как моего будет звать? — пропищала Гашка.
— Стратон Задрыпа, — ответил тот же голос.
— А моего как?
— Ярема Занюханный.
— Ну, а як мого чоловика буде звать? — басом спросила четвертая.
— Капитон Голопупенко.
Наконец, последней подошла к окну Приська.
— Ну, а как же моего мужа будет звать? — жалобно спросила она.
— Та сколько вас там есть? У меня уже и в святцах подходящих имен нет! — И хозяин, слегка приподняв занавеску, узнал прильнувшую к открытой ставне Приську Кияшко. Он знал, с кем она проводит время, и важно ответил: — Михайло!
Приська так и подпрыгнула от радости, одной ей хозяин сказал серьезно и назвал то имя, которое она хотела. Девушки побежали дальше и подходили к окнам еще нескольких домов, повторяя везде одни и те же вопросы, но получая совершенно различные ответы.
В некоторых домах, если подойти к слабоосвещенным окнам и присмотреться, можно было заметить склонившихся перед закопченным зеркалом девушек, которые в одиночку пристально всматривались в затуманенное дыханием стекло, надеясь увидеть в нем лицо суженого.
Мирно дремавший в хлеву скотине тоже не давали покоя. Закрыв глаза платком, девушки входили в хлев, ощупью приближались к быкам и коровам и хватали их руками. Если рука хватала вола за рога, то девушка должна выйти замуж в этом году, а если попадался хвост, то ей нечего было и надеяться на замужество до следующего года.
И хотя подобные гадания под Новый год ничего не имели общего с действительностью, редко и совершенно случайно оправдывались, все равно большинство девушек слепо верили в подобные приметы, а занимались гаданьем все без исключения.
В приусадебных садках, у межи, во многих дворах горели в эту ночь костры. Всю неделю от Рождества из дома не выносился подметаемый в комнатах сор и только в новогоднюю ночь его собирали, выносили в заднюю часть двора и зажигали, чтобы вся нечисть минувшего года исчезла бесследно вместе с мусором.
В полночь Приська и Гашка, уставшие от гаданий, вернулись домой.
Прежде чем идти спать, они умыли лицо холодной водой и, не утираясь, легли прямо на ряднушке на полу перед образами, а полотенце положили в головы под подушку. Во сне должен явиться суженый и этим полотенцем вытереть девичье лицо. С этой мыслью они вскоре и заснули крепким сном.
После полуночи по домам стали ходить «посевальники», подростки школьного возраста, с надетыми через плечо сумками с зерном, — первые поздравители с Новым годом. В Рождественскую ночь таких хлопчиков называли «рожестувальниками», теперь — «посыпальниками» или «посевальниками».
Зашли они и в дом Кияшко, встали перед образами, где на полу спали Приська и Гашка, пропели «Спаси, Господи, люди Твоя...»
Хлопчиков, поздравивших дом первыми, одаривали всегда щедро.
Зерно, насыпанное на полу и на столе у икон, утром тщательно собирали и кормили им домашнюю птицу, чтобы не было падежа, и курочки побольше несли бы яиц. По несколько этих зерен бросали также в закрома с пшеницей и ячменем.
Не только в первый день Нового года, но и до самого Крещения все ходили друг к другу в гости, поздравляя с наступившим Новым годом, и за «новое счастье» выпоражнивали графины с горилкой. Весь день слышался трезвон во всех церквях, и раздавались песни и музыка. И так до самой «голодной кутьи» (Крещенского сочельника)...
(продолжение следует)
Комментариев нет:
Отправить комментарий