Степанов Г.Г.

 

Закат в крови

 

— Поручик, вас просит командующий! — наконец объявил ординарец.

 Улыбаясь, Ивлев вошел в номер. Покровский сидел за письменным столом в синей черкеске с газырями и полковничьими погонами.

 — Здравия желаю, господин полковник! — сказал Ивлев, продолжая улыбаться.

— А почему явились ко мне в штатском? — Покровский, не поднимаясь из-за стола, исподлобья уставился на бархатную блузу Ивлева.

 — Благодарите, господин полковник, что я не в матросском бушлате и бескозырке, — весело отвечал Ивлев, все еще надеясь, что Покровский встанет из-за стола и по-приятельски протянет руку.

 Но Покровский, видимо желая дать понять, что он вовсе не намерен предаваться каким-либо тернопольским воспоминаниям, начал холодно выговаривать:

 — Поручик, неужели нельзя было добыть хотя бы поношенную офицерскую гимнастерку и пару погон? Вы, как мне известно, живете в родительском доме, и, кажется, достаточно состоятельном.

— Но вам, господин полковник, — Ивлев вспыхнул, — отлично известно, откуда и с каким поручением я прибыл!

 — Мне хотелось видеть поручика, а не бархатную блузу, — объяснил Покровский, хмурясь.

 — Ну, если вы не видите во мне посланца генералов Корнилова и Алексеева, — оскорбился Ивлев, — тогда разрешите с вами проститься.

 — Извините, поручик! — Покровский мигом вскочил с кресла. — Я вас вызвал, чтобы особо поблагодарить за доставленные нам чрезвычайно обнадеживающие и ободряющие сведения. И вообще здравствуйте, поручик Ивлев. Мы-то с вами давнишние знакомые. — Он вышел из-за стола и протянул руку. — Коротка же у вас память, поручик!

— Прошу прощения, но на память я не жалуюсь. Отлично помню наши встречи в Тернополе. Да-с, помню. И могу вам напомнить кое-что… — Ивлев сунул руки в карманы блузы.

 — Значит, мы можем говорить с вами довольно запросто!

 — Нет, после того, что у нас сейчас произошло, мы не можем разговаривать запросто. Я прошу, господин полковник, говорить со мной строго официально, то есть так, как вы начали.

 — Напрасно, напрасно, поручик… — несколько смутился Покровский. — Я для вас могу многое сделать… Вот, кстати, сейчас же распоряжусь, чтобы вам на квартиру выслали гимнастерку, бриджи, сапоги и даже, если хотите, форму казачьего офицера.

— Благодарю вас!

 — Я прочел в газете сообщения о боях под Егорлыком, — сказал Покровский, вернувшись за стол. — Есть в этом сообщении преувеличения?

 — Преувеличений, по сути дела, нет, — сухо ответил Ивлев.

 — Значит, генерал Корнилов хочет соединиться со мной в районе Кореновской?

 — Да. Но вы-то сдали Кореновскую.

 — По-видимому, Корнилов и Алексеев все еще живут старыми иллюзиями. — Покровский притворно вздохнул.

 Ивлев насторожился.

 — Я не понимаю вас.

Покровский взял карандаш, придвинул к себе блокнот.

 — Скажите: сколько штыков, сабель у Корнилова?

 — Армия находится в боевом походе, на марше, в силу этого численный состав ее все время меняется, — увильнул от прямого ответа Ивлев.

 — А мне все-таки необходимо знать как командующему, чем я буду располагать, когда корниловцы присоединятся в кубанским силам, во главе которых я стою.

 — Но почему вы, господин полковник, думаете, что генералы Корнилов и Алексеев со своими боевыми силами окажутся подчиненными вам?

— Кубанское краевое правительство и войсковой атаман решили, что на территории Кубани всякие вооруженные силы обязаны быть в моем ведении.

 — И вы, господин полковник, полагаете, что генералы Корнилов и Алексеев согласятся с решением Кубанского правительства?

 Покровский прошел к телефонным аппаратам, стоявшим на отдельном столике, рядом с двуспальной кроватью.

 — Значит, господин поручик, не можете дать мне полных сведений о силах Корнилова?

 — Так точно, господин полковник!

— Тогда вы свободны. Можете идти.

 «Видимо, для такого типа людей, как Покровский, нет ничего более заманчивого на свете, чем собственное высокое положение», — заключил Ивлев, выходя из гостиницы.