Степанов Г.Г.

Вячеслав Ткачев

(цитаты)

Я вернулся в родную станицу и все месяцы весны и лета восемнадцатого года впервые за столько лет жил мирным селянином, трудился в саду, в поле, занимался уборкой пшеницы. Больше и думать не хотел об участии в каких-либо боевых делах. Поэтому я не был участником ни первого, ни второго Кубанских походов, а значит, не сражался за Екатеринодар. Население станицы относилось ко мне по-доброму. Даже гордились, что я, их станичник, был одним из первых летчиков России, и келермесские большевики не притесняли меня. Но когда отступала Таманская армия, то ее ЧК никак не хотел верить, что я отказался навсегда от участия в белогвардейских организациях и решил пустить меня «в расход». Но опять по поручению станичного сбора явились в Майкоп идейные большевики Келермесской. Кстати, один из них для пущей важности, носил блестящую медную пожарную каску. Им удалось меня вырвать из рук ЧК. Вечером я угощал на радостях этого в пожарной каске станичного большевика вином в ресторане.

– Вот если придут кадеты и потянут меня к ответу, – сказал он, – то вы, ваше превосходительство, помните: долг платежом красен и не дайте голову снять с плеч.

Ткачев рассмеялся.

 – Не случись мировой войны, – сказал он, – на Крепостной площади Екатеринодара в честь меня высился бы монумент. Ведь в 1913 году я из Киева прилетел на аэроплане. Рискованный, трудный был перелет. Нужно было пересечь Азовское море. Появился я над Екатеринодаром в полдень, описал круг над городом15. Весь город переполошился, екатеринодарцы впервые видели в небе самолет. Приземлился я на конском ипподроме, близ Черноморского вокзала. Наказной атаман Бабыч послал верховых казаков из собственного конвоя узнать, что за марсианин сел на кубанскую землю. Они галопом, с шашками наголо, прискакали и вдруг увидели такого же казака, как и они, в такой же, как и у них, черной черкеске, только в кожаном шлеме на голове. Был я в чине хорунжего16. Подскакали казаки ко мне. Я стоял у летательного аппарата, они от изумления рты открыли. Однако откозыряли, и старший казак в чине урядника, сунув шашку в ножны, объявил:

– Ваше благородие, его высокопревосходительство наказной атаман просит препроводить вас в атаманский дворец.

Один из казаков спешился и остался караулить аппарат. А лошадь его предоставили мне.

Узнав, что я казак из станицы Келермесской, казаки дивились: как же их, тоже казак, и достиг такого, что на аэроплане летает?! Атаман тоже немало был удивлен, но корил меня, почему не уведомил его телеграфом о своем прибытии:

– Устроил бы царственную встречу!

Однако в тот же день в честь меня закатил грандиозный банкет. На другой день, когда в газете объявили, что я буду совершать показательные полеты и брать в воздух смельчаков, население города от мала до велика пришло к Черноморскому вокзалу. Лавки и магазины закрылись. Я брал в воздух то одного, то другого казачьего офицера и когда поднимался с ипподрома и делал круг, вся толпа в сто тысяч глоток восторженно ревела. Всю неделю дома и улицы города были украшены праздничными трехцветными флагами. Всюду праздновали мой перелет. Я переходил из банкета на банкет. Их давали то купцы первой гильдии, то дворянское собрание, то городская дума, то юристы… И тогда же было собрано сорок тысяч рублей золотом на воздвижение монумента мне. Деньги были положены в банк. Грянула война, затем революция. Золотую валюту национализировали. Да уже и в период первой войны было не до монументов. Минуло сорок четыре года с тех пор, мои летные дела преданы забвению. 

ссылка на журнал Родная Кубань

Об авторе