11-я часть

 

Русская старина

Карманная книжка

Для любителей отечественного,

На 1825 год

Изданная Л. Корниловичем

Санкт-Петербург, 1824 год

 

РЫЦАРСКАЯ ЖИЗНЬ КАЗАКОВ

 

(общежитие Донских казаков в ХVІІ и ХVІІІ веках)

 

Сей первый поцелуй уже связывал их навсегда; родители соединяли им руки

приговаривая: «Дочь! Вот тебе жених, а тебе мой сын невеста; да благословит Господь Бог союз ваш». Иногда при семь случае, невеста и жених дарили друг друга.

Между тем выносили огромный серебряный поднос, уставленный серебряными с чернью стаканами, полными пенистого меду или вина; жених, а после него невеста, обносили всех гостей, которые, выпив до дна, приветствовали их желанием совершить начатое дело. Сим оканчивалось рукобитье, которое на Дону означало то же, что в России помолвка. Когда соединяли руки новой чете; женщины пели две песни: «Ой, заюшка, горностай молодой и Перепелушка, рябые перушки», первую для жениха, вторую для невесты, повторяя оные во весь вечер.

Совершив рукобитье, старики удалялись в другую комнату запивать радостное начало дела, а жениха и невесту оставляли одних с молодыми, чтоб ознакомиться и повеселиться.

На рукобитье обыкновенно гости не оставались долго; назначали день для сговора и расходились. Женщины, проходя по улицам, непременно пели Заюшку и Перепелушку, чтобы известить жителей о происходившем.

Сговор был гораздо торжественнее рукобитья. В назначенный день две позыватые со стороны жениха, и две со стороны невесты, с самого утра, ездили из дома в дом с приглашениями к родным и всем знакомым. В позыватые обыкновенно избирались молодые женщины, которые умели хорошо упрашивать, были веселы, развязны, разговорчивы.

В каждом доме они должны были сказать поклон от отца и матери и просить на сговор, непременно прибавляя: «да пожалуйста же мои, родненькие», в каждом доме их угощали сладким винцом и также просили, непременно выпить, так что нередко он возвращались домой очень навеселе. К вечеру, обыкновенно к 6 и 7 часам, собирались в доме невесты, собственно к ней девицы, а к ее родителям замужние женщины и мужчины. Девушки помещались в особой комнате; все прочие гости, которых всегда называли стариками в зале, посреди коей был раскинут большой стол, покрытый скатертью; угловой столик, был уставлен пряниками, орехами; сахарными закусками и семечками. Все собрание садилось, в ожидании жениха.

В его дом собирались его знакомые; здесь приготовляли 10 или 20 и более блюд с кренделями, пряниками, орехами, винными ягодами, финиками, и всякими сластями, да несколько дюжин бутылок лучшего меду и вина.

Все гости отправлялись с сею хлебом солью в торжестве в дом невесты: впереди несли блюда, за ними шли женатые мужчины, потом замужние женщины, и наконец жених с молодежью.

Хозяин и хозяйка встречали их на крыльце, вводили в залу и сажали сватушку, свашиньку и родню их в первые места; жених с товарищами становился у порога; принесенными блюдами и напитками уставляли раскинутый по средине стол, чтобы все видели обильную хлеб-соль. Отец невестин, потом мать, обносили всем гостям по стакану. За сим сваты требовали, чтоб юная чета в виду всего собрания была сговорена. Жениха и невесту ставили посреди залы и повторяли тот же обряд, который на6людался при рукобитье: родственники жениха и невесты, поздравляя, дарили друг друга. Свекор и свекровь, в сем случае, должны были превзойти всех щедростью. Сговор оканчивался тем, что жених и невеста подносили всем гостям вино или мед, и принимали от всех по поцелую.

От последнего гостя невеста убегала в другую комнату к девушкам, стараясь, чтоб жених не успел ее упредить и помещалась между своими подругами, кои сажались сколько можно теснее, дабы не дать места жениху. Это было ему наказанием за чем вьпустил из рук невесту. Жених, опоздавший занять место возле своей суженой, должен был купить его у ее соседок. Начинался торг; жених набавлял цену понемногу, девицы не уступали ничего, говоря, что их невеста золотая, и недешево ему достанется. Этот торг забавлял всех: старики оставляли свои стаканы и толпились из залы, чтоб посмотреть на молодых проказниц; их шутки приводили в смятение жениха, и часто заставляли его соглашаться на все, чтоб получить место подле невесты.

Молодежь не отставала от жениха; но ей нельзя было садиться между девицами, а надлежало помещаться в особом углу, или стоять у порога; только к родственницам можно было подходить и вступать с ними в разговор, не нарушая благопристойности.

Полчаса, час, и более продолжалась тишина: молодежь в своем углу шептала; черноокие красавицы неподвижно сидели на своих местах, не смея посмотреть в сторону, и только изредка поглядывая на свой наряд, и поправляя полы алых или малиновых кубельков и платки на шеях, голубые с белыми каймами или алые с зелеными. Всякая щеголиха старалась выказать при сем случае свои жемчуга, золотые серьги, чикилики.

От привычки ли, или от того, что в наших обществах тогда не знали еще нынешних светских приличий, никто не скучал общим молчанием. Мало по малу хозяйка, или кто-нибудь из ее родственниц заводили игры: в короли, в котики (в котики обыкновенно играют четверо, двое мужчин и две девицы: один из играющих сложив вместе концы карманного платка, подносит оные прочим; каждый выбирает для себя любой и развертывают платок; те, коих концы придутся на крест, должны целовать друг друга) и т. п. Общество оживлялось: смеялись, шутили, резвились. В некоторых домах танцевали под балалайку, а после под звуки оркестра, состоявшего из двух скрипок, дудочки, цымбалов и баса и привезенного на Дон малороссиянином Марковичем. 

Сначала казачок и журавель были у них единственными танцами; потом введены: Барыня, Как у наших у ворот и Хлопушка. Мужчины танцевали отлично, напротив того женщины вовсе не обращали внимания на танцы: всякая ходила, или прыгала как умела, и наши прелестные, несмотря на свою неловкость в сем деле, умели привлекать взоры и сердца. Журавль, Барыня и У ворот танцевались в четыре пары на подобие кадрили, только без вальса; делали, однако ж круги, шеи, кресты; противостоящие пары сходились, расходились и кружились, переменяя дам.

В Хлопушке становились в два ряда, как в экосезе. Не скоро привыкли девицы танцевать в обществе.

В кругу подруг своих они любили это невинное увеселение; но здесь, как решиться стать рядом с мужчиною, дать ему свою руку, кружиться с ним? Почти всегда при начале бала, лишь только мужчина подходил к ней, она наклоняла голову и закрывала лицо руками или платком, так что хозяйка принуждена была насильно увлечь ее с места, и поставить в пару. Невеста в сей вечер должна была переменить два, или три нарядные платья, показывая тем свой избыток.

Но что делали старики? У них было свое веселье. Как скоро жених получал место возле своей невесты, родители его просили сватушку, свашиньку, и всех гостей к себе в дом смотреть печи, как они говорили: там посреди залы накрыт был стол. Все гости садились ужинать.

Хозяева, стараясь отличаться изобилием, подавали блюд тридцать и более; за каждым пили вино и мед; и чтобы не было отговорок, ко всякому стакану придумывали тост: начинали обыкновенно здоровьем сватушки, потом свашиньки, будущей четы, всех гостей порознь, и наконец пили за упокой умерших родственников. Во время десерта веселые гости пели песни, сначала богатырские, потом плясовые: А кто в моем во садику; Ах, матушка жениха; Утушка луговая, Тут была перепелочка и прочее. Женщины пускались в пляску, двигаясь вокруг стола ж стуча в лад каблуками туфлей. Пит продолжался за полночь: женщины уходя пели по улицам, чтоб во всех концах города, узнавали о бывшем сговоре.

Жених должен был платить за все издержки сего вечера, даже в доме невесты. После сговора, родственницы невесты оставались при ней безотлучно до самой свадьбы и шили для нее приданое. Если бы какую вещь вздумали отдать в посторонние руки за деньги, то это ставилось в укоризну чиберкам. Жених с друзьями бывал у невесты каждый вечер и имел право оставаться в ее доме ночевать. Невинная молодость резвилась в этом обществе: проведя весь день за работой, девицы вечером с нетерпением ждали жениха, который, являясь с узлом закусок, приносил с собою веселие. До полуночи и далее продолжались игры: жмурки, четки, короли, кончики и прочее.

За два дня до свадьбы смотрели приданое или праздновали подушки; накануне девичник.

Первые происходили таким образом: ввечеру собирались в доме невесты знакомые девицы и жених с молодежью. Из пожилых мужчин и женщин участвовали здесь одни только родные. Сперва гости, один после другого, входили в комнату, где находилось приданое невесты: богатая постель и множество платья в сундуках; чиберки предлагали им садиться па подушки. Жених с невестою садились первые; тут швеи подносили жениху стакан меду, который он выпивал в несколько приемов, за каждым целуя свою возлюбленную, и приговаривая: мед горек, надобно подсластить. Осушив бокал, он клал чиберкам деньги на поднос.

Потом садилась вся молодежь, один после другого; каждый просил к себе в соседки из присутствовавших девиц ту, которая ему нравилась, также пил мед, целовал красавицу сколько хотел, и платил поднощицам деньги. Отпустив от себя выбранную, мог он просить садиться другую, третью и так далее. За всяким разом, когда мужчина оканчивал бокал; поднощицы бросали в сидящую пару подушками, приговаривая: «раса сага басен» (по-татарски: и вам того желаем).

При всей застенчивости наших красавиц, ни одна не могла совершенно отказаться от сидения на подушках; но всякая, или почти всякая, непременно отговаривалась некоторое время из стыдливости, и, наконец, как будто уступала принуждению.

Из всех наших общественных собраний, на одном только этом дозволялось мужчинам некоторая свобода в обращении с девушками. Таким образом, до полуночи и позже, продолжали садиться на подушки.

Иногда бывала здесь и музыка; но она не препятствовала сиденью: пока одни танцевали в зале, другие не переставали срывать жаркие поцелуи со свежих девственных уст.

Девичник был для невесты последним праздником. в ее девическом состоянии. Доселе она невинно предавалась движениям душевной радости, воображая будущее счастье.

Наконец наступил тот день, который издали казался ей столь благоприятным, и душа ее невольно трепетала при мысли, что завтра она должна оставить семью свою, в которой образовались ее наклонности и привычки, где она умела быть любимою дочерью; завтра должна она будет вступить в круг новых людей, должна принять на себя обязанности, ей мало известные.