5-я часть

 

Русская старина

Карманная книжка

Для любителей отечественного,

На 1825 год

Изданная Л. Корниловичем

Санкт-Петербург, 1824 год

 

РЫЦАРСКАЯ ЖИЗНЬ КАЗАКОВ

 

(общежитие Донских казаков в ХVІІ и ХVІІІ веках)

 

Для езды в Москве отпускались атаману из государевой конюшни лошади и зкипаж. На отпуске все казаки тем же порядком представлялись государю, угощались царским столом и получали новые подарки. Таким образом, каждая станица обласканная, щедро одаренная и удостоенная чести узреть светлые царские очи, радостно возвращалась на Дон и всякий раз приносила всему войску царское жалованное слово и похвалу.

Рассказы об одних военных подвигах утомят ваше внимание, перейду к мирной жизни казаков; она была в то время весьма однообразна.

В главном войске или в городках, казаки проводили всякий день вместе, собираясь на площадь, или к становой избе. Здесь, сидя в кружку, они вязали сети, тенета, делали разсохи, слушали во время работы рассказы одного из своих собратьев о молодецких его походах и воспламеняясь славными подвигами товарищей, пели об них богатырские песни, начиная каждую напевом: «Да вздунай най дунана вздунай Дунай».

Жили они истинно по-братски; всякий открывал чистосердечно что намерен делать завтра, послезавтра и т. д. Набьет ли кто дичины, наловить ли рыбы, отведывали ее все вместе, и хозяин ничего не оставлял себе в запас. На Дону сохранилось предание, будто в старину товарищества казаков разделялись по сумам, точно так, как у запорожцев по казанам (казан, то же, что котел, слово татарское), или, как ныне у нас в походах, по кашам (артелям). Человек десять, двадцать и более товарищей, имели общую суму, в которой хранили свой запас и все добычное; потому мы еще и ныне называем товарища и друга: односум.

В становой избе, или на майдане (татарское слово, означает площадь. Ныне на Дону называются так станичные избы) старики играли в шахматы или в зерны; молодые же на площади близь майдана, в кости или бабки. Сия последняя игра была общая и любимая у казаков, и посредством оной, они приобретали такую меткость, что, пуская из рук каменья, убивали птиц и зайцев.

Природа наделила землю их изобилием; богатый Дон, (казаки говорили, что у него золотое дно), леса, степи, были для них естественными хранилищами жизненных потребностей: в первом рыба, в последних звери, птицы, плоды, водились и росли в таком множестве, что изобилие оных вошло в пословицу.

Наши предки говаривали: «кормит нас, молодцов, Бог: подобно птицам, мы не сеем и не собираем хлеба в житницы, но всегда сыты».

В старину казаки не знали хлебопашества, к которому не прежде начали привыкать, как в исходе ХVІІ столетия.

Любимыми их занятиями были охота, которую они называли гульбой, и рыбная ловля. Гулебщики ездили иногда большими отрядами, человек по сто, на Задонских степях и даже по Куме для ловли зверей; месяца по два и более, а иногда всю зиму занимались они охотою, и к весне только приходили на Дон для поисков. На реку Медведицу, где бывали лучшие звериные промыслы, часто приезжали по 10 и более кошей (кош означает то же, что стан; в переносном смысле он значит ватага) гулебщиков из нижних юрт и обыкновенно проводили здесь зиму. Другие, камышники, с капканами и тенетами живали по камышам близь своих городков.

Сия привольная и братская жизнь сильно привязывала казаков к родине; они славили свой тихий Дон, называя его: кормилец родимый. В плену и на одре смертном, казак прощаясь мысленно со всем, что имел драгоценного в жизни, всегда обращался к Дону: «Прости тихий Дон Иванович! Мне по тебе не ездить, дикого зверя не стреливать, вкусной рыбы не лавливать». Во всех старинных наших песнях, даже в самых официальных бумагах, вы найдете отпечаток сей страстной народной любви; например, войсковой атаман письма свои к посторонним особам обыкновенно начинал так: «Князь такой-то, здравствуй на многие лета, и будь покровен десницею Вышнего; а я, при, милости Донского войска, в Черкасском городке, на Дону, по воле Божией, жив».

В нижних юртах всегда было большое стечение народа; здесь царствовало веселие. Кроме казаков, обыкновенно собиравшихся в главное войско, можно было найти тут множество посторонних во всякое время, а особенно весною и летом.

Торговые люди из украинных городов, покрывавшие реку своими судами; с царским жалованьем прибывший воевода с провожатыми, коих всегда бывало от 50 до 100 человек, послы в Турцию или из Турции и многочисленная их свита, обязанные всякий раз непременно останавливаться в главном войске, чтобы учредить дальнейший путь; высылаемые к ним из Москвы на встречу или для проведывания чиновники, раза по три в год, также с провожатыми;

Астраханские и других украинных городов посыльщики для узнания на Дону вестей; Запорожцы, страстные к веселью, кои большими отрядами всегда проживали на Дону, приезжая вместе с казаками с морских походов, разнообразили картину военного стана, которую представляло главное войско. Все это собрание нередко стекалось в одно время и оставалось в главном войске по нескольку месяцев.

Сверх того, в мирное время азовцы, ногайцы, а после и калмыки, беспрерывно проживали в Черкасске, приезжая на Дон или для продажи ясыря и лошадей, или для того, чтобы погулять со своими знакомцами. Калмыцкие посланники ежегодно приходили в Черкасск, и для угощения их казаки не жалели ни вина, ни меду, имея на то от Государя в числе своего жалованья особую дачу. Калмыкам столько нравилась жизнь казачья, что они охотно поступали в их общество и заключали с нашими предками союзы и договоры о вечном совместном житии и служении.

Старые донцы в свободное время любили повеселиться в дружеских беседах. Иногда в присутствии русских дворян, своих приятелей, чтоб блеснуть, являлся один старик в лазоревом атласном кафтане с частыми серебряными нашивками и с жемчужным ожерельем; другой в камчатном или бархатном полукафтане без рукавов, и в темно-гвоздичном зипуне, опушенном голубою камкою с шелковою гвоздичного цвета нашивкою; третий, в камчатном кафтане с золотыми турецкими пуговками, с серебряными позлащенными застежками и в лазоревом настрафильном зипуне. У всех шелковые турецкие кушаки, и на них булатные ножи с черенками рыбьего зуба, в черных ножнах, оправленных серебром; красные или желтые сафьянные сапоги и кунья шапка с бархатным верхом. Другие одевались в богатые турецкие, черкесские или калмыцкие одежды. Расстилали узорчатый ковер, и клали подушки, шитые золотом и серебром по червчатому атласу. Становили серебряные чаши с вином и медом, из коих черпали серебряными чарками и ковшами.

В кругу своих товарищей, наши прадеды любили наряжаться в тафтяные рубашки, или в бархатные и камчатные кафтаны. Но если при посторонних хотели повеличаться, то показывали пренебрежение к своему богатому наряду, и в бархате или в атласе также спокойно садились посреди грязной улицы, как на мягком ковре. Может быть от сего родилась молва, что казаки на Дону забогатели и в кругу своих семейств, с женами и детьми, наслаждались довольством и избытком. Накормишь и напоить приезжего почиталось обязанностью, кроме вина и меду, других напитков не имели, и особенно уважали первое так, что всякое угощение почитали за ничто, если при оном не потчивали их вином. От того исстари ведется у нас, что если казак хочет изъяснить, что совершенно доволен кем-либо, то всегда говорить: «я у него был и вино пил». Были и между ними бражники и пропойцы, кои все что доставали на войне, проигрывали в зерны, или пропивали.

Казаки радовались, когда торговые люди из украинных городов: Воронежа, Белгорода, Валуек, Ливен, Ельца, Оскола и других, покрывали Дон своими судами и привозили к ним хлеб, вино, медь, огнестрельные снаряды. В то время кипела в Черкасске торговая деятельность; избытки казачьей добычи; лошади, скот, персидские и турецкие товары, шли в мену. Часто, русские, продав здесь товары, хаживали с казаками в походы, и потом, полюбив или получив навык к казачьему ремеслу, оставались жить на Дону.

Таковые связи, и особенно непосредственное сообщение с Москвою, год от году совершенствовали наше о6щежитие, но более приметная перемена в оном произошла после покорения Азова. В сем торговом городе были порядочные строения; казаки тотчас поделили их между собою, и прожив тут более 5 лет, без сомнения узнали преимущество домов, выстроенных по правилам архитектуры, пред своими землянками; они весьма рачительно заботились об исправлении оных, а еще более об изобилии всех жизненных потребностей в новом своем приобретении, и даже об учреждении запасов на будущее время. Были довольны собою и обстоятельствами, проводили время весело, собираясь всегда на майдан, где всем обществом распивали государево вино; бедным товарищам своим и русским пленным давали общественный запас; ласкою и кротостью хотели восстановить прежнюю торговлю города, поощряя всех приезжавших к ним из чужих городов и земель.

Здесь персиянин и калмык, турок и грек, черкес и запорожец, ногаец и русский, толпились на улицах и площадях, всегда дружественные с казаками и ласково ими принятые; многие даже постоянно жили в Азове. Купеческие корабли из Кафы, Керчи, Тамани, безбоязненно входили в залив морской и доставляли изобилие городу. В одном углу расположены были шелк и бумажные товары; в другом — юфта и сафьян; в третьем — арака, ягоды, овощи; в ином лук, чеснок, соль. В это время более всего развилась у казаков гражданская жизнь; они чувствовали и достоинство, и славу свою; гордились своим именем, называя себя казачество Донское вольное бесстрашное, хвалились, что взяли Азов своим дородством и разумом и не отдадут его врагам пока живы; что их казачьему житью завидуют все земли, и имя их пребудет вечным; а в грамотах по своим городкам писывали: «Станем смелым сердцем за честь; поддержим свою атаманскую и молодецкую славу, доныне еще никто даром зипунов с нас не снимал».

Турки и крымцы их боялись; Султан опасался, что не уцелеть ему в Царьграде, а двор его откровенно сознавался, что казачий Азов сделался для них пуще и тошнее Багдада.

Усиливаясь год от году, казаки брали укрепленные города: Керчь, Кефу, Синоп, Трапезонд, Ризу, Перекоп, Карасу, и наконец уже методически вели войну с Турциею и Тавридою.

С этого времени лучшие атаманы донские, приохоченные ласковым приемом Московского двора и почестями, часто живали в Москве, и присмотревшись к жизни бояр русских, не стали чуждаться пышности, и неприметно удаляясь от старинных привычек, исподволь вводили у себя разные новости. В последней половине ХVII века в Черкасском городке было уже построено несколько порядочных домов.

Атаманы Наум Васильев, Иван Семенов, Лукьян Максимов, Корнелий Яковлев особенно известны введением новостей в общежитии; но атаман Фрол Минаев первый, кажется, переступил за пределы простой жизни, и с его времени, то есть с 1680 года, начинается новый период нашего общежития, описание коего помещаю в следующей статье.