вторник, 23 июня 2020 г.

2-я часть

Яков Кирпиляк (Я.М. Кирпиляк)

Пережитое

— Богатый дом казака Полубня, в котором разместились мы, вечерами блестел огнями. Накрытый стол. Курянина, гусятина, индейка. Холодный поросенок с хреном. А рыба — из плавни. Судаки, сазаны, караси в сметане. Водка из Ейска с белой головкой, вино церковное для дам... А какое милое общество собиралось по вечерам! Сам о. дьякон ближайшей церкви бывал чуть ли не ежедневным гостем. По-казачьи мы не гнушались и рядового пластуна. Бывал у нас в гостях и станичный атаман, и писарь, и пластуны соседних станиц...
В таких случаях звенели окна, когда человек 8 музыкантов из оставшегося батальонного оркестра гремели польку-бабочку...
— Да, было хорошее, доброе время, — отхлебнув из кружки пива, — продолжал рассказчик. — Сам командир сотни под звуки оркестра носился в паре с полногрудой учительницей. За ним, грузно притаптывая и выделывая замысловатые фортели, прапорщик Чудный. Я тоже не отставал, поближе прижимая к себе свою знакомую из Ейска, правда с осторожностью, как бы не наступить на длинную рясу о. дьякона, танцующего без дамы, вероятно, из боязни дьяконицы...

* * *

— Незаметно приближался конец января. И вот по какому-то случаю — не помню, не то именины, не то что-то другое, мы снова закатили вечеринку. Атаман с атаманшей, знакомые из представителей станичной интеллигенции, батальонный адъютант приехал, еще кое-кто из офицеров. Ну, словом, общество собралось солидное. Готовились дня два — варили, жарили, очередная командировка в Ейск за водкой, кстати, последняя. (Водочный склад перевели в ст. Уманскую).
Никогда не веселились так, как в этот вечер. Полы гудели от гопака. О. дьякон едва выдерживал, — вот, вот подберет рясу да и пустится вприсядку. Вероятно, супруга крепко держала за рясу, да и атаман искоса поглядывал, тоже, видно, страдал, что из-за грузной фигуры, напоминающей Тараса Бульбу, не мог показать товар лицом...
— В самый разгар веселья прибыл конный казак из штаба батальона со срочным пакетом командиру сотни...
— «С получением сего, — говорилось в бумаге, — немедленно отправить находящихся в сотне г.г. офицеров в распоряжение начальника Войскового штаба в г. Екатеринодар. В виду того, что движение по железной дороге небезопасно, вручить им прилагаемые при сем удостоверения».
— «Температура настроения» сразу понизилась. Сам адъютант разводил руками: «Почему не собрать батальон? Почему только офицеров? Почему не безопасно?
Удивительно! Только позавчера из штаба батальона — ничего особенного не было слышно. Был только слух, что в Екатеринодаре неспокойно. Говорили, что был какой-то бой под Новороссийском.
— Вот так новость! Гости были в недоумении, глядя на наше замешательство... Чтобы сгладить впечатление, командир сотни сказал присутствующим, что особенного ничего нет: — служба есть служба, а посему «вечер» следует превратить в «проводы». Я и Чудный
оказались героями...
Музыка заиграла марш. Дамское общество всплакнуло. Проводы так проводы до самого утра!
Сборы были недолгие. Оставив более ценное обмундирование и оружие, оделся попроще. Споров погоны с двумя звездочками, Маруся — хозяйская племянница — пришила мне другие: нестроевого старшего разряда. Во время пути я должен быть фельдшером, едущим в Екатеринодар за медикаментами для нужд батальона. Ехать решили с Чудным не вместе, а в разное время.
— Расцеловались с командиром сотни, попрощались с милыми хозяевами и, поручив им на хранение вещи, выехали поездом из С-вской. На станции Староминской еле втиснулся в поезд, идущий «только до Тимошевки».
— В Катэрынодар, кажуть, никого нэ пускають, — сказала мне рядом сидящая казачка. — Там робыться такэ, шо Бог його й знае. Кажуть, якись кадэты то одступають, то наступають, та с пушок стриляють, як на войни...
— На следующей станции моя собеседница с оханьями и причитаниями, с десятками узлов и узликов, сошла с поезда.

* * *

— До Тимошевки добрался без всяких приключений, но только поезд подошел к станции и еще не успел остановиться, как вдруг слышу крик: «Из вагонов не выходить, оставаться на местах!».
— Мимо окна мелькнули штыки. Продолжаю сидеть, начал испытывать некоторое беспокойство. Слышу, как кто-то у входа в вагон приказывает: «Документы, да поживей!».
— Та яки там вам докумэнты? Йиду в Катэрынодар, жинка на опэрации лэжить. Ось удостовирэние, станышный отаман пидпысав...
— Не утерпел, выглянул в проход вагона. Через толпу баб, сбившихся у выхода, протискивается молодой прапорщик, в новеньких блестящих погонах.
— Ну, думаю, совсем хорошо, — и продолжаю сидеть. Подходит и довольно развязно обращается:
— Ваши бумаги! Да потрудитесь, урядник, встать, когда с вами разговаривает старший...
— Фу, ты напасть! Я и забыл, что урядничьи погоны у меня из-под бурки выглядывают...
— Дисциплину забыли! Чему вас в учебной команде учили?
— Да и в военном училище тоже, — ответил, улыбаясь я, и тут — о, ужас! — чуть не расхохотался.
Передо мной стоял прапорщик не мужского пола, а... женского. Талия и грудь явно выдавали происхождение. Глядя на меня, «прапорщик» тоже смутилась...
— С кем имею честь? — учтиво обратился я.
— Прапорщик Василевская.
— Очень приятно, хорунжий Надежин, переодетый нестроевым старшего разряда.
— Ну, слушайте, господин хорунжий, что же это вы? — заговорила «он» совсем другим тоном, но с достоинством.
— Да что же, по дороге думал, на красных напорюсь, вот и переоделся. Еду в Екатеринодар, в штаб Войска.
— В Екатеринодар поезд будет только завтра. А чего бы вам не остаться с нами в отряде Бардижа?
Впрочем, как хотите, — продолжала она. — Советую вам, когда приедете в Екатеринодар, там не здорово разгуливать. Если задержитесь, без разговоров схватят, винтовку в руки и сейчас же на фронт или на Тихорецкое направление, или на Кавказское. Там капитан
Покровский с нами не церемонится. Облавы чуть ли не каждый день. Забирают всех, способных носить оружие, и под конвоем в вагоны и прямо на фронт.
— Но почему Покровский? Какое отношение он имеет к Войску? А Войсковой атаман? А Рада? А старшие из войсковой старшины?
— Не знаю, назначили его.
Вылез с нею из вагона; на перроне у поезда, среди сошедших пассажиров, стояло человек около двадцати дедов и реалистов, вооруженных допотопными берданками. Большое деревянное строение (станционное здание достраивалось) было наполнено до отказа.
От пара и табачного дыма трудно было рассмотреть человеческие лица. Буфет не радовал глаз. Стойка была пуста. Буфетчик, не то армянин, не то перс или грек, сиротливо стоя за прилавком, нетерпеливо повторял: «нычыво ны ымеем. Что дэлать будым?».
Не отстающий от меня «прапорщик», видя мое смущение, сразу догадался, в чем дело.
— Идите в вагон, там вы устроитесь на ночь. Там есть консервы, чай.
— Нечего сказать, — подумал я, — приятное соседство.
— Там у полковника Крыжановского найдется рюмка водки... Живем по позиционному.
В стороне от станции на запасном пути стояли пассажирские вагоны и несколько товарных. К ним мы и направились. У одного из них ходил часовой из писарей управления Екатеринодарского отдела. Оказался знакомым. Поздоровались.
— Ну, как в отделе?
— Сам Русанов с учениками остался, а старые писаря, вот видите, почти все на позиции.

* * *

(продолжение следует)
25 апреля 1938 года
журнал «ВК»
№ 240
стр. 16-19

Комментариев нет:

Отправить комментарий