10-я часть
журнал «Родная Кубань»
2009 год
Ф.И. Горб-Кубанский
На привольных степях кубанских
Глава X
В минуту острой грусти об Андрее Охрима Пантелеевича утешал только его любимый внук Петька. После Рождества Петька за успехи в военном обучении получил в школе производство в «приказные», и это очень обрадовало старого казака.
Еще больше отличился внук во время школьных маневров, которые производились в мае. Ученики всех школ станицы с раннего утра были уже в полном сборе у окраины большой общественной рощи за речкой Сосыка, готовясь к наступлению на канеловцев. В маневрах участвовали учащиеся станиц Старо-Минской и Канеловской.
В поход шли также полевая кухня, санитарная повозка и весь необходимый «обоз». На место маневров приехали: представитель атамана Ейского отдела Шавлач Василий, атаман станицы Дмитренко, его помощники, писаря, учителя школ, почетные старики. На стороне канеловских также присутствовало все начальство. Все казачата были разбиты на сотни. Командирами сотен были прибывшие из Уманских военно-учебных лагерей казачьи офицеры.
Кияшко Петя попал в 1-ю Запорожскую сотню.
В 8 часов утра началось наступление «неприятельских» сторон.
Староминцы, рассыпавшись вдоль восточного берега реки Сосыка, версты на две от рощи, стали перебежками и ползком продвигаться на юго-восток, к Канеловскому бугру. Они встретили упорное «сопротивление». Запорожскую сотню «неприятель» теснил больше всех, и она вынуждена была отступить к реке. Тогда командир сотни, хорунжий Сомко, приказал Кияшко Петьке и Петренко Сережке пробраться берегом реки, незаметно приблизиться к «неприятелю», разведать его силы и, возвращаясь, поискать в камышах перевозочные средства-лодки. Ребята тихо козырнули и в тот же миг помчались исполнять приказание.
Пригибаясь среди густой высокой прибрежной травы, хлопцы побежали в южную сторону и вскоре заметили среди камыша небольшую лодку с веслами. Они сейчас же направились к ней, но вдруг Сережа Петренко попал обоими сапогами в вязкий ил. Когда ему удалось выдернуть одну ногу, он упал и больно ударился лицом о лежащий в грязи камень. Петька помог ему выбраться на сухое место, и он с плачем, измазанный грязью, пошел назад. Петька решил продолжать разведку один.
Он снял сапоги, пробрался к лодке и, умело управляя веслами, поплыл к огибавшему «поле боя» речному зигзагу. В том месте, где река своей извилиной вдавалась в канеловскую сторону, Петька погнал прямо к берегу, заросшему густым камышом, и вышел к большому фруктовому саду староминского казака Тарана Дмитрия.
Сад находился на границе с Канеловским юртом. Крадучись среди густой зеленой листвы деревьев, он вышел на пригорок и, сразу же нырнув в небольшую сухую канаву, притаил дыхание. Он оказался в самом тылу канеловских «войск». Положив на свою черную шапку пучок зеленой травы, он слегка приподнял голову и как на ладони увидел все поле «военных действий». Видел, как его сотню прижали еще ближе к реке, как на левом фланге староминская третья сотня теснила канеловцев и уже обходила «неприятеля». В короткое время он запомнил расположение и ход «военных действий» и сейчас же пополз обратно.
Перед садом Тарана он вдруг заметил в зарослях терновника «неприятельского солдата» таких же лет, как и он сам, который беззаботно справлял свои естественные надобности. Петька пригнулся, и хотел было незаметно проскользнуть мимо, но потом ему пришла в голову блестящая мысль. В одну секунду он влетел в терновник и, как коршун с неба, упал на канеловца. Тот не кричал, а только кряхтел под ним и не мог никак вырваться. Петька же дубасил его под собою, приговаривая: «Сдавайся, басурман, бо задавлю!»
Наконец канеловец не выдержал и дал «честное казачье слово», что сдается на милость «победителя», в знак чего поднял руки вверх.
— Ложись лицом вниз! — приказал «победитель».
Канеловец повиновался. Петька через голенища сапог стянул с него штаны с подштанниками, последними связал пленнику сзади его руки, а штаны захватил с собой; велел встать и идти впереди через сад к берегу.
Посадив «пленника» в «носок» лодки затылком к себе, Петька быстро поплыл к своим. Берег был покрыт молодым зеленым и прошлогодним высоким сухим камышом, потому лодку, плывшую по чистоводью у этих зарослей, с восточной (канеловской) стороны совсем не было заметно.
Подплыв к берегу наравне с расположением своей сотни, Петька оставил лодку с пленником в камыше, а сам сейчас же явился к своему хорунжему.
— Ваше благородие! — начал он докладывать, вытянувшись в струнку. — Противник сгруппировал большие силы в направлении нашей сотни. На левом фланге наши продвигаются вперед успешно и заняли выгодную позицию с северной стороны. Численность вражеских сил не больше наших; кажется, их даже меньше. В тылу противника пусто, что подтверждает захваченный мною пленник.
— Пленник? — переспросил с недоумением хорунжий Сомко.
— Так точно, ваше благородие, пленник! Я его сейчас вам доставлю. — Петька подбежал к берегу и крикнул: — Эй, ты, турок! Бежи сюда, быстро!
Сначала послышался плеск воды, потом затрещал раздвигаемый камыш, и на берег вышел подросток лет одиннадцати со связанными кальсонами руками, в сапогах, полных воды, и без штанов. Хорунжий от души захохотал, увидев «пленника» в таком виде.
— Как же ты его поймал? — спросил он Петьку.
— Прямо на «горячем месте», ваше благородие! — бойко отвечал разведчик. — Расселся, как дома. Здесь, брат, война, надо все делать на ходу!
— Молодец, Кияшко! — сказал командир. — Только пусть наденет штаны, а то некрасиво так, и отведите его в тыл, пусть чоботы снимет, переобуется и просушится.
— Ваше благородие! — обратился опять Петька к хорунжему. — Разрешите сказать несколько слов по поводу моей разведки и нашего положения!
— Говори, только короче, а то если будем медлить, то нас канеловцы тоже в плен заберут и всем штаны поснимают, — пошутил командир, глядя в сторону наступающего на сотню «противника».
— Вблизи берега, по-за этим камышом, — докладывал Петька, — можно незаметно пробраться в тыл основных сил «противника». Около камыша воды в речке мало, не выше колена. Саженей через двести речка круто поворачивает влево, в тыл двигавшихся на нас «противников». К речке с камышом прилегает большой сад, по которому незаметно можно пробраться всей нашей сотне и внезапно ударить в спину канеловцам. Мы все положим свои чоботы в каюк, который я сюда подогнал. Вы тоже сядете в него, а мы закатим штаны повыше колен, подберем полы черкесок — и айда. По-над камышом никто не заметит! А каюк с вами тоже будем тащить тихонько, а то если хлюпать по воде «бабайками» (веслами), то можно выдать себя.
— Хорошо! Принимаю твой план, приготовиться! — хорунжий послал связного во вторую сотню с запиской о предпринимаемом маневре и уславливался об общей атаке.
Минуты через три 1-я Запорожская сотня казачат скрылась в камыше и гуськом пошла вброд вдоль берега, везя в лодке свои чоботы и командира. Петька шел впереди за проводника.
Все вышло так, как он задумал.
Выйдя из камыша в сад Тарана Дмитрия, сотня обулась, выползла на брюхе на пригорок и очутилась сзади «неприятеля», но последний ее не заметил.
Хорунжий Сомко поднял красный флажок, как сигнал к атаке, но команды пока не подавал.
И только тогда, когда вторая сотня староминцев, находившаяся на левом фланге, увидев условленный сигнал, поднялась во весь рост и с криком «ура» пошла в атаку, 1-я Запорожская сотня тоже вскочила и грянула такое «ура» за спинами канеловцев, что «противник» от неожиданности растерялся и не знал, куда направить свой контрудар. В то же время 3-я сотня староминцев, оставленная у реки в резерве, тоже поддержала атаку. «Неприятель» оказался в кольце и через полчаса капитулировал.
Староминцы одержали полную победу над канеловцами.
После обеда, поданного на полевой кухне там же, за речкой, казачат построили в четыре шеренги, и староминцев, и канеловцев, одних против других. В середину построений вошли — представитель Ейского отдела Василий Шавлач, атаман станицы Старо-Минской Дмитренко, атаман станицы Канеловской Мищенко, несколько офицеров — и приступили к выдаче призов за лучшее выполнение боевых заданий.
По решению офицерского состава обеих сторон первый приз получил ученик 3-го отделения Старо-Минского двухклассного училища Кияшко Петр Тарасович.
Петька, краснея, но с гордым видом вышел из рядов своей сотни и получил из рук атамана Дмитренко маленький кинжал, уже не поддельный — деревянный, какие были у всех учеников, а настоящий и в серебряной оправе. Тут же он получил звание младшего урядника.
Конечно, «приказные» и «урядники» школьников были действительны только в школе, но все же это повышение имело большое моральное значение для учеников и являлось предметом гордости родителей.
Получили подарки еще человек двенадцать казачат, но не такие ценные. Не обидели и канеловцев, хотя они и проиграли «битву».
Затем атаман Дмитренко от имени станичного общества благодарил присутствовавших родителей за воспитание достойной «смены». Он вынул из кармана объемистый мешочек и раздал всем участвовавшим в маневрах ученикам по копейке «на маковки», а Петьке — целый пятак. То же самое сделал и атаман Мищенко для своих канеловцев.
Среди почетных стариков находился и Охрим Пантелеевич. Он не вытерпел, подошел к внуку и крепко расцеловал:
— Ич, басурман! Молодец! Будешь настоящим черноморским казаком! Утешил меня в старости. Дядя твой, Андрей, погиб не вовремя, я скоро умру, а кто же будет нам на смену? Я спокоен теперь, смена растет! Ты, Петька, и другие такие, как ты, замените нас!
Охрим Пантелеевич с нежностью ощупал висевший на поясе внука новый «настоящий» кинжал, потрепал ласково его кудри и гордо обвел всех глазами, как бы спрашивая: «Смотрите, вот это — мой внук, есть ли у вас такие?», и молча отошел к группе почетных стариков станицы.
Школьные маневры закончились хорошо. В четыре часа дня «сотни» староминцев стройным рядами и с песнями возвратились в свою станицу и на Христо-Рождественской площади были распущены по домам.
После маневров положение Петьки Кияшко в школе поднялось так высоко, что его и Дашу Костенко перестали дразнить «жиночка и чоловичек», а то раньше всю зиму проходу им не было.
Петька, как «урядник», мог каждому дать «в морду», и никто в школе не смел поднять на него руку. На шапке и на плечах черкески у него были знаки отличия этого «чина», и все остальные ученики с завистью смотрели на него. Дружба между ним и Дашей Костенко не только не прекратилась, но крепла все больше и больше.
Хотя Петька по-прежнему оставался «розбышакою», но даже Тарас Охримович стал реже и легче стегать его ремнем, помня, что перед ним ведь «урядник». Даже его учитель, Григорий Кондратенко, стал с Петькой вежливей и однажды приглашал его в свой дом, в гости.
Когда на второй день после посещения учителя в доме Кияшко все сели обедать «до сырна» и стали брать руками и есть мясо из одной общей миски, Петька не умолчал и заметил:
— Вот в доме нашего учителя все сидят около стола, а не возле сырна; каждому тарелочка, вилочка, и он мне говорил, что так должны обедать все культурные люди. А почему мы берем пальцами, аж до локтя жир течет?
— Э, внучек, был я один раз на обеде у этих культурных, — сказал Охрим Пантелеевич. — И тарелки всем, и новые вилочки, и салфетки, а в тарелку положат такой кусочек, как для горобца. Так я и ушел оттуда полуголодный. Ото ешь, внучек, пока мы не очень «культурными» стали! Пусть из миски, без вилок, но досыта. А как станет много культурных, ученых, да слишком мудреных, то тарелочки и вилочки, может, будут каждому семьянину, но будет ли что лежать в этих тарелочках, вот тут я не ручаюсь...
Мало-помалу острота переживаний после смерти Андрея в семье Кияшко стала проходить, и хотя о погибшем по-прежнему вспоминали часто, но до слез редко доходило.
Жизнь вошла в обычную будничную колею и потекла прежним руслом, как и многие годы раньше до этого, 1906 года...
(продолжение следует)
журнал «Родная Кубань»
2009 год
Ф.И. Горб-Кубанский
На привольных степях кубанских
Глава X
В минуту острой грусти об Андрее Охрима Пантелеевича утешал только его любимый внук Петька. После Рождества Петька за успехи в военном обучении получил в школе производство в «приказные», и это очень обрадовало старого казака.
Еще больше отличился внук во время школьных маневров, которые производились в мае. Ученики всех школ станицы с раннего утра были уже в полном сборе у окраины большой общественной рощи за речкой Сосыка, готовясь к наступлению на канеловцев. В маневрах участвовали учащиеся станиц Старо-Минской и Канеловской.
В поход шли также полевая кухня, санитарная повозка и весь необходимый «обоз». На место маневров приехали: представитель атамана Ейского отдела Шавлач Василий, атаман станицы Дмитренко, его помощники, писаря, учителя школ, почетные старики. На стороне канеловских также присутствовало все начальство. Все казачата были разбиты на сотни. Командирами сотен были прибывшие из Уманских военно-учебных лагерей казачьи офицеры.
Кияшко Петя попал в 1-ю Запорожскую сотню.
В 8 часов утра началось наступление «неприятельских» сторон.
Староминцы, рассыпавшись вдоль восточного берега реки Сосыка, версты на две от рощи, стали перебежками и ползком продвигаться на юго-восток, к Канеловскому бугру. Они встретили упорное «сопротивление». Запорожскую сотню «неприятель» теснил больше всех, и она вынуждена была отступить к реке. Тогда командир сотни, хорунжий Сомко, приказал Кияшко Петьке и Петренко Сережке пробраться берегом реки, незаметно приблизиться к «неприятелю», разведать его силы и, возвращаясь, поискать в камышах перевозочные средства-лодки. Ребята тихо козырнули и в тот же миг помчались исполнять приказание.
Пригибаясь среди густой высокой прибрежной травы, хлопцы побежали в южную сторону и вскоре заметили среди камыша небольшую лодку с веслами. Они сейчас же направились к ней, но вдруг Сережа Петренко попал обоими сапогами в вязкий ил. Когда ему удалось выдернуть одну ногу, он упал и больно ударился лицом о лежащий в грязи камень. Петька помог ему выбраться на сухое место, и он с плачем, измазанный грязью, пошел назад. Петька решил продолжать разведку один.
Он снял сапоги, пробрался к лодке и, умело управляя веслами, поплыл к огибавшему «поле боя» речному зигзагу. В том месте, где река своей извилиной вдавалась в канеловскую сторону, Петька погнал прямо к берегу, заросшему густым камышом, и вышел к большому фруктовому саду староминского казака Тарана Дмитрия.
Сад находился на границе с Канеловским юртом. Крадучись среди густой зеленой листвы деревьев, он вышел на пригорок и, сразу же нырнув в небольшую сухую канаву, притаил дыхание. Он оказался в самом тылу канеловских «войск». Положив на свою черную шапку пучок зеленой травы, он слегка приподнял голову и как на ладони увидел все поле «военных действий». Видел, как его сотню прижали еще ближе к реке, как на левом фланге староминская третья сотня теснила канеловцев и уже обходила «неприятеля». В короткое время он запомнил расположение и ход «военных действий» и сейчас же пополз обратно.
Перед садом Тарана он вдруг заметил в зарослях терновника «неприятельского солдата» таких же лет, как и он сам, который беззаботно справлял свои естественные надобности. Петька пригнулся, и хотел было незаметно проскользнуть мимо, но потом ему пришла в голову блестящая мысль. В одну секунду он влетел в терновник и, как коршун с неба, упал на канеловца. Тот не кричал, а только кряхтел под ним и не мог никак вырваться. Петька же дубасил его под собою, приговаривая: «Сдавайся, басурман, бо задавлю!»
Наконец канеловец не выдержал и дал «честное казачье слово», что сдается на милость «победителя», в знак чего поднял руки вверх.
— Ложись лицом вниз! — приказал «победитель».
Канеловец повиновался. Петька через голенища сапог стянул с него штаны с подштанниками, последними связал пленнику сзади его руки, а штаны захватил с собой; велел встать и идти впереди через сад к берегу.
Посадив «пленника» в «носок» лодки затылком к себе, Петька быстро поплыл к своим. Берег был покрыт молодым зеленым и прошлогодним высоким сухим камышом, потому лодку, плывшую по чистоводью у этих зарослей, с восточной (канеловской) стороны совсем не было заметно.
Подплыв к берегу наравне с расположением своей сотни, Петька оставил лодку с пленником в камыше, а сам сейчас же явился к своему хорунжему.
— Ваше благородие! — начал он докладывать, вытянувшись в струнку. — Противник сгруппировал большие силы в направлении нашей сотни. На левом фланге наши продвигаются вперед успешно и заняли выгодную позицию с северной стороны. Численность вражеских сил не больше наших; кажется, их даже меньше. В тылу противника пусто, что подтверждает захваченный мною пленник.
— Пленник? — переспросил с недоумением хорунжий Сомко.
— Так точно, ваше благородие, пленник! Я его сейчас вам доставлю. — Петька подбежал к берегу и крикнул: — Эй, ты, турок! Бежи сюда, быстро!
Сначала послышался плеск воды, потом затрещал раздвигаемый камыш, и на берег вышел подросток лет одиннадцати со связанными кальсонами руками, в сапогах, полных воды, и без штанов. Хорунжий от души захохотал, увидев «пленника» в таком виде.
— Как же ты его поймал? — спросил он Петьку.
— Прямо на «горячем месте», ваше благородие! — бойко отвечал разведчик. — Расселся, как дома. Здесь, брат, война, надо все делать на ходу!
— Молодец, Кияшко! — сказал командир. — Только пусть наденет штаны, а то некрасиво так, и отведите его в тыл, пусть чоботы снимет, переобуется и просушится.
— Ваше благородие! — обратился опять Петька к хорунжему. — Разрешите сказать несколько слов по поводу моей разведки и нашего положения!
— Говори, только короче, а то если будем медлить, то нас канеловцы тоже в плен заберут и всем штаны поснимают, — пошутил командир, глядя в сторону наступающего на сотню «противника».
— Вблизи берега, по-за этим камышом, — докладывал Петька, — можно незаметно пробраться в тыл основных сил «противника». Около камыша воды в речке мало, не выше колена. Саженей через двести речка круто поворачивает влево, в тыл двигавшихся на нас «противников». К речке с камышом прилегает большой сад, по которому незаметно можно пробраться всей нашей сотне и внезапно ударить в спину канеловцам. Мы все положим свои чоботы в каюк, который я сюда подогнал. Вы тоже сядете в него, а мы закатим штаны повыше колен, подберем полы черкесок — и айда. По-над камышом никто не заметит! А каюк с вами тоже будем тащить тихонько, а то если хлюпать по воде «бабайками» (веслами), то можно выдать себя.
— Хорошо! Принимаю твой план, приготовиться! — хорунжий послал связного во вторую сотню с запиской о предпринимаемом маневре и уславливался об общей атаке.
Минуты через три 1-я Запорожская сотня казачат скрылась в камыше и гуськом пошла вброд вдоль берега, везя в лодке свои чоботы и командира. Петька шел впереди за проводника.
Все вышло так, как он задумал.
Выйдя из камыша в сад Тарана Дмитрия, сотня обулась, выползла на брюхе на пригорок и очутилась сзади «неприятеля», но последний ее не заметил.
Хорунжий Сомко поднял красный флажок, как сигнал к атаке, но команды пока не подавал.
И только тогда, когда вторая сотня староминцев, находившаяся на левом фланге, увидев условленный сигнал, поднялась во весь рост и с криком «ура» пошла в атаку, 1-я Запорожская сотня тоже вскочила и грянула такое «ура» за спинами канеловцев, что «противник» от неожиданности растерялся и не знал, куда направить свой контрудар. В то же время 3-я сотня староминцев, оставленная у реки в резерве, тоже поддержала атаку. «Неприятель» оказался в кольце и через полчаса капитулировал.
Староминцы одержали полную победу над канеловцами.
После обеда, поданного на полевой кухне там же, за речкой, казачат построили в четыре шеренги, и староминцев, и канеловцев, одних против других. В середину построений вошли — представитель Ейского отдела Василий Шавлач, атаман станицы Старо-Минской Дмитренко, атаман станицы Канеловской Мищенко, несколько офицеров — и приступили к выдаче призов за лучшее выполнение боевых заданий.
По решению офицерского состава обеих сторон первый приз получил ученик 3-го отделения Старо-Минского двухклассного училища Кияшко Петр Тарасович.
Петька, краснея, но с гордым видом вышел из рядов своей сотни и получил из рук атамана Дмитренко маленький кинжал, уже не поддельный — деревянный, какие были у всех учеников, а настоящий и в серебряной оправе. Тут же он получил звание младшего урядника.
Конечно, «приказные» и «урядники» школьников были действительны только в школе, но все же это повышение имело большое моральное значение для учеников и являлось предметом гордости родителей.
Получили подарки еще человек двенадцать казачат, но не такие ценные. Не обидели и канеловцев, хотя они и проиграли «битву».
Затем атаман Дмитренко от имени станичного общества благодарил присутствовавших родителей за воспитание достойной «смены». Он вынул из кармана объемистый мешочек и раздал всем участвовавшим в маневрах ученикам по копейке «на маковки», а Петьке — целый пятак. То же самое сделал и атаман Мищенко для своих канеловцев.
Среди почетных стариков находился и Охрим Пантелеевич. Он не вытерпел, подошел к внуку и крепко расцеловал:
— Ич, басурман! Молодец! Будешь настоящим черноморским казаком! Утешил меня в старости. Дядя твой, Андрей, погиб не вовремя, я скоро умру, а кто же будет нам на смену? Я спокоен теперь, смена растет! Ты, Петька, и другие такие, как ты, замените нас!
Охрим Пантелеевич с нежностью ощупал висевший на поясе внука новый «настоящий» кинжал, потрепал ласково его кудри и гордо обвел всех глазами, как бы спрашивая: «Смотрите, вот это — мой внук, есть ли у вас такие?», и молча отошел к группе почетных стариков станицы.
Школьные маневры закончились хорошо. В четыре часа дня «сотни» староминцев стройным рядами и с песнями возвратились в свою станицу и на Христо-Рождественской площади были распущены по домам.
После маневров положение Петьки Кияшко в школе поднялось так высоко, что его и Дашу Костенко перестали дразнить «жиночка и чоловичек», а то раньше всю зиму проходу им не было.
Петька, как «урядник», мог каждому дать «в морду», и никто в школе не смел поднять на него руку. На шапке и на плечах черкески у него были знаки отличия этого «чина», и все остальные ученики с завистью смотрели на него. Дружба между ним и Дашей Костенко не только не прекратилась, но крепла все больше и больше.
Хотя Петька по-прежнему оставался «розбышакою», но даже Тарас Охримович стал реже и легче стегать его ремнем, помня, что перед ним ведь «урядник». Даже его учитель, Григорий Кондратенко, стал с Петькой вежливей и однажды приглашал его в свой дом, в гости.
Когда на второй день после посещения учителя в доме Кияшко все сели обедать «до сырна» и стали брать руками и есть мясо из одной общей миски, Петька не умолчал и заметил:
— Вот в доме нашего учителя все сидят около стола, а не возле сырна; каждому тарелочка, вилочка, и он мне говорил, что так должны обедать все культурные люди. А почему мы берем пальцами, аж до локтя жир течет?
— Э, внучек, был я один раз на обеде у этих культурных, — сказал Охрим Пантелеевич. — И тарелки всем, и новые вилочки, и салфетки, а в тарелку положат такой кусочек, как для горобца. Так я и ушел оттуда полуголодный. Ото ешь, внучек, пока мы не очень «культурными» стали! Пусть из миски, без вилок, но досыта. А как станет много культурных, ученых, да слишком мудреных, то тарелочки и вилочки, может, будут каждому семьянину, но будет ли что лежать в этих тарелочках, вот тут я не ручаюсь...
Мало-помалу острота переживаний после смерти Андрея в семье Кияшко стала проходить, и хотя о погибшем по-прежнему вспоминали часто, но до слез редко доходило.
Жизнь вошла в обычную будничную колею и потекла прежним руслом, как и многие годы раньше до этого, 1906 года...
(продолжение следует)
Комментариев нет:
Отправить комментарий