(окончание)
2-я часть
Петр Придиус
Русская Америка
журнал «Кубань»
2002 год
№ 3-4
стр. 109-121
Есть казаки в Америке
Не исключено, что иной чрезмерно бдительный читатель обнаружит среди этих названий откровенную крамолу: дескать, знаем-знаем этих белогвардейских писак... И опять начнем делиться по цвету знамен, но, к сожалению, не по цвету крови, а она-то, как известно, у всех одинакового цвета. Согласен, кто-то когда-то ошибался, кто-то кому-то мстил, но нельзя же заниматься этим вечно. И не просто нельзя, а по большому счету, наверное, и преступно!
Эту линию и пытается выдерживать атаман Новой Кубани Анатолий Сенченко и в жизни, и в насыщении экспонатами и рукописями музея и библиотеки. Он убежден: корректировать историю непозволительно, правда должна оставаться правдой, какой бы горькой она не была. Конечно, ученым этого человека не назовешь, всего лишь двенадцать лет учился. Не удостоен званий ни бакалавра, ни магистра. Если можно так выразиться, он рабочий-бизнесмен, и если чего добился в свои сорок пять, то только своими руками.
«И трошечки головой» — поправляет сам Анатолий, заметно озоруя украинским акцентом. Я соглашаюсь: да, и головой, потому как его познания в области истории казачества простираются гораздо дальше моих, хотя считать себя абсолютным профаном мне тоже не хотелось бы. Историю казачества Анатолий «ведет» с незапамятных времен, не без оснований полагая, что это не какое-то там сословие, а — народ. Слушать его суждения, подкрепляемые аргументами, чрезвычайно любопытно.
О чем бы ни зашла речь, он тут же в подкрепление — документ. Дошел слух, говорит, что вы там, на Кубани, разработали и обнародовали Устав края. Да, отвечаю, обнародовали. Он подводит меня к стеллажу: на, читай! Беру в руки и глазам своим не верю — «Конституция Кубанского края». Анатолий где-то из-за моего плеча: а хочешь, копию для вас сниму? Ну, что за вопрос «хочешь — не хочешь?» — не сдерживаюсь я. Люди тебе спасибо скажут.
Он тем временем показывает очередной экспонат — Кубанский казачий Герб. Любопытный, надо сказать, Герб, исполненный с типичным казачьим грубоватым юмором: на винной бочке совершенно обнаженный казак, только при кушаке и шашке, а по окружности надпись: «И службу царскую отбуду, и сорочку шелковую добуду».
...Побывали мы с Анатолием Сенченко и на казачьем кладбище. Не могли не побывать. Приютилось оно в тишайшем местечке в лесу, под чужими, нерусскими дубами и березками. А история его такова. Раньше казаков хоронили, как говориться, где жили, на общих кладбищах. Но вот два доброхота, братья Яков и Тимофей Горбатенковы, надумали пожертвовать казачьему обществу десять акров своей земли, чтоб, значит, казаки и на том свете оставались вместе. С этого все и началось.
У входа на кладбище зелено-голубая, как пасхальное яичко, казачья церквушка, далее, по обе стороны от песчаной дорожки, по три ряда захоронений. Разной формы, из разного камня памятники, на каждом — берущие за душу слова: казак станицы Некрасовской; урядник станицы Махошевской; хорунжий станицы Лабинской; далее еще станицы: Поповическая, Староджерелиевская, Бесленеевская, Отважная... Все нашенские, всем нам знакомые и близкие. Как водится в последнее время, супругов там хоронят рядышком. Но вот что поразило: на памятнике — он и она — портреты, имена-отчества, но у него две даты, рождения и смерти, а у нее — одна, затем знак « — ». Спрашиваю: как это понимать? Очень просто, отвечает Анатолий, значит, она еще жива и, когда умрет, похороним, дорисуем число — и все. Н-да-а, — только и осталось произнести. А ты не удивляйся, продолжал Анатолий, у нас ведь не Россия, а Америка, тут каждый сам за себя беспокоится, поэтому и после своей смерти не хочет доставлять людям хлопот.
Идем, переговариваемся, а я тем временем жадно всматриваюсь в портреты усопших, читаю надписи, состояние души такое, будто вот-вот увижу кого-то знакомого.
Федор Поликарпович Карамбет, казак станицы Новощербиновской; Михаил Демьянович Гетманов (1891-1978), С.-Петербург, жена Гетманова, урожденная Поночевная, г. Екатеринодар.
А вот памятник, несколько отличающийся от всех остальных: на нем высечены цветы и американский флаг. Это казак Александр Крыленко, сложивший буйную голову в джунглях Вьетнама..
Господи праведный, сколь неисповедимы пути рабов твоих непослушных. Один казак погиб за великую Америку в далеком Вьетнаме; другой казак, кстати, тоже наш земляк, дослужился до звания генерала армии США; третий стал известным певцом, четвертый — художником... Цепким, на редкость живучим оказалось это загадочное племя — казаки. Не сгинул бесследно ни один, все выдюжили, нашли себя на далекой чужбине и стойко пронесли в своих душах щемящую, неизбывную тоску по родине.
...Всего одни сутки был я в американской станице Новая Кубань. Всего одни. Все это время, честно говоря, мне ни разу не захотелось ни уснуть, ни поесть, ни выпить, хотя, что там говорить, приглашали, угощали. Было одно желание — смотреть, слушать, вникать, запоминать. Хотелось познать обычаи и нравы заокеанского казачества и соразмерить с нашим: что у нас с ним общего, а что различного.
Ровно полвека минуло с той поры, как он, потомственный казак, покинул свою Бесстрашную, а вместе с нею и свою жену, мать и малолетнего сына. Лишившись родины и родных, он волей злого рока лишился и собственной фамилии: не Тимофей Винников он теперь, а Иван Пугаченко. Что же случилось с прирожденным русским хлеборобом? Что такого он натворил? Земляки-бесстрашенцы и по сей день не знают за Тимошей Винниковым никакой вины, тем загадочнее его уход с немцами из родной станицы в неизвестные дали. Нажив новую семью и сколотив достаток, Винников-Пугаченко и в свои преклонные годы страдает и плачет по своей Бесстрашной, по ее курганам и кручам, обильным лесам и садам, по тихим речушкам, полям, сенокосам... Мы почти всю ночь провели с Тимофеем Ивановичем, мысленно бродя по закоулкам нашей сиротинушки Бесстрашной, бережно докапываясь до мотивов его печального исхода. Но об этом — как-нибудь в другой раз.
2-я часть
Петр Придиус
Русская Америка
журнал «Кубань»
2002 год
№ 3-4
стр. 109-121
Есть казаки в Америке
Не исключено, что иной чрезмерно бдительный читатель обнаружит среди этих названий откровенную крамолу: дескать, знаем-знаем этих белогвардейских писак... И опять начнем делиться по цвету знамен, но, к сожалению, не по цвету крови, а она-то, как известно, у всех одинакового цвета. Согласен, кто-то когда-то ошибался, кто-то кому-то мстил, но нельзя же заниматься этим вечно. И не просто нельзя, а по большому счету, наверное, и преступно!
Эту линию и пытается выдерживать атаман Новой Кубани Анатолий Сенченко и в жизни, и в насыщении экспонатами и рукописями музея и библиотеки. Он убежден: корректировать историю непозволительно, правда должна оставаться правдой, какой бы горькой она не была. Конечно, ученым этого человека не назовешь, всего лишь двенадцать лет учился. Не удостоен званий ни бакалавра, ни магистра. Если можно так выразиться, он рабочий-бизнесмен, и если чего добился в свои сорок пять, то только своими руками.
«И трошечки головой» — поправляет сам Анатолий, заметно озоруя украинским акцентом. Я соглашаюсь: да, и головой, потому как его познания в области истории казачества простираются гораздо дальше моих, хотя считать себя абсолютным профаном мне тоже не хотелось бы. Историю казачества Анатолий «ведет» с незапамятных времен, не без оснований полагая, что это не какое-то там сословие, а — народ. Слушать его суждения, подкрепляемые аргументами, чрезвычайно любопытно.
О чем бы ни зашла речь, он тут же в подкрепление — документ. Дошел слух, говорит, что вы там, на Кубани, разработали и обнародовали Устав края. Да, отвечаю, обнародовали. Он подводит меня к стеллажу: на, читай! Беру в руки и глазам своим не верю — «Конституция Кубанского края». Анатолий где-то из-за моего плеча: а хочешь, копию для вас сниму? Ну, что за вопрос «хочешь — не хочешь?» — не сдерживаюсь я. Люди тебе спасибо скажут.
Он тем временем показывает очередной экспонат — Кубанский казачий Герб. Любопытный, надо сказать, Герб, исполненный с типичным казачьим грубоватым юмором: на винной бочке совершенно обнаженный казак, только при кушаке и шашке, а по окружности надпись: «И службу царскую отбуду, и сорочку шелковую добуду».
...Побывали мы с Анатолием Сенченко и на казачьем кладбище. Не могли не побывать. Приютилось оно в тишайшем местечке в лесу, под чужими, нерусскими дубами и березками. А история его такова. Раньше казаков хоронили, как говориться, где жили, на общих кладбищах. Но вот два доброхота, братья Яков и Тимофей Горбатенковы, надумали пожертвовать казачьему обществу десять акров своей земли, чтоб, значит, казаки и на том свете оставались вместе. С этого все и началось.
У входа на кладбище зелено-голубая, как пасхальное яичко, казачья церквушка, далее, по обе стороны от песчаной дорожки, по три ряда захоронений. Разной формы, из разного камня памятники, на каждом — берущие за душу слова: казак станицы Некрасовской; урядник станицы Махошевской; хорунжий станицы Лабинской; далее еще станицы: Поповическая, Староджерелиевская, Бесленеевская, Отважная... Все нашенские, всем нам знакомые и близкие. Как водится в последнее время, супругов там хоронят рядышком. Но вот что поразило: на памятнике — он и она — портреты, имена-отчества, но у него две даты, рождения и смерти, а у нее — одна, затем знак « — ». Спрашиваю: как это понимать? Очень просто, отвечает Анатолий, значит, она еще жива и, когда умрет, похороним, дорисуем число — и все. Н-да-а, — только и осталось произнести. А ты не удивляйся, продолжал Анатолий, у нас ведь не Россия, а Америка, тут каждый сам за себя беспокоится, поэтому и после своей смерти не хочет доставлять людям хлопот.
Идем, переговариваемся, а я тем временем жадно всматриваюсь в портреты усопших, читаю надписи, состояние души такое, будто вот-вот увижу кого-то знакомого.
Федор Поликарпович Карамбет, казак станицы Новощербиновской; Михаил Демьянович Гетманов (1891-1978), С.-Петербург, жена Гетманова, урожденная Поночевная, г. Екатеринодар.
А вот памятник, несколько отличающийся от всех остальных: на нем высечены цветы и американский флаг. Это казак Александр Крыленко, сложивший буйную голову в джунглях Вьетнама..
Господи праведный, сколь неисповедимы пути рабов твоих непослушных. Один казак погиб за великую Америку в далеком Вьетнаме; другой казак, кстати, тоже наш земляк, дослужился до звания генерала армии США; третий стал известным певцом, четвертый — художником... Цепким, на редкость живучим оказалось это загадочное племя — казаки. Не сгинул бесследно ни один, все выдюжили, нашли себя на далекой чужбине и стойко пронесли в своих душах щемящую, неизбывную тоску по родине.
...Всего одни сутки был я в американской станице Новая Кубань. Всего одни. Все это время, честно говоря, мне ни разу не захотелось ни уснуть, ни поесть, ни выпить, хотя, что там говорить, приглашали, угощали. Было одно желание — смотреть, слушать, вникать, запоминать. Хотелось познать обычаи и нравы заокеанского казачества и соразмерить с нашим: что у нас с ним общего, а что различного.
Ровно полвека минуло с той поры, как он, потомственный казак, покинул свою Бесстрашную, а вместе с нею и свою жену, мать и малолетнего сына. Лишившись родины и родных, он волей злого рока лишился и собственной фамилии: не Тимофей Винников он теперь, а Иван Пугаченко. Что же случилось с прирожденным русским хлеборобом? Что такого он натворил? Земляки-бесстрашенцы и по сей день не знают за Тимошей Винниковым никакой вины, тем загадочнее его уход с немцами из родной станицы в неизвестные дали. Нажив новую семью и сколотив достаток, Винников-Пугаченко и в свои преклонные годы страдает и плачет по своей Бесстрашной, по ее курганам и кручам, обильным лесам и садам, по тихим речушкам, полям, сенокосам... Мы почти всю ночь провели с Тимофеем Ивановичем, мысленно бродя по закоулкам нашей сиротинушки Бесстрашной, бережно докапываясь до мотивов его печального исхода. Но об этом — как-нибудь в другой раз.
Комментариев нет:
Отправить комментарий