8-я часть
Прийма И. Я.
Мои воспоминания
(По материалам Чумаченко В.К.)
журнал «Родная Кубань»
1999 год, № 1
стр. 66-97
Мои воспоминания
Путь до станицы Славянской
Девушка вышла из хаты и позвала нас завтракать. Угощали нас свиным салом, поджаренным с капустой, а затем еще подали сырные пироги со сметаной. Ради нас, гостей, завтрак приготовили раньше обычного времени и поэтому кушали только мы, гости, и с нами Кирило.
А потом оседлали коней, положили через седла сумы и, сердечно поблагодарив хозяев за их доброту и ласку, покинули этот гостеприимный двор и дом. Кирило приглашал Ивана Савельевича заехать к нему на обратном пути. Провожала нас до самых ворот и домохозяйка.
— Счастливой дороги вам, хлопцы, а тебе, козаче, — говорила она, обращаясь ко мне, — дай Бог живым да здоровым до дому, до своего роду вернуться.
Это было во вторник восьмого января 1913 года.
Через несколько минут мы были уже за станицей. Ехали навстречу утреннему зимнему солнцу. А через два часа мы подъезжали к Темрюку. Река Кубань стояла подо льдом. Паром не действовал. Переправлялись по льду, на который были положены доски. Но доски лежали не сплошь, а так, чтобы по ним катились колеса подвод. А междуколесное пространство было покрыто узкими досками и покрыто не сплошь, кое-как. Мы подъехали к реке в такой момент, когда через нее переправлялась подвода. Лошади были выпряжены и переведены в одиночку. Затем мужчины покатили по доскам подводу. Переправа подводы совершилась благополучно. Мы слезли с коней. Иван Савельевич предложил мне снять с седла сумы и перенести их на другую сторону реки. В моих сумах было пуда два весу. Затем мы удлинили до двух саженей поводья, и повели через лед лошадей. Вести надо было так, чтобы человек шел впереди коня не меньше, как на две сажени. Иван Савельевич предупредил меня: задний из нас должен вступить на лед не раньше, чем передний минует середину реки. А то может случиться, что лед затрещит, задний конь испугается и пойдет по доскам быстро, нагонит переднего, а тогда два коня и человек между ними окажутся вместе, и под такой тяжестью тонкий лед может проломиться.
Переправились мы благополучно.
В городе поехали мимо базара, по улице, вымощенной булыжником. Меня удивила городская сутолока. Во всех направлениях сновали люди. Одни на базар, другие с базара, третьи торопились по тротуарам неизвестно откуда и куда. Немало встречалось и экипажей. Но здесь были не пароконные подводы, как у нас в станице, а однолошадные дроги.
На нас никто не обращал ни малейшего внимания. Мое воинское самолюбие было уязвлено самым чувствительным образом. Никто на нас не глянул, никто не сказал «счастливой дороги», никто даже не повернул головы в нашу сторону. Как будто мы были не защитники Отечества, не славные казаки Кубанского казачьего войска, а какие-нибудь бесполезные козявки!
Через час Темрюк остался позади.
Мы ехали на восток. Ближайшая станица на нашем пути — Курчанская. Но мы предполагали заночевать в следующей станице — Анастасиевской. Поднявшееся солнце начало пригревать, и земля опять оттаивала. Иван Савельевич рассказал мне, как складывается для казака военная служба. Судьба каждого молодого казака зависит от урядников. Если казак сумеет поладить со всеми урядниками своей сотни, то он и сам может дослужиться до урядника, а если он не угоди кому-либо из них, тогда его заклюют и никуда не дадут ему ходу. Вахмистр тоже большая фигура в сотне, ему подчиняются все урядники. Но рядовой казак с этой фигурой мало соприкасается. А урядники держат казака в своих когтях повседневно, и каждый его шаг находится под их надзором. Ближайший начальник рядового казака — взводный урядник, выше взводного — вахмистр, выше вахмистра — его благородие командир сотни.
— Приедете вы в полк, — говорил Иван Савельевич, — вас распределят по сотням. Две сотни расположены при штабе полка, в Асхабаде, а остальные четыре — на пограничных постах. Разошлют вас по сотням, потом месяца два будут вам «хвосты ломать», будут обучать вас строевой службе. После этого строевого обучения казакам разрешается подать начальству заявление о желании избрать себе какую-нибудь специальность, скажем, специальность портного, или кузнеца или писаря, или седельного мастера, или фельдшера. Потом самых бравых и грамотных казаков отбирают и посылают в полковую учебную команду. Через год из этой команды выходят будущие урядники. При твоей грамотности, — говорил Иван Савельевич, — ты легко можешь попасть в учебную команду, но для этого надо угодить не только своему взводному, но и всем урядникам и вахмистру. В учебной команде строгая служба: если хоть раз напьешься — выгонят. Легкая служба писарям; в караул они не ходят, за лошадьми не убирают, винтовок не чистят. Наш одностаничник Иван Спиридонович Кривой служит полковым писарем, и ему эта служба так понравилась, что он остался на сверхсрочную. Но самая хорошая служба фельдшерам, только не ветеринарным, а медицинским. Побудешь год на курсах, и из тебя сделают фельдшера. Это самое благородное дело. Придет больной, скажем, с чирьями, ты помазал ему чирьи йодом, и все; придет другой с лихорадкой, а ты дал ему хины, и все; придет третий с чесоткой, а ты дал ему стакан хины, и все; придет еще кто-нибудь, скажем, с растяжением сустава — ты и этому дай хины, и все; ну, а если придет лодырь, который не хочет служить в карауле и притворяется больным, так это только хиной и можно вылечить. Вообще хина — чудесное лекарство и помогает при многих болезнях. Фельдшерская служба — это благодать. Ну, может, раз в месяц придется банки поставить, вот и все. Но в фельдшера трудно попасть, потому что их мало требуется.
(продолжение следует)
Прийма И. Я.
Мои воспоминания
(По материалам Чумаченко В.К.)
журнал «Родная Кубань»
1999 год, № 1
стр. 66-97
Мои воспоминания
Путь до станицы Славянской
Девушка вышла из хаты и позвала нас завтракать. Угощали нас свиным салом, поджаренным с капустой, а затем еще подали сырные пироги со сметаной. Ради нас, гостей, завтрак приготовили раньше обычного времени и поэтому кушали только мы, гости, и с нами Кирило.
А потом оседлали коней, положили через седла сумы и, сердечно поблагодарив хозяев за их доброту и ласку, покинули этот гостеприимный двор и дом. Кирило приглашал Ивана Савельевича заехать к нему на обратном пути. Провожала нас до самых ворот и домохозяйка.
— Счастливой дороги вам, хлопцы, а тебе, козаче, — говорила она, обращаясь ко мне, — дай Бог живым да здоровым до дому, до своего роду вернуться.
Это было во вторник восьмого января 1913 года.
Через несколько минут мы были уже за станицей. Ехали навстречу утреннему зимнему солнцу. А через два часа мы подъезжали к Темрюку. Река Кубань стояла подо льдом. Паром не действовал. Переправлялись по льду, на который были положены доски. Но доски лежали не сплошь, а так, чтобы по ним катились колеса подвод. А междуколесное пространство было покрыто узкими досками и покрыто не сплошь, кое-как. Мы подъехали к реке в такой момент, когда через нее переправлялась подвода. Лошади были выпряжены и переведены в одиночку. Затем мужчины покатили по доскам подводу. Переправа подводы совершилась благополучно. Мы слезли с коней. Иван Савельевич предложил мне снять с седла сумы и перенести их на другую сторону реки. В моих сумах было пуда два весу. Затем мы удлинили до двух саженей поводья, и повели через лед лошадей. Вести надо было так, чтобы человек шел впереди коня не меньше, как на две сажени. Иван Савельевич предупредил меня: задний из нас должен вступить на лед не раньше, чем передний минует середину реки. А то может случиться, что лед затрещит, задний конь испугается и пойдет по доскам быстро, нагонит переднего, а тогда два коня и человек между ними окажутся вместе, и под такой тяжестью тонкий лед может проломиться.
Переправились мы благополучно.
В городе поехали мимо базара, по улице, вымощенной булыжником. Меня удивила городская сутолока. Во всех направлениях сновали люди. Одни на базар, другие с базара, третьи торопились по тротуарам неизвестно откуда и куда. Немало встречалось и экипажей. Но здесь были не пароконные подводы, как у нас в станице, а однолошадные дроги.
На нас никто не обращал ни малейшего внимания. Мое воинское самолюбие было уязвлено самым чувствительным образом. Никто на нас не глянул, никто не сказал «счастливой дороги», никто даже не повернул головы в нашу сторону. Как будто мы были не защитники Отечества, не славные казаки Кубанского казачьего войска, а какие-нибудь бесполезные козявки!
Через час Темрюк остался позади.
Мы ехали на восток. Ближайшая станица на нашем пути — Курчанская. Но мы предполагали заночевать в следующей станице — Анастасиевской. Поднявшееся солнце начало пригревать, и земля опять оттаивала. Иван Савельевич рассказал мне, как складывается для казака военная служба. Судьба каждого молодого казака зависит от урядников. Если казак сумеет поладить со всеми урядниками своей сотни, то он и сам может дослужиться до урядника, а если он не угоди кому-либо из них, тогда его заклюют и никуда не дадут ему ходу. Вахмистр тоже большая фигура в сотне, ему подчиняются все урядники. Но рядовой казак с этой фигурой мало соприкасается. А урядники держат казака в своих когтях повседневно, и каждый его шаг находится под их надзором. Ближайший начальник рядового казака — взводный урядник, выше взводного — вахмистр, выше вахмистра — его благородие командир сотни.
— Приедете вы в полк, — говорил Иван Савельевич, — вас распределят по сотням. Две сотни расположены при штабе полка, в Асхабаде, а остальные четыре — на пограничных постах. Разошлют вас по сотням, потом месяца два будут вам «хвосты ломать», будут обучать вас строевой службе. После этого строевого обучения казакам разрешается подать начальству заявление о желании избрать себе какую-нибудь специальность, скажем, специальность портного, или кузнеца или писаря, или седельного мастера, или фельдшера. Потом самых бравых и грамотных казаков отбирают и посылают в полковую учебную команду. Через год из этой команды выходят будущие урядники. При твоей грамотности, — говорил Иван Савельевич, — ты легко можешь попасть в учебную команду, но для этого надо угодить не только своему взводному, но и всем урядникам и вахмистру. В учебной команде строгая служба: если хоть раз напьешься — выгонят. Легкая служба писарям; в караул они не ходят, за лошадьми не убирают, винтовок не чистят. Наш одностаничник Иван Спиридонович Кривой служит полковым писарем, и ему эта служба так понравилась, что он остался на сверхсрочную. Но самая хорошая служба фельдшерам, только не ветеринарным, а медицинским. Побудешь год на курсах, и из тебя сделают фельдшера. Это самое благородное дело. Придет больной, скажем, с чирьями, ты помазал ему чирьи йодом, и все; придет другой с лихорадкой, а ты дал ему хины, и все; придет третий с чесоткой, а ты дал ему стакан хины, и все; придет еще кто-нибудь, скажем, с растяжением сустава — ты и этому дай хины, и все; ну, а если придет лодырь, который не хочет служить в карауле и притворяется больным, так это только хиной и можно вылечить. Вообще хина — чудесное лекарство и помогает при многих болезнях. Фельдшерская служба — это благодать. Ну, может, раз в месяц придется банки поставить, вот и все. Но в фельдшера трудно попасть, потому что их мало требуется.
(продолжение следует)
Комментариев нет:
Отправить комментарий