6-я часть
Прийма И. Я.
Мои воспоминания
(По материалам Чумаченко В.К.)
журнал «Родная Кубань»
1999 год, № 1
стр. 66-97
Мои воспоминания
Путь до станицы Славянской
Едва мы оторвались от станицы, как повалил мокрый снег. Нам пришлось развернуть и надеть бурки. Окружающая нас снежная кисея скрыла из виду последние постройки родной станицы. Миновали так называемую «греблю» — мостик через речушку.
«Вот здесь бы, — подумал я, — и надо взять комок родной земли, как советовал мне дядя Иван».
Я хотел было спросить Ивана Савельевича — брал ли он клочок родной земли, когда выезжал из станицы на службу. Но потом я сообразил, что мой спутник расскажет о моих расспросах дяде Ивану, который таким путем узнает о моем непослушании, и будет считать меня гордецом или подлецом.
Вскоре дорога сворачивала под прямым углом направо. Снег и ветер после поворота подталкивали нас в спины, кони наши пошли спокойно, вместо черноземной глины под копытами коней захрустел морской ракушечный песок.
Так мы ехали, подгоняемые попутным ветром, часа два. Снег перестал падать, но начинало подмораживать. Миновали Пересыпскую косу. Ракушечный песок кончился. Дорога шла теперь по супесчаному чернозему, медленно поднимаясь на песчаный холм. У меня начали мерзнуть ноги. В таких случаях всадники обычно слезают с коней и идут пешком. Но на земле было скользко, идти пешком, да еще в гору, было трудно. Я решил терпеть холод как можно дольше. Так мы добрались до вершины холма, где над высоким крутым обрывом возвышался морской маяк. Тут мои ноги уже, что называется, закоченели.
— Да, мои ноги тоже мерзнут, — сказал Иван Савельевич, — давай погреемся.
Мы слезли с коней. Время уже клонилось к вечеру. Нам встретились два пешехода.
— Скажите, хлопцы, какая там переправа в Темрюке — мост или паром? — спросил у них Иван Савельевич.
— Ни моста, ни парома, положили на лед доски и по ним ходят.
— Плохая новость, — сказал Иван Савельевич.
— Но пока мы доедем до переправы, будет темно, — сказал я.
— Заночуем в Голубицкой, — сказал мой вожатый, — тут у меня есть сослуживец, Кирило Штеба, вот мы у него переночуем, а утро вечера мудренее.
Мы согрели ноги, сели опять на коней, и через несколько минут въезжали в станицу Голубицкую. Иван Савельевич не знал точно, где живет его сослуживец, и нам пришлось его разыскивать. Он обратился к первой попавшейся нам женщине. Она указала нам направление: проехать два квартала, а в третьем квартале налево проживает Штеба, причем у него погрызенные ворота. Мы проехали два квартала, миновали почти половину третьего, а погрызенных ворот нигде не замечали. Тут нам помог и рассеял наши сомнения парень:
— Вон лозовый свинарник, — сказал он, — там и живет Штеба.
Мы подъехали к свинарнику и увидели за ним ворота; они и в самом деле были погрызены свиньями. Долго мы стучали в ворота, стучали так громко, что встревожили запрятавшихся в солому собак, на лай которых вышел, наконец, молодой хозяин — Кирилл Ефимович Штеба. Сослуживцы обменялись радостными приветствиями и рукопожатиями. Мы въехали во двор, завели коней в конюшню, сняли вьюки, ослабили подпруги.
— Ну, кони ваши пускай простынут, — сказал Кирило, а мы пойдемте в хату.
И он отвел нас в большую, крытую камышом под корешки избу. В сенях мы оставили свои сумы и бурки, а затем прошли в теплую жилую комнату, где Кирило начал объяснять своей матери, кто мы такие. Кроме Кириловой матери в хате были еще его сестра — светловолосая девушка лет семнадцати, брат — грубоватого телосложения парень лет двадцати и еще один братишка лет двенадцати. Мать предложила нам снять верхнюю одежду, после чего завязалась дружеская беседа, в которой принимали участие большею частью Иван Савельевич и домохозяйка. Из этой беседы я вскоре узнал, что Кирило еще не женатый, отец его «старый батько» в настоящее время находится на хуторе возле коров и овец, что голубицкие молодые казаки еще вчера выехали в Славянскую, а в Темрюке при переходе через Кубань провалились на льду и утонули два рыбака, после чего догадались положить на лед доски; что дети теперь стали непослушными и не подчиняются своим родителям, что город портит станичную молодежь своими модами...
Кирилова мать вышла замуж в Голубицкую из нашей Ахтанизовской станицы, она в молодости хорошо знала отца Ивана Савельевича и поэтому подробно расспрашивала своего гостя, как живет его отец. Это была словоохотливая симпатичная мамаша.
— А большая семья у вашего отца? — спрашивала она.
— Пять сыновей, да три дочери, — отвечал Иван Савельевич.
— А сколько сынов женатых?
— Уже три женатых.
— Ты самый старший сын?
— Нет, я второй.
— И все женатые живут вместе с отцом?
— Как вам сказать, минувшей осенью третьего женили, а первого, женатого, отделили на свое хозяйство.
— Бачите, как люди живут, — говорила хозяйка, обращаясь к своим детям, — три женатых сына, да два неженатых, да три дочки и все вместе живут, и не грызутся, бо слухают батька з матерью.
В этой семье был еще самый старший сын, который женился и отделился, но семейная жизнь которого была в чем-то неудачной. Из-за этой неудачи старшего брата и Кирило не спешил жениться.
— Я думаю, пора расседлать коней, — сказал Кирило.
— И мы вышли из хаты. Расседлали коней и вытерли им ноги и животы, покормили овсом, заложили на ночь сена, на пол подостлали сухой соломы.
(продолжение следует)
Прийма И. Я.
Мои воспоминания
(По материалам Чумаченко В.К.)
журнал «Родная Кубань»
1999 год, № 1
стр. 66-97
Мои воспоминания
Путь до станицы Славянской
Едва мы оторвались от станицы, как повалил мокрый снег. Нам пришлось развернуть и надеть бурки. Окружающая нас снежная кисея скрыла из виду последние постройки родной станицы. Миновали так называемую «греблю» — мостик через речушку.
«Вот здесь бы, — подумал я, — и надо взять комок родной земли, как советовал мне дядя Иван».
Я хотел было спросить Ивана Савельевича — брал ли он клочок родной земли, когда выезжал из станицы на службу. Но потом я сообразил, что мой спутник расскажет о моих расспросах дяде Ивану, который таким путем узнает о моем непослушании, и будет считать меня гордецом или подлецом.
Вскоре дорога сворачивала под прямым углом направо. Снег и ветер после поворота подталкивали нас в спины, кони наши пошли спокойно, вместо черноземной глины под копытами коней захрустел морской ракушечный песок.
Так мы ехали, подгоняемые попутным ветром, часа два. Снег перестал падать, но начинало подмораживать. Миновали Пересыпскую косу. Ракушечный песок кончился. Дорога шла теперь по супесчаному чернозему, медленно поднимаясь на песчаный холм. У меня начали мерзнуть ноги. В таких случаях всадники обычно слезают с коней и идут пешком. Но на земле было скользко, идти пешком, да еще в гору, было трудно. Я решил терпеть холод как можно дольше. Так мы добрались до вершины холма, где над высоким крутым обрывом возвышался морской маяк. Тут мои ноги уже, что называется, закоченели.
— Да, мои ноги тоже мерзнут, — сказал Иван Савельевич, — давай погреемся.
Мы слезли с коней. Время уже клонилось к вечеру. Нам встретились два пешехода.
— Скажите, хлопцы, какая там переправа в Темрюке — мост или паром? — спросил у них Иван Савельевич.
— Ни моста, ни парома, положили на лед доски и по ним ходят.
— Плохая новость, — сказал Иван Савельевич.
— Но пока мы доедем до переправы, будет темно, — сказал я.
— Заночуем в Голубицкой, — сказал мой вожатый, — тут у меня есть сослуживец, Кирило Штеба, вот мы у него переночуем, а утро вечера мудренее.
Мы согрели ноги, сели опять на коней, и через несколько минут въезжали в станицу Голубицкую. Иван Савельевич не знал точно, где живет его сослуживец, и нам пришлось его разыскивать. Он обратился к первой попавшейся нам женщине. Она указала нам направление: проехать два квартала, а в третьем квартале налево проживает Штеба, причем у него погрызенные ворота. Мы проехали два квартала, миновали почти половину третьего, а погрызенных ворот нигде не замечали. Тут нам помог и рассеял наши сомнения парень:
— Вон лозовый свинарник, — сказал он, — там и живет Штеба.
Мы подъехали к свинарнику и увидели за ним ворота; они и в самом деле были погрызены свиньями. Долго мы стучали в ворота, стучали так громко, что встревожили запрятавшихся в солому собак, на лай которых вышел, наконец, молодой хозяин — Кирилл Ефимович Штеба. Сослуживцы обменялись радостными приветствиями и рукопожатиями. Мы въехали во двор, завели коней в конюшню, сняли вьюки, ослабили подпруги.
— Ну, кони ваши пускай простынут, — сказал Кирило, а мы пойдемте в хату.
И он отвел нас в большую, крытую камышом под корешки избу. В сенях мы оставили свои сумы и бурки, а затем прошли в теплую жилую комнату, где Кирило начал объяснять своей матери, кто мы такие. Кроме Кириловой матери в хате были еще его сестра — светловолосая девушка лет семнадцати, брат — грубоватого телосложения парень лет двадцати и еще один братишка лет двенадцати. Мать предложила нам снять верхнюю одежду, после чего завязалась дружеская беседа, в которой принимали участие большею частью Иван Савельевич и домохозяйка. Из этой беседы я вскоре узнал, что Кирило еще не женатый, отец его «старый батько» в настоящее время находится на хуторе возле коров и овец, что голубицкие молодые казаки еще вчера выехали в Славянскую, а в Темрюке при переходе через Кубань провалились на льду и утонули два рыбака, после чего догадались положить на лед доски; что дети теперь стали непослушными и не подчиняются своим родителям, что город портит станичную молодежь своими модами...
Кирилова мать вышла замуж в Голубицкую из нашей Ахтанизовской станицы, она в молодости хорошо знала отца Ивана Савельевича и поэтому подробно расспрашивала своего гостя, как живет его отец. Это была словоохотливая симпатичная мамаша.
— А большая семья у вашего отца? — спрашивала она.
— Пять сыновей, да три дочери, — отвечал Иван Савельевич.
— А сколько сынов женатых?
— Уже три женатых.
— Ты самый старший сын?
— Нет, я второй.
— И все женатые живут вместе с отцом?
— Как вам сказать, минувшей осенью третьего женили, а первого, женатого, отделили на свое хозяйство.
— Бачите, как люди живут, — говорила хозяйка, обращаясь к своим детям, — три женатых сына, да два неженатых, да три дочки и все вместе живут, и не грызутся, бо слухают батька з матерью.
В этой семье был еще самый старший сын, который женился и отделился, но семейная жизнь которого была в чем-то неудачной. Из-за этой неудачи старшего брата и Кирило не спешил жениться.
— Я думаю, пора расседлать коней, — сказал Кирило.
— И мы вышли из хаты. Расседлали коней и вытерли им ноги и животы, покормили овсом, заложили на ночь сена, на пол подостлали сухой соломы.
(продолжение следует)
Комментариев нет:
Отправить комментарий