Собрал достаточно стихов Якова Рудика на книжку. Есть только одна фотография кубанского поэта в очень плохом состоянии. Биография обрывочна, в три строчки. Казачий словарь-справочник его не знает. У Ленивова А. К. тоже нет в списках. Интернет молчит кроме единственного короткого упоминания 2014 года на сайте Вольной станицы. Ужас, короче. Мой знакомый художник еще не вышел из карантина (здоровая печень значит), опять все на минималках, се ля ви. Завтра будет сборник Рудика. Я. К.
воскресенье, 31 мая 2020 г.
Поход выходного дня на водопады улицы Луначарского. Поход простой, короткий, рассчитанный на пару часов, специальной обуви и запасов не нужно, все находится внутри города, подъема в гору практически нет. Если двигаемся из центра города, то на любой маршрутке с надписью улица Видова до остановки улица Вруцкого. Если движемся из Цемдолины, то остановка Молокозавод. По улице Луначарского поднимаемся в горы до номера дома 119. Это и есть начало ущелья с водопадами. Внимание, улица Луначарского разветвляется на склонах горы в четыре одноименных улицы! Смотрите нумерацию, включите навигатор, спрашивайте местных, а то можно весь день ходить вдоль глухих заборов и пугать сторожевых овчарок. По дороге будет несколько продуктовых магазинчиков, кто любит прохладные напитки, можно докупить в последний момент. В ущелье есть родники, но качество воды не проверял. До 6 июня на входе в ущелье стоит мобильный патруль и ограничивает ваши желания из-за карантина. Лично я, издалека увидев аусвайсеров, как старый партизан, поднялся по тропе в гору, обошел их,спустился в ущелье и продолжил поход. Мы Горбачева пережили, нам вирусное жулье нипочем. Небольшие водопады растянуты на несколько км, в очень живописных местах. Обратно возвращаемся тем же маршрутом.
Судя по крупным валунам и бревнам, в половодье тут намного живописнее, но опаснее
Змей нет, собрал банку гаммаруса, тут этих пресноводных рачков миллионы. Рыбацкая тема.
Рыбы не видно, улиток нет, водных растений нет, только водоросли. Стаи лягушек поют хором на все лады, личинки стрекоз, гаммарус и головастики. Много ящериц, пятнистых, коричнево-серых длиной 10-15 см.
Такие вот ручьи, водички течет помалу, но не пробовал, был запас с собой, а тещу - дегустатора опасной пищи дома оставил.
Погода отличная, плюс 23, солнце, ветра нет, фотогеничная
Free BBQ zone
Местный жилец, серо-коричневая любопытная ящерица, похожая на геккона
Некоторые живут на скалах в ущелье, как в скворечнике, вот вход.
Такие вот водопады, рекомендую
все походы по краю
Улица Луначарского у подножия горы
Дачи местных, речка течет вокруг крепостей, мостики, огромные стены - средневековье. Похоже на Джанхот или дачи Васильевки, тот же микроклимат ущелья.
Так выглядит начало ущелья с водопадами. Навигатор 2GIS отлично знает это место
Справа и слева высокий каменистый склон ущелья, но тропы есть, можно усложнить маршрут.
Заросли хвоща повсюду
Судя по крупным валунам и бревнам, в половодье тут намного живописнее, но опаснее
Змей нет, собрал банку гаммаруса, тут этих пресноводных рачков миллионы. Рыбацкая тема.
Рыбы не видно, улиток нет, водных растений нет, только водоросли. Стаи лягушек поют хором на все лады, личинки стрекоз, гаммарус и головастики. Много ящериц, пятнистых, коричнево-серых длиной 10-15 см.
Такие вот ручьи, водички течет помалу, но не пробовал, был запас с собой, а тещу - дегустатора опасной пищи дома оставил.
Погода отличная, плюс 23, солнце, ветра нет, фотогеничная
Free BBQ zone
Местный жилец, серо-коричневая любопытная ящерица, похожая на геккона
Некоторые живут на скалах в ущелье, как в скворечнике, вот вход.
Такие вот водопады, рекомендую
все походы по краю
Рудик Я.К.
Мынае вже дэсять, як волю кувалы.
Аж дымом смэрдючим блакитнэ вкрывалы.
И громом гаи из стэпамы луналы —
Про свято вэлыкэ людэй сповищалы.
* * *
Мынае вже дэсять, як чары кохання
Зманылы до сэбэ, як Еву змия.
Мов майськои ночи солодки зитхання,
Зрываються сльозы и туга моя.
Далэка краино, ганьбою покрыта,
Тэбэ до нэстяму я буду кохаты.
Забуты нэ хочу, шо сумом повыта,
Шо ворога лютого мушу караты.
Кубань обэрнулы давно у пустэлю,
Нэмае роскишных, зэлэных оаз.
Сыны йи бьються, мов хвыля о скэлю, —
В закутых — вогонь пэрэмогы нэ згас.
Як витэp тыхэнько на зэмлю злитае,
Мов янгэл хранытэль з нэбэс прылитае;
Як буйный, мов писня журлыва стыхае,
А мисяць з зиркамы з высот поглядае.
Я Бога святого так довго благаю:
Нэхай над руиною воля зaмpиe,
Як мриють могылы в далэкому краю!
— У Господа щирая правда лыш тлие.
Колысь над стэпамы свит правда засяе,
Як сонце каскадамы вдарыть з нэбэс!
Нэ вмэрлы б надии, — уже розсвитае —
И кэлых стражданий допыты б увэсь!
календарь-альманах «Вольное Казачество»
на 1930 год
стр. 139
Людмила Костина
Снежные искры
Мне кажется, что я сегодня влюблена,
Как девочка в красивую игрушку.
Хочу заснуть, но гонит сон луна
И давят плечи грубые подушки.
А за окном искрится белый, белый снег,
И на стекле мороз плетет узоры...
Мне хочется любить. Ну, разве это грех,
Поверить ласке пламенного взора?!
Мне кажется, что я сегодня влюблена
В какую то незбыточную сказку,
Где в жутких чудесах царит моя мечта,
И ждет любви покинутая ласка...
Там бродит кто-то с лютней золотой,
Такой изящный, стройный и красивый...
Там тихо шепчутся над дремлющей рекой
Полузабытые, стареющие ивы.
Там чей-то голос пел в безмолвии ночном
О белой лилии, сломавшейся с зарею,
О белой женщине, мечтающей о нем,
Каком-то призрачном, блуждающем герое...
Пусть блещет белый снег, в душе моей весна!
В ней май цветет, в ней гимн слагают птицы...
И я, как девочка, сегодня влюблена
В густые, длинные, пушистые ресницы!..
календарь-альманах «Вольное Казачество»
на 1930 год
стр. 222
пятница, 29 мая 2020 г.
Иван Назаров
Три голубя
Вдали за морями, средь диких полей,
Жил голубь с голубкой, подругой своей;
Был голубь красавец, как голубь-самец,
Супруг благородный и добрый отец.
Прекрасная телом, душою нежна
Была его милая сердцу жена.
Но жизнь... это жизнь!
И однажды грозой
К ним был занесен их собрат молодой.
Он ранен... Он жалок и голоден был.
Его благородный супруг приютил.
С ним корм он делил, не жалел ничего.
И странник окреп при заботах его.
Но встречи и жалость, и жаркая кровь...
С ним стала голубка делить и любовь.
Увидел ли голубь, иль сердцем узнал,
Но так он сопернику с мукой сказал:
«Меня ты моложе и много сильней,
Но к смертному бою готовься, злодей.
Расклюй мое сердце, разлей мою кровь,
А после — делите с голубкой любовь...»
Взлетели, сразились — и камнем на луг
Упал пораженный злодеем супруг.
Видала голубка... и грех поняла,
До темного вечера слезы лила,
А ночью, как степи окутала тьма,
Взлетела и пала на землю сама...
Один он остался средь диких полей —
И враг, и любовник, и друг, и злодей.
Он бросился в тучи... Чего там искал —
И сам он с разбитой душою не знал.
Метался, кружился и падал, как ком…
И в тучах убил его бешеный гром.
Туман застилает просторы степей.
Все тихо. Как не было трех голубей...
Вот сумрак стихает, заря — как в крови.
Ни песни их жизни... Ни драмы любви...
июль 1936 года
журнал «Вольное Казачество»
№ 201
стр. 6
Вадим Измайлов
Все не то!
Есть мгновенья в сей жизни — беспечно
Забываются горе, печаль...
И звенит (не с шампанским, конечно),
Полных чарок поддельный хрусталь.
Оживленные слышутся речи,
Смех, улыбки не сходят со лиц;
Люди празднуют радости, встречи —
Нет хмельному веселью границ...
Звук песней разливается складно
С звоном вторящих гласу гитар;
На душе и легко и отрадно,
В голове чуть скопляется пар...
Чудотворное действие хмеля —
Ни печали, ни мук, ни забот...
Вдруг, нежданно в разгаре веселья,
Что-то больно так в сердце кольнет,
Отодвинет стакан, будто с ядом
В нем хмельное вино налито,
Вспомнит хутор с разросшимся садом
И прошепчет себе: все не то!
10 ноября 1936 года
журнал «Вольное Казачество»
№ 208
стр. 6
Сергей Чепурной
Каменный Бог
Мысль о мире другом, что уже недалек,
Иногда, как иглою, пронижет...
Мнится мне, что иду стороной, одинок
И судьбой беспричинно обижен.
Все боюсь — не дойду...
Мнится — след потерял...
Не дождусь конца ночи рассвета...
Все давно впереди, я ж как будто отстал...
Мнится — песня мечты моей спета.
Вот в такие мгновенья сомнений, тревог,
Меня чаще и чаще тревожит
Безобразно - уродливый каменный бог
На моем жестко постланном ложе.
Что он хочет сказать, повелитель былой,
Что пророчит, мой сон нарушая?
Может встречу с семьей, иль могилы покой —
Жизнь так сложна и, вместе, простая...
... За станицей в степи над курганом большим
Суждено ему было валяться.
Вечерами любил я сидеть перед ним
И по-детски мечтам предаваться...
Тихо спустится ночь.
Больше звезд. Степь уснет.
Шум в станице утихнет. Промчится
Вглубь ночную табун. Кто-то песню поет.
Тень кургана на табор ложится.
Раздувая огонь, дед, согнувшись, сидит.
Вьется дым к небу вялой струею.
Ниже в речке камыш еле слышно шумит
И склонилась верба над водою.
Смолкнет песня вдали. Где-то палят бурьян
(До утра будет зарево реять).
Вот кулиш уж готов. Дед снимает казан
И кричит, чтобы шел я вечерять...
— По преданьям седым, — этак важно начнет!
В сотый раз дед рассказывать, — в этих,
Теперь наших степях, вот где речка течет,
Жила шайка ворогов отпетых.
Этот каменный бог на кургане стоял
И у них милостивым считался —
От отравленных стрел в битвах их охранял,
Острый меч никогда не ломался...
И я слышу сквозь сон — речь идет уж о том,
Что он как то у них провинился,
Неудачу послав в одной битве с врагом,
И за это внизу очутился.
Развенчали его. Надругались над ним
И ушли. Он лежит под курганом,
В небо смотрит безжизненным взором своим.
И прослыл с той поры талисманом...
Что пророчишь ты мне, старый каменный бог.
Отдавая во власть воспоминаний?
Исходил уже много чужих я дорог
И узнал много горьких страданий...
Неужели я снова увижусь с тобой,
Одиноким, в степи позабытым,
За станицей увижу курган тот седой,
Поделюсь с тобой всем пережитым?
10 ноября 1936 года
журнал «Вольное Казачество»
№ 208
стр. 6
Разломанная ограда на набережной Новороссийска. Каждый день новороссийцы ломают ограждения вокруг закрытых на карантин пляжей, желая оздоровиться, восстановить ослабевший на самоизоляции иммунитет, получить порцию витамина D и целебного морского воздуха. Каждый вечер патрули восстанавливают ограду вокруг моря, штрафуя и запугивая жителей за нарушение карантина.
Павел Поляков
Ноктюрн
Горит, горит святой огонь, —
Он постоянен. Неизменно
Его зипунные бойцы
Зажгли с колена на колено.
Заметя в седине волос
Грядущей старости дыханье,
Я нынче рад от юных дней
Неизменившимся желаньям.
Я нынче рад, что я один,
Один без горечи сомнений
Пошел по славному пути
Навстречу прадедовским теням.
И вот, не ведая друзей,
Ни ласки тихой, ни опоры,
Я в песне утопил своей
Уединения укоры.
Один... один... Лишь верный пес
(Характер — складки философской)
Со мною стойко перенес
Час наваждения бесовский.
И, зажигая в тишине
Огонь зардевшейся лампады,
Мы оба веселы вдвойне,
Мы оба сделанному рады.
Пройдет годов неслышный ход,
Умрут мгновенные упреки
И будет счастлив мой народ
Победой правды светлоокой.
Когда ж измученному мне
Предел земной Господь положит,
Ничто в бескрайной вышине
Души покоя не встревожит.
Я верен был. Я Дон — любил,
Служа Казачеству и Воле,
И этим — счастлив мой удел,
Мне ничего не нужно боле.
Спокоен я: пройдут века,
Настанут времена и сроки...
Но вечно будут бить ключей
Любви целебные истоки.
Живи, мой Дон. Господь велик
И справедлив до граней меры:
Он в сердце скромное вселил
Неисчерпаемую веру...
Горит, горит святой огонь —
Он постоянен. Неизменно
Его зипунные бойцы
Зажгли с колена на колено.
25 сентября 1935 года
журнал «Вольное Казачество»
№ 183
стр. 2
Е. Булавин
Штришки из казачьей жизни
Персия. Сторожевое охранение-застава в Куриджанской роще у Курижданского моста. В темноте, далеко за полночь, — выстрелы часовых, тревога, суматоха. Застава почти со всех сторон окружена. Начальник заставы — урядник Фенько.
Команда: Быстро, как кто может, собраться за насыпью у шоссе.
Урядник Фенько на коне выскакивает из рощи с 5-6 казаками прямо среди турецких кавалеристов.
Рубка. Три человека падают под ударами казачьей шашки, но из темноты вновь выскакивают один за другим турецкие сувари-кавалеристы.
Фенько один и, не видя возможности дальше сопротивляться, дает повод разгоряченному коню. Уходя, продолжает парировать удары противника. Рубит еще двух всадников и в последнем ударе, сам раненый в руку и плечо, роняет шашку и целиком отдает себя воле уносящего его коня. Турки отстали.
На рассвете роща занята снова. Турок нет, видны только следы жаркой ночной схватки: три трупа турецких лошадей и труп зарубленного турка в кустах, очевидно, не найденного при уходе своими.
Шесть месяцев спустя — движение в боевой обстановке. Боевой георгиевский кавалер урядник Фенько, вылечившийся от ран, — в составе сотни. Фенько на том же своем лихом скакуне, но конь уже не тот, ибо полгода пробыл без хозяйского глаза. Конь значительно сдал и теперь, после нескольких суток похода, боевой и лихой скакун пристал. Вахмистр приказывает передать седло и вьюк на других лошадей, а коня пристрелить.
— Слушаюсь, господин вахмистр, вьюк передам, а стрелять не буду и не могу. Ведь он спас мне жизнь.
— Не разговаривать, раз тебе приказывают...
— Как хотите, а стрелять своего коня я не буду.
— А что же ты будешь делать?
— Дам коню отдохнуть, а потом пойду следом за сотней.
— Ну, хорошо, только чтобы на бивуак прибыл вечером. До бивуака осталось верст пять.
— Братцы, у кого есть кусочек хлеба? — крикнул урядник Фенько.
Несколько ближайших казаков отстегнули сумы и вынули несколько кусочков хлеба.
Приставший, изнуренный конь сначала даже не почувствовал запаха хлеба. Потом вдруг ободрился, взял мягкими губами кусочек хлеба, прожевал и потянулся снова к рукам хозяина.
Наутро конь отправлен в обоз 2-го разряда на поправку. Конь спасен, поправляется, снова приводит в строй, до конца совершает все переходы, никогда не приставая, и благополучно возвращается с хозяином в родную станицу.
* * *
С утра до поздней ночи бой, скачка, стрельба, атака за атакой. Люди и лошади без пищи и отдыха изнурены окончательно.
Затихла стрельба и передано распоряжение стянуться к дороге, в ущелье, где и ждать дальнейших распоряжений. В ущелье подобрались 1, 2 и 5 сотни Н... полка. Приказано подняться через перевал к селению Кирхабад, и, выставив сторожевое охранение, стать заставой у дороги.
Во время подъема на крутизну гор я слышу впереди окрик. Угадываю голос вахмистра первой сотни: «Передай вьюк, а коня пристрели!»...
— Не могу, господин вахмистр!
Подхожу ближе. Узнаю в казаке своего станичника Михаила Захарова-Зырченко. Делаю вид, что не замечаю, что здесь творится жесточайшее зверство....
В эти годы озверения всего человечества до сентиментальности ли?
Казак упорно отказывается стрелять свою лошадь. Слышу: «Пошел вон!» и глухой револьверный стук, а за ним падение пристреленной лошади.
Перевал найден. Поставлено сторожевое охранение. На рассвете тревожное донесение с постов: По дороге в нашу сторону — движение!
Правда, дорога — это слишком громко сказано. Это — ишачья тропинка между горными утесами.
На самой высшей точке гор уже заиграл солнечный луч.
— На дороге всадник! крикнул один из офицеров, наблюдающий в бинокль.
Минута, другая напряженной тишины. Только казаки еще суетились, приторачивая вьюк и подтягивая на последнюю дырочку подпруги.
— Лошадь без всадника, — раздались голоса казаков.
Вдруг от первой сотни отделился казак и побежал к лошади. Больше ста саженей бежал казак, а к этому времени солнце выкатывалось из-за хребта все больше и больше.
Казак подбежал к лошади, схватил ее за шею, постоял с минуту и быстро пошел назад к сотне. Конь, шатаясь, поспевал за ним. Когда казак с конем приближались к дивизиону, у многих казаков выступили на глазах слезы, потому что каждый понял всю картину жестокости человеческой. Подошел к коню есаул Толмач и тоже утирал слезы. Вот тебе и не сентиментальничай, пронеслось у меня в голове.
Оказалось: выстрел вахмистра Воронина в темноте был неверный, и пуля со лба коня соскользнула под кожей по-над глазом, отчего вспухла половина головы. Ошеломленная лошадь упала от первого удара, а потом нашла в себе силы, поднялась и инстинктивно пошла следом за ушедшими.
Конь спас себя, был отправлен на поправку в обоз 2-го разряда, вполне оправился и уже не отрывался больше от сотни, окончил войну и тоже благополучно вернулся в родную станицу со своим хозяином.
* * *
Не хватило бы места перечислить подобные случаи. Много таких картин переживали казаки во время войны в Турции, Персии и Месопотамии....
25 мая 1936 года
журнал «Вольное Казачество»
№ 199
стр. 21-22
Штришки из казачьей жизни
Персия. Сторожевое охранение-застава в Куриджанской роще у Курижданского моста. В темноте, далеко за полночь, — выстрелы часовых, тревога, суматоха. Застава почти со всех сторон окружена. Начальник заставы — урядник Фенько.
Команда: Быстро, как кто может, собраться за насыпью у шоссе.
Урядник Фенько на коне выскакивает из рощи с 5-6 казаками прямо среди турецких кавалеристов.
Рубка. Три человека падают под ударами казачьей шашки, но из темноты вновь выскакивают один за другим турецкие сувари-кавалеристы.
Фенько один и, не видя возможности дальше сопротивляться, дает повод разгоряченному коню. Уходя, продолжает парировать удары противника. Рубит еще двух всадников и в последнем ударе, сам раненый в руку и плечо, роняет шашку и целиком отдает себя воле уносящего его коня. Турки отстали.
На рассвете роща занята снова. Турок нет, видны только следы жаркой ночной схватки: три трупа турецких лошадей и труп зарубленного турка в кустах, очевидно, не найденного при уходе своими.
Шесть месяцев спустя — движение в боевой обстановке. Боевой георгиевский кавалер урядник Фенько, вылечившийся от ран, — в составе сотни. Фенько на том же своем лихом скакуне, но конь уже не тот, ибо полгода пробыл без хозяйского глаза. Конь значительно сдал и теперь, после нескольких суток похода, боевой и лихой скакун пристал. Вахмистр приказывает передать седло и вьюк на других лошадей, а коня пристрелить.
— Слушаюсь, господин вахмистр, вьюк передам, а стрелять не буду и не могу. Ведь он спас мне жизнь.
— Не разговаривать, раз тебе приказывают...
— Как хотите, а стрелять своего коня я не буду.
— А что же ты будешь делать?
— Дам коню отдохнуть, а потом пойду следом за сотней.
— Ну, хорошо, только чтобы на бивуак прибыл вечером. До бивуака осталось верст пять.
— Братцы, у кого есть кусочек хлеба? — крикнул урядник Фенько.
Несколько ближайших казаков отстегнули сумы и вынули несколько кусочков хлеба.
Приставший, изнуренный конь сначала даже не почувствовал запаха хлеба. Потом вдруг ободрился, взял мягкими губами кусочек хлеба, прожевал и потянулся снова к рукам хозяина.
Наутро конь отправлен в обоз 2-го разряда на поправку. Конь спасен, поправляется, снова приводит в строй, до конца совершает все переходы, никогда не приставая, и благополучно возвращается с хозяином в родную станицу.
* * *
С утра до поздней ночи бой, скачка, стрельба, атака за атакой. Люди и лошади без пищи и отдыха изнурены окончательно.
Затихла стрельба и передано распоряжение стянуться к дороге, в ущелье, где и ждать дальнейших распоряжений. В ущелье подобрались 1, 2 и 5 сотни Н... полка. Приказано подняться через перевал к селению Кирхабад, и, выставив сторожевое охранение, стать заставой у дороги.
Во время подъема на крутизну гор я слышу впереди окрик. Угадываю голос вахмистра первой сотни: «Передай вьюк, а коня пристрели!»...
— Не могу, господин вахмистр!
Подхожу ближе. Узнаю в казаке своего станичника Михаила Захарова-Зырченко. Делаю вид, что не замечаю, что здесь творится жесточайшее зверство....
В эти годы озверения всего человечества до сентиментальности ли?
Казак упорно отказывается стрелять свою лошадь. Слышу: «Пошел вон!» и глухой револьверный стук, а за ним падение пристреленной лошади.
Перевал найден. Поставлено сторожевое охранение. На рассвете тревожное донесение с постов: По дороге в нашу сторону — движение!
Правда, дорога — это слишком громко сказано. Это — ишачья тропинка между горными утесами.
На самой высшей точке гор уже заиграл солнечный луч.
— На дороге всадник! крикнул один из офицеров, наблюдающий в бинокль.
Минута, другая напряженной тишины. Только казаки еще суетились, приторачивая вьюк и подтягивая на последнюю дырочку подпруги.
— Лошадь без всадника, — раздались голоса казаков.
Вдруг от первой сотни отделился казак и побежал к лошади. Больше ста саженей бежал казак, а к этому времени солнце выкатывалось из-за хребта все больше и больше.
Казак подбежал к лошади, схватил ее за шею, постоял с минуту и быстро пошел назад к сотне. Конь, шатаясь, поспевал за ним. Когда казак с конем приближались к дивизиону, у многих казаков выступили на глазах слезы, потому что каждый понял всю картину жестокости человеческой. Подошел к коню есаул Толмач и тоже утирал слезы. Вот тебе и не сентиментальничай, пронеслось у меня в голове.
Оказалось: выстрел вахмистра Воронина в темноте был неверный, и пуля со лба коня соскользнула под кожей по-над глазом, отчего вспухла половина головы. Ошеломленная лошадь упала от первого удара, а потом нашла в себе силы, поднялась и инстинктивно пошла следом за ушедшими.
Конь спас себя, был отправлен на поправку в обоз 2-го разряда, вполне оправился и уже не отрывался больше от сотни, окончил войну и тоже благополучно вернулся в родную станицу со своим хозяином.
* * *
Не хватило бы места перечислить подобные случаи. Много таких картин переживали казаки во время войны в Турции, Персии и Месопотамии....
25 мая 1936 года
журнал «Вольное Казачество»
№ 199
стр. 21-22
Сергей Чепурной
Черный Рыцарь
Посвящаю родному журналу
Темной ночью в чистом поле
Рать казачья спит,
Ее сон о былой воле
Ворон сторожит,
Тишина на далях ровных —
Слышно, как вздохнет
Кто-нибудь из царства сонных
И мечом взмахнет
Да порою пронесется —
Ах, как ночь длинна!
Ввысь проклятие взметнется —
Снова тишина.
Кровь бойцов давно остыла —
Больше не бурлит,
Ржа оружие покрыла —
Грозно не блестит.
После битвы мы горячей
Или перед ней?
Сон царит над ратью спящей
Уже много дней?
По знаменам старым, новым
Можно лишь понять,
Что забылась сном тяжелым
На распутье рать.
На распутье от житейских
Тягот и невзгод,
От коварных слов лакейских...
А Отчизна ждет....
* * *
Вдруг встревожил топот конный
Этой ночи жуть —
Смело начал Рыцарь Черный
Беспримерный путь.
Поднял он за Волю Края
Развернутый стяг —
Не страшит ни ночь густая,
Ни опасный враг.
В поле ратном песнь раздалась
О далеких днях,
Когда Воля зарождалась
Средь борьбы в степях.
Как ее враги украли
(Сами помогли!),
Как века в тюрьме терзали
И железом жгли.
Как сыны ее пытались
Вновь вернуть не раз
Но предатели являлись...
Были... Есть сейчас...
На мгновенье песнь утихла.
Призыв боевой
Вдруг пронесся быстрей вихря
Из конца в другой:
— Гей, Казачество!
Отчизне Смелые нужны!
К молчаливой, страшной тризне
Приведут нас сны...
За оружие скорее!
Пробудись, вставай!
На коней! Стрелы быстрее —
За Родимый Край!..
* * *
Далеко у небосклона
Лава чуть видна.
Над ней — вольные знамена...
В поле — тишина...
25 мая 1936 года
журнал «Вольное Казачество»
№ 200
стр. 19
четверг, 28 мая 2020 г.
Петр Мерзликин
Кавказские были
Родная картина... Степь... Степь волнистая, поглотившая в своем просторе отроги Кавказских гор. И, словно уснувшая стража, берегут сотни лет степной простор неведомо когда и над кем насыпанные курганы...
По неглубокой балке, густо заросшей камышом, ежевикой и мелким кустарником, течет речушка «Камышеваха». Воды не видно; слышно только ее веселое журчание. Выбравшись из балки и, блеснув раз другой сквозь заросли камыша, она исчезла в соленом лимане...
Осень... Степь кое-где излатана некрасивыми, портящими всю прелесть картины Великого Художника, всю прелесть родной шири, черными латками, — казаки пашут.
Земля не деленная, вольная; паши, сколько выпашешь и где хочешь... Вдали на кургане «пикет». Едва можно разобрать казака, зорко осматривающего окрестность. Под курганом несколько оседланных лошадей...
Едва только ночь начнет вступать в свои права и солнце, послав прощальный луч, уйдет на покой, все работающие в степи должны собраться у кургана. Возы все ставят в круг, внутрь забираются жены и дети и загоняют скот. Казаки располагаются на возах и с оружием до утренней зари охраняют покой своих близких и свое достоинство. Утром, когда казачий разъезд обшарит степь, все вновь тянутся на свои участки...
Вечереет. Казаки потянулись к сборному месту. У самой Камышевахи задержалось еще двое...
— А знаешь что, Тихон, давай не поедем нонче на сборный, — предложил один, — а завтра пораньше встанем и допашем.
— Это-то хорошо, да чтоб не быть нам в ответе, Гаврила, — нерешительно согласился Тихон.
— Ну, думаю, не заметят, — успокаивал Гаврил своего друга, — а часы будем держать по очереди.
Гаврил и Тихон были однолетки и жили по соседству на «Кугульках» (верхняя часть станицы по р. Кубани). Каждый из них порознь имел только по паре быков, что было не достаточно по целинному чернозему и оба друга каждый год «спрягались», т. е. впрягали в один плуг обе пары...
Оставшись в степи на свой страх и риск, казаки, с солнечным закатом, стали устраиваться на ночлег. Быков привязали к возу, сами расположились в шалаше, а перед шалашом поставили чучело из снопа соломы, напяливши на него черкеску и нахлабучивши папаху. Чучело подперли палкой. Издали, да еще в темноте, как будто казак на часах, опершись на ружье или пику...
Для большего сходства с «линейцем» даже конопляную бороду прицепили.
Из огнестрельного припаса одна — кременка на двоих.
Первая стража выпала Гаврилу. Осмотрел он ружье, подсыпал пороху на полку и уселся у входа в шалаш. Спустилась ночь темная, но звездная. Тихон вскоре захрапел. Быки улеглись и лениво пережевывали свою жвачку...
Веки отяжелели и изредка закрывали глаза, но Гаврил продолжал бодрствовать, всматриваясь в темноту и прислушиваясь...
Шорох ... Заколыхался росший неподалеку бурьян. Гаврил напряг зрение и чувствует, что шапка у него сползает на затылок, — прямо к балагану, подбираясь к чучелу, ползет черкес с кинжалом в зубах. Другой уже режет налыгачи, которыми были привязаны быки.
— Тихон... Тихон...
— А! что?
— Молчи... тише... черкесы...
Тихон сразу проснулся,
— Ну, что делать Гаврил?
— Кидайся ты на того, что около быков, а я на этого...
— Ура! — Заорали казаки дикими голосами и вылетели из шалаша.
Ближайший горец вскочил на ноги, быстро перехватив кинжал в руку. В это время с ним вплотную столкнулся Гаврил, ударивши дулом по плечу горца и дернувши машинально спуск... Над ухом черкеса раздался оглушительный выстрел. Растерявшись, он, не пытаясь пустить в ход кинжал, бросился уходить вслед за товарищем, оставившим быков и скрывшимся в бурьянах...
Преследовать их в темноте, по бурьянам, казаки не рискнули.
Вскоре, на выстрел, примчался от кургана дежурный взвод казаков...
— В чем дело? что такое?
— Черкесы...
— Где?
И взвод бросился по указанному направлению, но горцев и след простыл...
— Ну, хорошо, что быков не угнали...
— Хорошо-то оно хорошо, да не дюже, — заметил Тихон, — как вот еще посмотрит начальство...
Действительно, нужно было выкручиваться. И потому нельзя сказать, чтобы наши «герои» хорошо себя чувствовали, когда на утро явились к сотнику, начальнику пункта. Но видно и сотник придерживался правила, что победителей не судят, и не стал делать для молодых казаков исключения. Выслушав строгий выговор и предупреждение «чтобы впредь этого не повторилось» и, сдвинув папахи на затылок, казаки поторопились на свой «кош»...
10 апреля 1933 года
журнал «Вольное Казачество»
№ 126
стр. 2
Кавказские были
„Роясь как-то в старых книгах,
Я нашел в пыли и плесни
Никогда никем на свете
Непрочитанную песню“
(П. Поляков)
Родная картина... Степь... Степь волнистая, поглотившая в своем просторе отроги Кавказских гор. И, словно уснувшая стража, берегут сотни лет степной простор неведомо когда и над кем насыпанные курганы...
По неглубокой балке, густо заросшей камышом, ежевикой и мелким кустарником, течет речушка «Камышеваха». Воды не видно; слышно только ее веселое журчание. Выбравшись из балки и, блеснув раз другой сквозь заросли камыша, она исчезла в соленом лимане...
Осень... Степь кое-где излатана некрасивыми, портящими всю прелесть картины Великого Художника, всю прелесть родной шири, черными латками, — казаки пашут.
Земля не деленная, вольная; паши, сколько выпашешь и где хочешь... Вдали на кургане «пикет». Едва можно разобрать казака, зорко осматривающего окрестность. Под курганом несколько оседланных лошадей...
Едва только ночь начнет вступать в свои права и солнце, послав прощальный луч, уйдет на покой, все работающие в степи должны собраться у кургана. Возы все ставят в круг, внутрь забираются жены и дети и загоняют скот. Казаки располагаются на возах и с оружием до утренней зари охраняют покой своих близких и свое достоинство. Утром, когда казачий разъезд обшарит степь, все вновь тянутся на свои участки...
Вечереет. Казаки потянулись к сборному месту. У самой Камышевахи задержалось еще двое...
— А знаешь что, Тихон, давай не поедем нонче на сборный, — предложил один, — а завтра пораньше встанем и допашем.
— Это-то хорошо, да чтоб не быть нам в ответе, Гаврила, — нерешительно согласился Тихон.
— Ну, думаю, не заметят, — успокаивал Гаврил своего друга, — а часы будем держать по очереди.
Гаврил и Тихон были однолетки и жили по соседству на «Кугульках» (верхняя часть станицы по р. Кубани). Каждый из них порознь имел только по паре быков, что было не достаточно по целинному чернозему и оба друга каждый год «спрягались», т. е. впрягали в один плуг обе пары...
Оставшись в степи на свой страх и риск, казаки, с солнечным закатом, стали устраиваться на ночлег. Быков привязали к возу, сами расположились в шалаше, а перед шалашом поставили чучело из снопа соломы, напяливши на него черкеску и нахлабучивши папаху. Чучело подперли палкой. Издали, да еще в темноте, как будто казак на часах, опершись на ружье или пику...
Для большего сходства с «линейцем» даже конопляную бороду прицепили.
Из огнестрельного припаса одна — кременка на двоих.
Первая стража выпала Гаврилу. Осмотрел он ружье, подсыпал пороху на полку и уселся у входа в шалаш. Спустилась ночь темная, но звездная. Тихон вскоре захрапел. Быки улеглись и лениво пережевывали свою жвачку...
Веки отяжелели и изредка закрывали глаза, но Гаврил продолжал бодрствовать, всматриваясь в темноту и прислушиваясь...
Шорох ... Заколыхался росший неподалеку бурьян. Гаврил напряг зрение и чувствует, что шапка у него сползает на затылок, — прямо к балагану, подбираясь к чучелу, ползет черкес с кинжалом в зубах. Другой уже режет налыгачи, которыми были привязаны быки.
— Тихон... Тихон...
— А! что?
— Молчи... тише... черкесы...
Тихон сразу проснулся,
— Ну, что делать Гаврил?
— Кидайся ты на того, что около быков, а я на этого...
— Ура! — Заорали казаки дикими голосами и вылетели из шалаша.
Ближайший горец вскочил на ноги, быстро перехватив кинжал в руку. В это время с ним вплотную столкнулся Гаврил, ударивши дулом по плечу горца и дернувши машинально спуск... Над ухом черкеса раздался оглушительный выстрел. Растерявшись, он, не пытаясь пустить в ход кинжал, бросился уходить вслед за товарищем, оставившим быков и скрывшимся в бурьянах...
Преследовать их в темноте, по бурьянам, казаки не рискнули.
Вскоре, на выстрел, примчался от кургана дежурный взвод казаков...
— В чем дело? что такое?
— Черкесы...
— Где?
И взвод бросился по указанному направлению, но горцев и след простыл...
— Ну, хорошо, что быков не угнали...
— Хорошо-то оно хорошо, да не дюже, — заметил Тихон, — как вот еще посмотрит начальство...
Действительно, нужно было выкручиваться. И потому нельзя сказать, чтобы наши «герои» хорошо себя чувствовали, когда на утро явились к сотнику, начальнику пункта. Но видно и сотник придерживался правила, что победителей не судят, и не стал делать для молодых казаков исключения. Выслушав строгий выговор и предупреждение «чтобы впредь этого не повторилось» и, сдвинув папахи на затылок, казаки поторопились на свой «кош»...
10 апреля 1933 года
журнал «Вольное Казачество»
№ 126
стр. 2
М. Махно
Перед тобой лежит широкий новый путь.
Прими же мой привет сердечный!
Да будет, как была, твоя согрета грудь
Любовью к правде бесконечной.
Да не утратишь ты в борьбе со злом упорным
Всего, чем ныне так душа твоя полна.
Подняв чело, иди бестрепетной стопой,
Борись, храня в душе своей казачий идеал,
За счастье страждущих и Край Родной.
И ободряй всех тех, в борьбе кто духом пал.
И если в старости, в раздумья час печальный,
Ты скажешь: «В мире я оставил добрый след
И встретить я могу момент прощальный» —
Ты будешь счастлив, друг. Иного счастья нет!
25 марта 1933 года
журнал «Вольное Казачество»
№ 125
стр. 3
Е. Булавин
Я вышел послушать напев океана,
Где грозно рокочет с востока прилив.
Смотрел восход солнца и слушал баяна,
А сердце и мысли сорвались с тетив.
Туда, где остались души сувениры...
Где горы, долины... Где край мой родной,
В тот край, что зовется Жемчужиной Мира,
Где прадеды были лишь сами собой...
Где кровь отцов-дедов смешалась со слезами
Казачек и сирот за много веков...
Туда, где зовется народ казаками,
А край носит имя — Земля Казаков.
Туда, где курганы под маком весною,
Казачьи могилы укажет цветок.
А слезы поныне обильно росою
Увлажат все новый и новый «холмок...»
Злой рев океана, как песни баяна,
Мне в душу вселяют порывы весны
И хочется верить — не мне только дано
Желанье — реальными стали бы сны.
Казак! Если хочешь, поведаю кратко,
Какой я сон вижу почти целый год:
Не раз уже радости слезы украдкой
Я пролил, что видел свой вольным народ.
Казак! не забудь, ты — потомок свободных,
Не слушай о «службе», о рабстве другим...
Мы с гордым сознаньем в станицах привольных
Казачью свободу и честь отстоим.
25 апреля 1932 года
журнал «Вольное Казачество»
№ 103
стр. 1
Ив. Томаревский
Казаку
Вижу, мой друг, твое горе —
Нет тебе волюшки той,
Той, что гуляла на поле
С предками в жизни былой.
Вижу твою я кручину,
Горечь плененной души...
Гей, не горюй, казачина —
Воля гуляет в степи.
Встань и коня боевого —
Верного друга — седлай...
Выхода нету другого —
Жизнь за свободу отдай!
25 апреля 1932 года
журнал «Вольное Казачество»
№ 103
стр. 1
Тарапунька и Штепсель - О наших женщинах
В 1983 году режиссёром Юрием Ильенко был снят художественный кинофильм «Легенда о княгине Ольге», в роли Святослава — Лесь Сердюк, а также Филипп Ильенко — Святослав в детстве.
Nostri italiani вышли из карантина. и пробуют русскую кухню
Сталик Ханкишиев учит печь хлеб карантинный в казане
Казарла. Фланкировка под песню "Руби!"
Украинская группа поет мировые хиты под баян и с одесским колоритом:
Los Colorados - Hot'n'Cold (Official Katy Perry Cover)
Los Colorados - I Like To Move It (Official ZDF Football Song)
Сноуден рассказывает как мобилка следит за тобой
Мысхако сегодня. Вода уже не из холодильника, а терпимо прохладная. Окунулся. Ловил креветок и гаммарус сачком. Народа много на диком пляже, хотя городские пляжи опечатаны до 6 июня. А тут уже нудисты появились, мать их. Хотя, на счастье, женского пола. Оживляют морской берег тушками. Загорать уже можно вполне, купаться посекундно )
Петр Закрепа
Хочу!
Из мертвых слов сковать звенящий спев,
И каждый звон вновь закалить в горниле,
И бросить вдаль, создав стальной напев
От прошлых дней давно забытой были;
Со дна сердец взбудить дерзаний сон;
Борений пыл вдохнуть в тщедушном теле,
Смиренных дум взмутить гнилой затон,
Замшелый челн сорвать с прибрежной мели!
Безкрылью дать хочу возлетный взмах.
Пусть блеклых грез зареет путь бесследий:
Безгранна ширь в моих родных степях,
И ясен вклад доставшихся наследий.
10 июня 1931 года
журнал «Вольное Казачество»
№ 82
стр. 1
Алексей Персидское
Весна
Меня опять весна улыбкой обдарила
И светлую надежду возродила вновь.
Бьет снова жилами расплавленная сила,
Гнездится в сердце крепкая любовь.
Прощай, зима! Под солнцем все сгорает.
Ты отснежила и тебя уж нет:
Струится окнами и зайчиком играет
В зеркалах отраженный свет.
16 марта 1931 года
журнал «Вольное Казачество»
№ 80
стр. 3
Рудик Я.К.
Хтось простяг з блакыти рукы золоти,
Розстыла кылымы смарагдови скризь.
Вже сияють ранком дияманты слиз;
Задзвэнила писня в сыний высоти.
Закопалы б в зэмлю рукы из высот, —
Нэ носыв бы в грудях тугу нависну.
Провэду в дорогу бэз жалю вэсну, —
Нэ загое раны чарамы красот!
29 апреля 1931 года
журнал «Вольное Казачество»
№ 80
стр. 3
Оксана Печениг
Стэп
Нэ проклынай нас, батьку-стэп,
И ты, вэлэбна туго-маты!
Вже ув останнэ вам чолом, —
Вже нам значиться путь ганэбна...
Пэчуть живи у грудях раны;
Ричкамы сыла видийшла...
В руках наш меч зигнувсь кривавый,
Всэ тыхше, тыхше сэрце бье...
Викам законы пышуть сыльни —
Нэ сыла нам — нэ правда наша...
А дух нэздоланый горыть:
Смэртэльный сон з очей прогоныть...
Мы в край дороги нэ дийшл
Идуть рвучки на пэрэмогу!
Навколо обрий обрыва,
Женэ нэзбутнисть в долы-горы...
Як шо нэ мы — сыны вривэнь богам
Свитам здыктують нашу волю...
10 мая 1931 года
журнал «Вольное Казачество»
№ 80
стр. 3
среда, 27 мая 2020 г.
Петр Закрепа
К вольному граду
Вдаль уходят степные дороги,
Пропадают в неведомой мгле...
И бреду я печальный и строгий,
Очарован в оявленном сне...
И в пути моем — тернии, стоны
Но, душе моей странно легко,
И — как благовест — дивные звоны,
Чей то зов далеко... далеко...
И — как в мареве бледном тумана
Чудный Град в небывалой красе, —
Шумный гомон казачьего стана
И воскресшая воля в стране.
И, несмолкшая долгой неволей,
Бьет о берег речная волна,
И о прошлом затихнувшей болью
Вспоминает лишь песня одна!
* * *
Вдаль уходят степные дороги,
И намечена ясно — одна...
И бреду я печальный и строгий,
Но, в душе моей песни — весна!
10 октября 1930 года
журнал «Вольное Казачество»
№ 72
стр. 4
Рудик Я.
Bэчир кэлых тыши нЭсэ;
Фимиамы ляе в груды;
Дзвином писни бье усюды;
Витром лыстя нижно чеше.
Нэ обгорнэ тыши шовком
Груды стэпу золотого;
Стогнуть раны дорогого;
Сэрэд ночиi выють вовком.
Лизе в травах запах трупу,
Мов туману клубы сыви;
Стилькы иx лэжить на ныви...
Хто знэсэ иx вже на купу?!
Нэ розбудять там, в могыли,
Сэрэд золота пшеныци,
Пэрэзвоны нижни птыци
Горы дужих скамьянили.
Буря рвэ смарагды лыстя;
Сльозы ляють бидни виты;
Наче плачуть люби диты,
Шо нэ мають вже намыста.
О, розбудять там, в могыли,
Сэрэд золота пшеныци,
Пэрэзвоны гризни крыци
Горы славных скамьянили!
10 октября 1930 года
журнал «Вольное Казачество»
№ 72
стр. 4
Гнат Макуха
Нэхай рэвэ червонэ морэ
И з пивночи витэр noвивa,
Нэхай пануе нич та горэ
И лита червоная сова!
Нэхай каты побэнькэтують, —
Напьються крови и обголять
Мий ридный край. Воны нэ чують,
Шо вже мэчамы дзвинькотять
Уси, прыгничени братвою,
И кому ще воля та свята...
Нэхай! Нэхай! Он за горою
Замрилося... уже cвитА...
Уже на сходи свитло ллэться
И пивэнь свитову спива...
Устанэ сонце — всэ проснэться,
Заснэ ж — червоная сова.
Тоди почуемо: з краины
Промовэ голос — «Дэнь настав!» —
Еднаймося ж, шоб у чужини
Нас дэнь зъеднаными застав.
Про це нэ трэба забуваты,
Як довэдэться пыты и чай!..
Е в свити щастя — грих мовчаты, —
Тэ щастя: ридный мылый Край!
25 декабря 1930 года
журнал «Вольное Казачество»
№ 71
стр. 16
Кроме РИО в Кабардинке есть еще один корабль на мели на Тамани.
Сухогруз Суров следовал из турецкого порта в порт Кавказ. Но из-за сильного шторма 25 декабря 2018 года он оказался на берегу.
Едете в посёлок Таманский.
Координаты 45.114969, 36.780467
Но, опять же, после карантина, позже 6 июня 2020 года будет доступен поход.
Но, опять же, после карантина, позже 6 июня 2020 года будет доступен поход.
Жаль, но пока придется расстаться с межславянским языком. Начал в период карантина активничать в их фейсбучной группе. Выкладывать регулярные посты. С 3-го мая меня забанили без предупреждения. Нет доступа к русскоязычным словарям, нет возможности развивать новый язык. Идея прекрасна — общий упрощенный язык для 300 миллионов славян, понятный без обучения. В период карантина было свободное время, и мог спокойно сделать межславянский разговорник для русскоязычных. Технически готов, цель понятна и достижима. Но не судьба. Кто будет развивать межславянский язык, не забывайте два основных принципа: русский язык обязан занимать 80 процентов словаря, а кириллица 50 процентов любого текста. Вот за это и боритесь. Возможности межславянского безграничны, вы поймете болгарина, серба, поляка, хорвата, македонца, украинца, белоруса, даже абсолютно не зная их языка. Ваши баннеры, вывески, бегущая строка, флаеры, телеканал, радио, книга — могут быть понятными всем 300 миллионам славян земного шара, плюс огромной массе людей со славянскими корнями, но живущих вдали от родины.
Дачи и природа Южной Озереевки Новороссийского района сегодня. План был пройти от Озереевки через домик Йога до Лиманчика и вернуться берегом моря. Все выходы на пляж опечатаны и закрыты. Мобильные патрули. Ткнулся через дачи, а там куркульская тема - проходы перекрыты заборами и воротами, крупные псы. Не обойдешь даже с навигатором. Ждем 6 июня - выход края из карантина.
Вид на Навагир от речки Озерейки
Горы Сапун и Глебовка на горизонте. За ними Новороссийск
Гора Круглая, за ней Лиманчик и Абрау
То хвощем, то плющем - подлесок на Абрау
Дизайнерская дача строиться
Буйство южной природы, это вы еще запах цветущих растений не чувствуете.
Майские жуки занимаются демографией, попутно решая демографию шиповника
Речка Озерейка обмелела, несмотря на ливни. В осенние паводки она крупные камни и деревья с шумом и ревом горного потока несет в море. Есть рыба, мох, ручьи, змеи.
Подписаться на:
Сообщения (Atom)