Е. Булавин
Штришки из казачьей жизни
Персия. Сторожевое охранение-застава в Куриджанской роще у Курижданского моста. В темноте, далеко за полночь, — выстрелы часовых, тревога, суматоха. Застава почти со всех сторон окружена. Начальник заставы — урядник Фенько.
Команда: Быстро, как кто может, собраться за насыпью у шоссе.
Урядник Фенько на коне выскакивает из рощи с 5-6 казаками прямо среди турецких кавалеристов.
Рубка. Три человека падают под ударами казачьей шашки, но из темноты вновь выскакивают один за другим турецкие сувари-кавалеристы.
Фенько один и, не видя возможности дальше сопротивляться, дает повод разгоряченному коню. Уходя, продолжает парировать удары противника. Рубит еще двух всадников и в последнем ударе, сам раненый в руку и плечо, роняет шашку и целиком отдает себя воле уносящего его коня. Турки отстали.
На рассвете роща занята снова. Турок нет, видны только следы жаркой ночной схватки: три трупа турецких лошадей и труп зарубленного турка в кустах, очевидно, не найденного при уходе своими.
Шесть месяцев спустя — движение в боевой обстановке. Боевой георгиевский кавалер урядник Фенько, вылечившийся от ран, — в составе сотни. Фенько на том же своем лихом скакуне, но конь уже не тот, ибо полгода пробыл без хозяйского глаза. Конь значительно сдал и теперь, после нескольких суток похода, боевой и лихой скакун пристал. Вахмистр приказывает передать седло и вьюк на других лошадей, а коня пристрелить.
— Слушаюсь, господин вахмистр, вьюк передам, а стрелять не буду и не могу. Ведь он спас мне жизнь.
— Не разговаривать, раз тебе приказывают...
— Как хотите, а стрелять своего коня я не буду.
— А что же ты будешь делать?
— Дам коню отдохнуть, а потом пойду следом за сотней.
— Ну, хорошо, только чтобы на бивуак прибыл вечером. До бивуака осталось верст пять.
— Братцы, у кого есть кусочек хлеба? — крикнул урядник Фенько.
Несколько ближайших казаков отстегнули сумы и вынули несколько кусочков хлеба.
Приставший, изнуренный конь сначала даже не почувствовал запаха хлеба. Потом вдруг ободрился, взял мягкими губами кусочек хлеба, прожевал и потянулся снова к рукам хозяина.
Наутро конь отправлен в обоз 2-го разряда на поправку. Конь спасен, поправляется, снова приводит в строй, до конца совершает все переходы, никогда не приставая, и благополучно возвращается с хозяином в родную станицу.
* * *
С утра до поздней ночи бой, скачка, стрельба, атака за атакой. Люди и лошади без пищи и отдыха изнурены окончательно.
Затихла стрельба и передано распоряжение стянуться к дороге, в ущелье, где и ждать дальнейших распоряжений. В ущелье подобрались 1, 2 и 5 сотни Н... полка. Приказано подняться через перевал к селению Кирхабад, и, выставив сторожевое охранение, стать заставой у дороги.
Во время подъема на крутизну гор я слышу впереди окрик. Угадываю голос вахмистра первой сотни: «Передай вьюк, а коня пристрели!»...
— Не могу, господин вахмистр!
Подхожу ближе. Узнаю в казаке своего станичника Михаила Захарова-Зырченко. Делаю вид, что не замечаю, что здесь творится жесточайшее зверство....
В эти годы озверения всего человечества до сентиментальности ли?
Казак упорно отказывается стрелять свою лошадь. Слышу: «Пошел вон!» и глухой револьверный стук, а за ним падение пристреленной лошади.
Перевал найден. Поставлено сторожевое охранение. На рассвете тревожное донесение с постов: По дороге в нашу сторону — движение!
Правда, дорога — это слишком громко сказано. Это — ишачья тропинка между горными утесами.
На самой высшей точке гор уже заиграл солнечный луч.
— На дороге всадник! крикнул один из офицеров, наблюдающий в бинокль.
Минута, другая напряженной тишины. Только казаки еще суетились, приторачивая вьюк и подтягивая на последнюю дырочку подпруги.
— Лошадь без всадника, — раздались голоса казаков.
Вдруг от первой сотни отделился казак и побежал к лошади. Больше ста саженей бежал казак, а к этому времени солнце выкатывалось из-за хребта все больше и больше.
Казак подбежал к лошади, схватил ее за шею, постоял с минуту и быстро пошел назад к сотне. Конь, шатаясь, поспевал за ним. Когда казак с конем приближались к дивизиону, у многих казаков выступили на глазах слезы, потому что каждый понял всю картину жестокости человеческой. Подошел к коню есаул Толмач и тоже утирал слезы. Вот тебе и не сентиментальничай, пронеслось у меня в голове.
Оказалось: выстрел вахмистра Воронина в темноте был неверный, и пуля со лба коня соскользнула под кожей по-над глазом, отчего вспухла половина головы. Ошеломленная лошадь упала от первого удара, а потом нашла в себе силы, поднялась и инстинктивно пошла следом за ушедшими.
Конь спас себя, был отправлен на поправку в обоз 2-го разряда, вполне оправился и уже не отрывался больше от сотни, окончил войну и тоже благополучно вернулся в родную станицу со своим хозяином.
* * *
Не хватило бы места перечислить подобные случаи. Много таких картин переживали казаки во время войны в Турции, Персии и Месопотамии....
25 мая 1936 года
журнал «Вольное Казачество»
№ 199
стр. 21-22
Штришки из казачьей жизни
Персия. Сторожевое охранение-застава в Куриджанской роще у Курижданского моста. В темноте, далеко за полночь, — выстрелы часовых, тревога, суматоха. Застава почти со всех сторон окружена. Начальник заставы — урядник Фенько.
Команда: Быстро, как кто может, собраться за насыпью у шоссе.
Урядник Фенько на коне выскакивает из рощи с 5-6 казаками прямо среди турецких кавалеристов.
Рубка. Три человека падают под ударами казачьей шашки, но из темноты вновь выскакивают один за другим турецкие сувари-кавалеристы.
Фенько один и, не видя возможности дальше сопротивляться, дает повод разгоряченному коню. Уходя, продолжает парировать удары противника. Рубит еще двух всадников и в последнем ударе, сам раненый в руку и плечо, роняет шашку и целиком отдает себя воле уносящего его коня. Турки отстали.
На рассвете роща занята снова. Турок нет, видны только следы жаркой ночной схватки: три трупа турецких лошадей и труп зарубленного турка в кустах, очевидно, не найденного при уходе своими.
Шесть месяцев спустя — движение в боевой обстановке. Боевой георгиевский кавалер урядник Фенько, вылечившийся от ран, — в составе сотни. Фенько на том же своем лихом скакуне, но конь уже не тот, ибо полгода пробыл без хозяйского глаза. Конь значительно сдал и теперь, после нескольких суток похода, боевой и лихой скакун пристал. Вахмистр приказывает передать седло и вьюк на других лошадей, а коня пристрелить.
— Слушаюсь, господин вахмистр, вьюк передам, а стрелять не буду и не могу. Ведь он спас мне жизнь.
— Не разговаривать, раз тебе приказывают...
— Как хотите, а стрелять своего коня я не буду.
— А что же ты будешь делать?
— Дам коню отдохнуть, а потом пойду следом за сотней.
— Ну, хорошо, только чтобы на бивуак прибыл вечером. До бивуака осталось верст пять.
— Братцы, у кого есть кусочек хлеба? — крикнул урядник Фенько.
Несколько ближайших казаков отстегнули сумы и вынули несколько кусочков хлеба.
Приставший, изнуренный конь сначала даже не почувствовал запаха хлеба. Потом вдруг ободрился, взял мягкими губами кусочек хлеба, прожевал и потянулся снова к рукам хозяина.
Наутро конь отправлен в обоз 2-го разряда на поправку. Конь спасен, поправляется, снова приводит в строй, до конца совершает все переходы, никогда не приставая, и благополучно возвращается с хозяином в родную станицу.
* * *
С утра до поздней ночи бой, скачка, стрельба, атака за атакой. Люди и лошади без пищи и отдыха изнурены окончательно.
Затихла стрельба и передано распоряжение стянуться к дороге, в ущелье, где и ждать дальнейших распоряжений. В ущелье подобрались 1, 2 и 5 сотни Н... полка. Приказано подняться через перевал к селению Кирхабад, и, выставив сторожевое охранение, стать заставой у дороги.
Во время подъема на крутизну гор я слышу впереди окрик. Угадываю голос вахмистра первой сотни: «Передай вьюк, а коня пристрели!»...
— Не могу, господин вахмистр!
Подхожу ближе. Узнаю в казаке своего станичника Михаила Захарова-Зырченко. Делаю вид, что не замечаю, что здесь творится жесточайшее зверство....
В эти годы озверения всего человечества до сентиментальности ли?
Казак упорно отказывается стрелять свою лошадь. Слышу: «Пошел вон!» и глухой револьверный стук, а за ним падение пристреленной лошади.
Перевал найден. Поставлено сторожевое охранение. На рассвете тревожное донесение с постов: По дороге в нашу сторону — движение!
Правда, дорога — это слишком громко сказано. Это — ишачья тропинка между горными утесами.
На самой высшей точке гор уже заиграл солнечный луч.
— На дороге всадник! крикнул один из офицеров, наблюдающий в бинокль.
Минута, другая напряженной тишины. Только казаки еще суетились, приторачивая вьюк и подтягивая на последнюю дырочку подпруги.
— Лошадь без всадника, — раздались голоса казаков.
Вдруг от первой сотни отделился казак и побежал к лошади. Больше ста саженей бежал казак, а к этому времени солнце выкатывалось из-за хребта все больше и больше.
Казак подбежал к лошади, схватил ее за шею, постоял с минуту и быстро пошел назад к сотне. Конь, шатаясь, поспевал за ним. Когда казак с конем приближались к дивизиону, у многих казаков выступили на глазах слезы, потому что каждый понял всю картину жестокости человеческой. Подошел к коню есаул Толмач и тоже утирал слезы. Вот тебе и не сентиментальничай, пронеслось у меня в голове.
Оказалось: выстрел вахмистра Воронина в темноте был неверный, и пуля со лба коня соскользнула под кожей по-над глазом, отчего вспухла половина головы. Ошеломленная лошадь упала от первого удара, а потом нашла в себе силы, поднялась и инстинктивно пошла следом за ушедшими.
Конь спас себя, был отправлен на поправку в обоз 2-го разряда, вполне оправился и уже не отрывался больше от сотни, окончил войну и тоже благополучно вернулся в родную станицу со своим хозяином.
* * *
Не хватило бы места перечислить подобные случаи. Много таких картин переживали казаки во время войны в Турции, Персии и Месопотамии....
25 мая 1936 года
журнал «Вольное Казачество»
№ 199
стр. 21-22
Комментариев нет:
Отправить комментарий