Е. Булавин
Бывает собака вернее жены
Каждый из нас, казаков, в особенности кавказцев, обладает запасом преданий от своих дедов, отцов и матерей, относящихся ко временам борьбы с горцами Кавказа. Эти предания так красочны, что почти каждый рассказ целиком просится на экран. В этих повествованиях часто чередуются зверь с добродетелью, рыцарство с коварством, культура с невежеством...
Один из довольно интересных и характерных для того времени рассказов я и хочу здесь привести.
Молодой казак, только год, как женившийся, стал «успокаиваться» от своей буйной и полной опасностей жизни. Не раз побывал он среди горцев в набегах, имел и знакомства среди «мирных», бывал у них гостем, гостили и они у него. Молодая красавица жена была приветлива с гостями-горцами также, как и с казаками, что особенно было для горцев и ново, и заманчиво, ибо их обычай не позволяет женщинам появляться среди мужчин, в особенности среди чужих.
Однажды, когда молодою казака не было дома, прибыли к нему гости, а когда они уехали, то и хозяйки дома не оказалось.
На рассвете прибыл казак и застал свой дом пустым. Было видно, что из сундука жены взято несколько ее платьев и за сараем лежала с веревкой на шее одна зарезанная собака, а другая с визгом бросилась к хозяину под ноги. В это время прибежал старик отец в тревоге, метаясь в догадках, не зная, чем это объяснить. Оказывается, он еще вперед пришел во двор сына, зная, что его нет дома еще с прошлого дня.
По некоторым признакам казак решил, что жену его увезти, но не без ее на то согласия. Как давно уехали беглецы, можно было судить по конскому помету, оставшемуся под навесом, не успевшему еще остыть. Значит беглянка или беглецы еще не далеко и достаточно две, много три лошадиных жизней и они могут быть настигнуты.
Не отдыхая, подседлав другого коня, крикнув с собою собаку, казак вихрем вылетел за станицу.
— Серко, пошел! Чужой! — вырывались время от времени из перехваченного гневным чувством горла казака.
А мысль бурлила...
«Моя жена может променять меня? — того, с кем не каждый согласиться поссориться, кого знает не один аул в округе и не одна станица...»
Собака, очевидно, сразу поняла, что от нее требовалось и круто повернула за станицей в сторону гор и «мирных» аулов.
«Неужели жена уехала по собственному желанию? Нет, не может быть, в этом сомневаться можно было бы, если бы я ее не знал, ее увезли силою».
Эта мысль все время не давала покоя казаку, а между тем он проскакал вслед за бегущей впереди собакой уже добрых полсотни верст. Уже конь давно стал сдавать и был под белой пеной, казак понял, что скоро и понуждение не приведет ни к чему, — дыхание со свистом вырывалось из груди измученного животного.
«Нет, нужно больше разума... Сейчас же надо переменить коня... А вдруг собьется Серко с пути?»
Путь казаку казался верным, несмотря на то, что все время шел без дороги и до сей поры собака не пошла ни в один аул, а их минуло три. Никого не встречая по пути, казак вдруг увидел косяк лошадей среди кустарника, табунщика не было, да испрашивать не было охоты, ружье за плечами — первый помощник. Сказано — сделано. Аркан в руку, ловкий бросок и — новый аргамак на аркане. Новый конь попался вполне выезженный, и казаку не стоило больших трудов перебросить на него седло. Бросив измученного коня, он снова поскакал в погоню...
Кончился день, переменена еще одна лошадь, настала темная ночь. Давно позади мирные аулы, но судьба пока на стороне казака и никого он не встречает на своем пути. Темная ночь, короткий птичий отдых, кусок сала и хлеба, разделенный с собакой...
Стреноженный конь щиплет траву с привязанным за шею арканом. Заря — снова погоня. Собака, выйдя из леса и ущелья, делает крутой поворот прямо на восток. Теперь уже идет по конной тропинке и вдруг, с визгом, сворачивает в густой лес. Трудно пробираться с лошадью и казак решил ее оставить, заведя в заросли, а сам с собакой и приготовленным ружьем пошел вперед, держа собаку все время около себя. Солнце уже высоко. Маленький ручей холодной воды освежает собаку и хозяина. Пройдя полсотни шагов собака тихонько завизжала и насторожилась. Остановив и взяв за шею собаку, казак увидел впереди поляну, на которой стояли усталые две лошади. Людей вблизи не было видно, но сомнения не было, что это — лошади беглецов. Подойдя ближе к опушке и внимательно осмотрев всю поляну, казак увидел на противоположной стороне, под тенью деревьев, двух человек. Один лежал, завернувшись в бурку, а другой дремал полусидя, прислонившись спиной к дереву. Для точного определения, кто это были и для удобного нападения нужно было обойти поляну с противоположной стороны.
Обойдя поляну и подойдя на несколько шагов, казак уже не сомневался, что спала его жена, а сидел неизвестный горец. Собака опять взвизгнула и от этого неожиданного, хотя и тихого звука черкес быстро схватился за ружье и стал за дерево, стараясь определить, откуда идет опасность. Несмотря на притиснутую казаком голову, собака заворчала так громко, что черкес сразу увидел в чем дело, вскинул ружье и одновременно грянуло два выстрела, не причинивших вреда стрелявшим, а только испугавших спавшую женщину. Выхватив пистолеты, соперники стали прыжками от дерева к дереву подбираться друг к другу. Снова два неудачных выстрела, угодивших в деревья. Тогда враги, выхватив шашки и выскочив на поляну, пошли друг на друга и вступили в поединок.
Не уступают один другому достойные друг друга враги. Уже кровь на лицах, на руках, тяжело дышат, но перевеса нет ни на чьей стороне. Дико гичет черкес, с руганью отбивает удары казак. Нападает — отбивает — отбивает — нападает поочередно. Сильный сокрушающий взмах горца, казак ловко парирует удар, но удар так силен, что клинок казака со звоном летит на землю, казак бросает обломок шашки, выхватывает кинжал и ловко отбивается от ударов. Нападать невозможно. Не видя выхода, казак хрипло кричит: «Жена, помоги, я безоружен».
А жена после перепуга стояла спокойно, гладя шерсть ласкавшейся к ней собаки. Она преспокойно ответила: «Вы так красивы оба в вашей схватке, что мне трудно выбирать, — кто одолеет, тот и мой».
Видя свою неминуемую гибель, казак хватается за последний обрывок, собрал последнюю силу и крикнул: «Серко! бери, чужой!» Верное животное сразу поняло, что хозяин не забавляется, а в большой опасности, в два прыжка, с яростным ворчанием вцепилось сзади в шею горца. Последний взвизгнул, расставил руки, выронил шашку и повалился с собакой на землю. Теперь казак быстро подоспел на помощь Серку, выхватил кинжал у горца, а Серко сам сделал свое дело и чуть не отделил голову от туловища.
В изнеможении казак повалился на траву и потерял сознание. Долго ли, коротко пролежал казак в таком состоянии, а только придя в себя, увидел следующее: Серко продолжал лежать около черкеса, точно часовой на посту, очевидно думая, что злодей притворился. Жена сидела у головы мужа и молча плакала.
Не спрашивая о причине слез, казак молча поднялся, молча подобрал ружья, оттащил убитого в сторону, забросал ветками с листьями, отыскал свою лошадь, сел, показал, молча, на лошадь жене, выехал из ущелья, избрав прямое направление, и тронулся на север. Не проронив ни слова во время пути, казак возвратился домой на третью ночь. Здесь с тревогой его ждал старик отец, который не зная в точности, что случилось, несчастье или позор, ни словом никому не обмолвился и никто о случившемся не знал, — думали, что казак уехал в другую станицу. Поздоровавшись с отцом только и сказал казак: «Завтра узнаешь все».
Запер жену в чулан и сам завалился спать. Наутро, быстро он созвал всех своих знакомых и друзей станичников, родственников своих, родственников жены, поставил на стол водку, закуски и стал угощать всех.
Выпив по паре стаканов, все оживились, но не знали причины столь внезапного «торжества». Многие заметили отсутствие жены и спрашивали:
— А где же жена?
— Сейчас придет, — отвечал казак и, попросив минуточку внимания, он иносказательно рассказал свою историю, а главное подчеркнул, ее ответ во время поединка и в заключение спросил:
— Что заслуживает такая жена?
— Смерть такой жене! — все ответили хором, а отец жены, тесть добавил:
— Да, бывает собака вернее жены.
— Вы правы друзья мои, — ответил казак и вышел из комнаты.
Через минуту он вернулся, ведя за руку утомленную, побледневшую свою красавицу жену, которая только повела кругом глазами, опустила их, задрожала, но ничего не сказала.
— Вот та жена, про которую я вам рассказал, а это кинжал того черкеса, — и выхватив кинжал, по самую рукоятку всадил его в грудь жены. Еще не успела упасть несчастная женщина, как казака уже не было в хате.
Все замерли в немом оцепенении, никто ничего не успел сказать, как все так быстро и жестоко случилось.
Послышался топот под окнами. Юноша казак, брат убитой, завыл, как раненный зверь, схватился за кинжал и выскочил из хаты... Побежал домой, подседлал коня и только сел на коня, как у ворот появились отец и старший брат. Они взяли под уздцы коня, ссадили молодца, отвели рассвирепевшего юношу в хату и когда он успокоился, спокойно ему заявили:
— Порыв твой заслуживает высокой похвалы, но в этом случае для мести нет места, — здесь есть позор на нас всех, который собственной рукой смыл муж нашей дочери и сестры...
Только через шесть лет вернулся казак в свою станицу с черкешенкой женой и двумя детьми и никому не сказал, где он пробыл шесть лет.
10 января 1930 года
журнал «Вольное Казачество»
№ 51
стр. 7
Бывает собака вернее жены
Каждый из нас, казаков, в особенности кавказцев, обладает запасом преданий от своих дедов, отцов и матерей, относящихся ко временам борьбы с горцами Кавказа. Эти предания так красочны, что почти каждый рассказ целиком просится на экран. В этих повествованиях часто чередуются зверь с добродетелью, рыцарство с коварством, культура с невежеством...
Один из довольно интересных и характерных для того времени рассказов я и хочу здесь привести.
Молодой казак, только год, как женившийся, стал «успокаиваться» от своей буйной и полной опасностей жизни. Не раз побывал он среди горцев в набегах, имел и знакомства среди «мирных», бывал у них гостем, гостили и они у него. Молодая красавица жена была приветлива с гостями-горцами также, как и с казаками, что особенно было для горцев и ново, и заманчиво, ибо их обычай не позволяет женщинам появляться среди мужчин, в особенности среди чужих.
Однажды, когда молодою казака не было дома, прибыли к нему гости, а когда они уехали, то и хозяйки дома не оказалось.
На рассвете прибыл казак и застал свой дом пустым. Было видно, что из сундука жены взято несколько ее платьев и за сараем лежала с веревкой на шее одна зарезанная собака, а другая с визгом бросилась к хозяину под ноги. В это время прибежал старик отец в тревоге, метаясь в догадках, не зная, чем это объяснить. Оказывается, он еще вперед пришел во двор сына, зная, что его нет дома еще с прошлого дня.
По некоторым признакам казак решил, что жену его увезти, но не без ее на то согласия. Как давно уехали беглецы, можно было судить по конскому помету, оставшемуся под навесом, не успевшему еще остыть. Значит беглянка или беглецы еще не далеко и достаточно две, много три лошадиных жизней и они могут быть настигнуты.
Не отдыхая, подседлав другого коня, крикнув с собою собаку, казак вихрем вылетел за станицу.
— Серко, пошел! Чужой! — вырывались время от времени из перехваченного гневным чувством горла казака.
А мысль бурлила...
«Моя жена может променять меня? — того, с кем не каждый согласиться поссориться, кого знает не один аул в округе и не одна станица...»
Собака, очевидно, сразу поняла, что от нее требовалось и круто повернула за станицей в сторону гор и «мирных» аулов.
«Неужели жена уехала по собственному желанию? Нет, не может быть, в этом сомневаться можно было бы, если бы я ее не знал, ее увезли силою».
Эта мысль все время не давала покоя казаку, а между тем он проскакал вслед за бегущей впереди собакой уже добрых полсотни верст. Уже конь давно стал сдавать и был под белой пеной, казак понял, что скоро и понуждение не приведет ни к чему, — дыхание со свистом вырывалось из груди измученного животного.
«Нет, нужно больше разума... Сейчас же надо переменить коня... А вдруг собьется Серко с пути?»
Путь казаку казался верным, несмотря на то, что все время шел без дороги и до сей поры собака не пошла ни в один аул, а их минуло три. Никого не встречая по пути, казак вдруг увидел косяк лошадей среди кустарника, табунщика не было, да испрашивать не было охоты, ружье за плечами — первый помощник. Сказано — сделано. Аркан в руку, ловкий бросок и — новый аргамак на аркане. Новый конь попался вполне выезженный, и казаку не стоило больших трудов перебросить на него седло. Бросив измученного коня, он снова поскакал в погоню...
Кончился день, переменена еще одна лошадь, настала темная ночь. Давно позади мирные аулы, но судьба пока на стороне казака и никого он не встречает на своем пути. Темная ночь, короткий птичий отдых, кусок сала и хлеба, разделенный с собакой...
Стреноженный конь щиплет траву с привязанным за шею арканом. Заря — снова погоня. Собака, выйдя из леса и ущелья, делает крутой поворот прямо на восток. Теперь уже идет по конной тропинке и вдруг, с визгом, сворачивает в густой лес. Трудно пробираться с лошадью и казак решил ее оставить, заведя в заросли, а сам с собакой и приготовленным ружьем пошел вперед, держа собаку все время около себя. Солнце уже высоко. Маленький ручей холодной воды освежает собаку и хозяина. Пройдя полсотни шагов собака тихонько завизжала и насторожилась. Остановив и взяв за шею собаку, казак увидел впереди поляну, на которой стояли усталые две лошади. Людей вблизи не было видно, но сомнения не было, что это — лошади беглецов. Подойдя ближе к опушке и внимательно осмотрев всю поляну, казак увидел на противоположной стороне, под тенью деревьев, двух человек. Один лежал, завернувшись в бурку, а другой дремал полусидя, прислонившись спиной к дереву. Для точного определения, кто это были и для удобного нападения нужно было обойти поляну с противоположной стороны.
Обойдя поляну и подойдя на несколько шагов, казак уже не сомневался, что спала его жена, а сидел неизвестный горец. Собака опять взвизгнула и от этого неожиданного, хотя и тихого звука черкес быстро схватился за ружье и стал за дерево, стараясь определить, откуда идет опасность. Несмотря на притиснутую казаком голову, собака заворчала так громко, что черкес сразу увидел в чем дело, вскинул ружье и одновременно грянуло два выстрела, не причинивших вреда стрелявшим, а только испугавших спавшую женщину. Выхватив пистолеты, соперники стали прыжками от дерева к дереву подбираться друг к другу. Снова два неудачных выстрела, угодивших в деревья. Тогда враги, выхватив шашки и выскочив на поляну, пошли друг на друга и вступили в поединок.
Не уступают один другому достойные друг друга враги. Уже кровь на лицах, на руках, тяжело дышат, но перевеса нет ни на чьей стороне. Дико гичет черкес, с руганью отбивает удары казак. Нападает — отбивает — отбивает — нападает поочередно. Сильный сокрушающий взмах горца, казак ловко парирует удар, но удар так силен, что клинок казака со звоном летит на землю, казак бросает обломок шашки, выхватывает кинжал и ловко отбивается от ударов. Нападать невозможно. Не видя выхода, казак хрипло кричит: «Жена, помоги, я безоружен».
А жена после перепуга стояла спокойно, гладя шерсть ласкавшейся к ней собаки. Она преспокойно ответила: «Вы так красивы оба в вашей схватке, что мне трудно выбирать, — кто одолеет, тот и мой».
Видя свою неминуемую гибель, казак хватается за последний обрывок, собрал последнюю силу и крикнул: «Серко! бери, чужой!» Верное животное сразу поняло, что хозяин не забавляется, а в большой опасности, в два прыжка, с яростным ворчанием вцепилось сзади в шею горца. Последний взвизгнул, расставил руки, выронил шашку и повалился с собакой на землю. Теперь казак быстро подоспел на помощь Серку, выхватил кинжал у горца, а Серко сам сделал свое дело и чуть не отделил голову от туловища.
В изнеможении казак повалился на траву и потерял сознание. Долго ли, коротко пролежал казак в таком состоянии, а только придя в себя, увидел следующее: Серко продолжал лежать около черкеса, точно часовой на посту, очевидно думая, что злодей притворился. Жена сидела у головы мужа и молча плакала.
Не спрашивая о причине слез, казак молча поднялся, молча подобрал ружья, оттащил убитого в сторону, забросал ветками с листьями, отыскал свою лошадь, сел, показал, молча, на лошадь жене, выехал из ущелья, избрав прямое направление, и тронулся на север. Не проронив ни слова во время пути, казак возвратился домой на третью ночь. Здесь с тревогой его ждал старик отец, который не зная в точности, что случилось, несчастье или позор, ни словом никому не обмолвился и никто о случившемся не знал, — думали, что казак уехал в другую станицу. Поздоровавшись с отцом только и сказал казак: «Завтра узнаешь все».
Запер жену в чулан и сам завалился спать. Наутро, быстро он созвал всех своих знакомых и друзей станичников, родственников своих, родственников жены, поставил на стол водку, закуски и стал угощать всех.
Выпив по паре стаканов, все оживились, но не знали причины столь внезапного «торжества». Многие заметили отсутствие жены и спрашивали:
— А где же жена?
— Сейчас придет, — отвечал казак и, попросив минуточку внимания, он иносказательно рассказал свою историю, а главное подчеркнул, ее ответ во время поединка и в заключение спросил:
— Что заслуживает такая жена?
— Смерть такой жене! — все ответили хором, а отец жены, тесть добавил:
— Да, бывает собака вернее жены.
— Вы правы друзья мои, — ответил казак и вышел из комнаты.
Через минуту он вернулся, ведя за руку утомленную, побледневшую свою красавицу жену, которая только повела кругом глазами, опустила их, задрожала, но ничего не сказала.
— Вот та жена, про которую я вам рассказал, а это кинжал того черкеса, — и выхватив кинжал, по самую рукоятку всадил его в грудь жены. Еще не успела упасть несчастная женщина, как казака уже не было в хате.
Все замерли в немом оцепенении, никто ничего не успел сказать, как все так быстро и жестоко случилось.
Послышался топот под окнами. Юноша казак, брат убитой, завыл, как раненный зверь, схватился за кинжал и выскочил из хаты... Побежал домой, подседлал коня и только сел на коня, как у ворот появились отец и старший брат. Они взяли под уздцы коня, ссадили молодца, отвели рассвирепевшего юношу в хату и когда он успокоился, спокойно ему заявили:
— Порыв твой заслуживает высокой похвалы, но в этом случае для мести нет места, — здесь есть позор на нас всех, который собственной рукой смыл муж нашей дочери и сестры...
Только через шесть лет вернулся казак в свою станицу с черкешенкой женой и двумя детьми и никому не сказал, где он пробыл шесть лет.
10 января 1930 года
журнал «Вольное Казачество»
№ 51
стр. 7
Комментариев нет:
Отправить комментарий