Макаренко Петро 

Трагедия казачества

Прага-Париж
1933-1939

(цитата)

... «Все гражданские суды играли в Крыму ничтожную роль. Судебные же учреждения военного ведомства были фактически вывеской для публики, для общественного мнения, но никакой существенной роли в насаждении правосудия не играли. Такое положение создалось отнюдь не по вине представителей этих учреждений, а единственно вследствие определенного отношения к ним высшего начальства, с которого брало пример и низшее, с благословения, конечно, того же высшего начальства...
... «Главную роль в Крыму и, в особенности, в армии играли военно-полевые суды. При каждом полку, например, был военно-полевой суд, который судил воинских чинов армии, пленных красноармейцев, население. Его компетенция простиралась фактически на все преступления предусмотренные, как гражданскими, так и военно-уголовными законами. Здесь за все преступления выносились главным образом два приговора — расстрелять или оправдать. Военно-полевые суды свирепствовали в тылу. Свирепствовали они и на фронте и в завоеванных областях. Людей расстреливали и расстреливали... Еще больше их расстреливали без суда. Генерал Кутепов прямо говорил, что «нечего заводить судебную канитель, расстрелять и... все».
     «Тюрьмы в Крыму, как раньше, так и теперь, были переполнены на две трети обвиняемыми в политических преступлениях. В значительной части это были военнослужащие, арестованные за неосторожные выражения и критическое отношение к главному командованию.
     Целыми месяцами, в ужасающих условиях, без допросов и часто без предъявления обвинений, томились в тюрьмах политические в ожидании решения своей участи. Преследовались и кооперативы, которые являлись могущественными конкурентами крымским хищникам-спекулянтам, в числе которых были и лица, занимавшие высокие административные посты, вплоть до министерских.
     «Имуществом, судьбой и даже жизнью в Крыму распоряжались взяточники, грабители, (мошенники и бандиты, объединившиеся в организации, именуемые контрразведкой.
«Я не отрицаю того, что она (контрразведка) на три четверти состояла из преступного элемента», подтверждал Врангель уже в Константинополе (Раковский, Конец белых, 147).
     В то время, когда в Крыму с таким старанием культивировался сыск во всех его родах и видах, когда за минимальные преступления грозили драконовские кары, — в это же время в гражданских и военные органах управления, среди высших чинов администрации,
совершенно безнаказанно изо дня в день происходили у всех на виду хищения, творилась вакханалия взяточничества, совершались подлоги и т. д.
     Взятки брали почти все, от низших до высших. Взяткой никто не брезгал. Разница была только в цифрах: один брал меньше, другой — больше. Законным путем почти ничего нельзя было добиться. Какие бы, например, строгие приказы о запрещении вывоза ни отдавались,
опытные люди обходили их без всяких решительно затруднений.
... «Нерв общественной и политической жизни в Крыму — печать — был парализован.  
    Честная, свободная журналистика буквально задыхалась в этой атмосфере оплошного издевательства над свободным словом. Невыносимо тягостное положение отягощалось
еще материальной, в частности, «бумажной» зависимостью газет от правительства, к которому, таким образом, как бы поступали на службу журналисты.
     В Крыму окончательно выкристаллизовался тот законченный тип осважного журналиста, который зародился в период существования Отдела Пропаганды Особого Совещания при Деникине (пресловутый «Осваг»). Эта журналистика, находившаяся на откупу у правительства, играет руководящую роль. Наиболее видные ее Представители являются одновременно и журналистами, и агентами-осведомителями правительственных учреждений.
      «Система замалчивания истины имела две цели: сокрыть от фронта и широких масс истинное положение вещей, втереть очки за границей (там же, 153-154).
     А в результате, «никакой политической жизни в Крыму не было. В этом отношении всюду царила полнейшая бездеятельность и апатия, какая-то загнанность и забитость. Находившиеся в тылу не хотели и не пытались заниматься политической работой. Политику делал Врангель и его приближенные. Перед печатью, широкими общественными и политическими кругами стояла дилемма — или идти за главным командованием, или молчать».
     «Несмотря на внешний казенный оптимизм, крушение последний попыток правящих кругов (Крыма закрепиться на новых рубежах не могло самым болезненным образом не отразиться на настроениях тех, кто связал свою судьбу с судьбою стана белых. Безотрадные перспективы, (разочарование в успехах Врангеля, озлобление против правящих верхов, против занятой интригами ставки — все это создавало массовую, хотя и инертную оппозицию не только в гражданской, но и в военной среде, где все чаще и чаще за последнее время ставился вопрос о необходимости удалить Врангеля» (там же, 156).

25 февраля 1939 года
журнал «ВК»
№ 258
стр. 7-8