7-я часть

Записка полковника Шарапа С.А.

2 мая Евдокимов на курьерских несся в Екатеринодар; версты за 2 до гребли через Карасун его встретил офицер в новой парадной форме и всепочтительнейше начал докладывать… коляска остановилась. Офицера попросили сесть в экипаж. Затем экипаж опять тронулся мелкой рысью.

Офицер — это был Степан Кухаренко — насколько сумел передать предостережения своего отца, что: «Не все, дескать, в порядке обретается и что вот тот то и тот то — голоса непослушные возвышают».

Не доезжая гребли, офицер с почтительными поклонами убрался из экипажа, а Евдокимов во всю прыть лошадиную влетел на старую Соборную площадь, тогда совсем другой вид изображавшую.

Квартира его сиятельству приготовлена была в доме Алексея Лукича Посполитаки, то есть прямо по диагонали площади от острога.

Начальство: Борзык, полицмейстер Кухаренко и прочие встретили нахмуренную «особу». Особа злобно обратилась к Кухаренку и повела его во двор. Борзык шествовал за ними, на надлежащей дистанции. Поговорили. Евдокимов коротко и внушительно отдал Борзыку приказание: «Собрать на утро в моей квартире наличных дворян и всех казачьих депутатов». Глубокий поклон начальствующего в Черномории и ретирада задом до порога. Кухаренко спустя час возвращался домой уже опять с гордо поднятою головой.

Настал день 3 мая. Панство и депутаты еще накануне в войсковом дворе ожидавшие Евдокимова до 2-х часов дня вновь потянулись к 7 часам утра уже прямо к его квартире.

Часов этак в 8 Евдокимов принял Кухаренко, затем пригласили в зал господ дворян. Последних набралось человек до 80, а зал был невелик, значит, битком набился. Евдокимов, имея возле себя Кухаренко, любезно и ласково обратился к ним с речью что мол: «Государь император… настоятельная необходимость… не все войско, а только только небольшая часть».

И закончил так: «Я, как ваш атаман, обращаюсь к вам, господа дворяне, и прошу вас во имя нашего доблестного прошлого поддержать меня во имя правительственных предначертаний».

— Ваше сиятельство! — Начал Котляревский, — мы готовы идти всюду, куда нам прикажут, но наши права… грамоты… наши семейства, хутора…

Толпа заволновалась, загудела, стали прорываться резкие возгласы… Громче других заговорили Алексей Рашпиль, упиравший на хутора, Магеровский и Иван Калери — на права войска и привилегии. Евдокимов стал краснеть, рана на щеке от пули побагровела.

— Господа! — начал опять Евдокимов, — разве можно заселить непокорный край, если за казаками не пойдут их семейства?

— А разви, ваше сиятельство, хочетэ покорять Кавказ нашими жинкамы и дитьмы? — гневно крикнул Каменский, пробиваясь вперед.

Шум. Возгласы: «Право! Грамоты! Вечное владение!»

Евдокимов, очевидно, и трусил, и злился, но не решался оборвать.

— Я, господа, не понимаю, о каких правах, грамотах вы толкуете? — возвысил он голос, будто и в самом деле не понимая.

— Грамота в Соборе! Регалии в Соборе! Мы вам их принесем и покажем, — раздалось в толпе и человек 30 бросилось вон, побежали к собору.

Неудачные попытки толково поговорить со стороны дворянства и со стороны Евдокимова. Последний выходит на крыльцо к депутатам и взволнованно обращается к ним с речью, подобною же речи к дворянам. Говорит долго, в ответ сумрачное молчание.

— Ну, понимаете, ребята? Готовы исполнить высочайшую волю?

— Та мы, ваше сиятельство, — начал угрюмый голос из толпы. — Мы куда вгодно пидэм, од самого старого дида до самого молодого хлопця, вси пидэм, куда прыкажетэ… Пидэм бэзсминно на 6, на 10 лит, будэм воювать покы нэ завоюемо, а тилькы… симэй наших, зэмли нашей нэ замайтэ!

— Пидэм, пидэм! Уси пидэм! Куды вгодно… тилькы симью нашо ж? — раздались разом голоса депутатов.

Евдокимов гневно вскинул головой и увидел процессию, двигавшуюся из собора с грамотами и регалиями, вернулся в дом.

Принесли «святыню», Евдокимов бегающими глазами посмотрел на нее как бы в глубоком недоумении…

Потом, обратившись к Котляревскому, сказал, что чувствует себя нездоровым, не может говорить со всеми, а просит остаться его одного, другие же могут пока уйти. Панство с глухим говором и грамотами повалили прочь.

От Котляревского Евдокимов натурально не мог добиться толку: повторилось опять полное непонимание друг друга. Наконец Евдокимов решил: «Пусть изберут дворяне из среды своей 6 человек представителей, которые завтра должны явиться к нему и объяснить, чего именно они желают».

К вечеру поставлен был усиленный караул вокруг квартиры Евдокимова — опять бестактность.

Избраны были в депутацию: Котляревский, полковник Алексей Рашпиль, Дорошенко (старый безгласный служака), А. О. Бабченко (о нем уже говорилось), войсковой старшина Н. К. Каменский и есаул артиллерии Назаров.

Выбор кроме Каменского был неудачный потому, что Бабченко умел ловко науськивать и наводить на дорогу только, склоняясь к уху соседей и вне начальнического присутствия; остальные ничего не могли сказать или не хотели, так что Каменского некому было поддержать, а для этого человека именно то и была насущною потребностью поддержка, ему: «на миру смерть красна!», без оной он легко пасовал.

Евдокимов с Кухаренко приняли на другой день депутацию. Начались вопросы: «Выскажите ваши желания, ваши нужды». Котляревский замямлил и остановился, потому что Евдокимов явно не обращал внимания на его слова. Продолжал Рашпиль. Он начал прямо с того, что у него есть всем известные хутора, скотина, табун, что он сам и отец и дед его в поте лица трудился над этими хуторами, развел прекрасные сады, виноградник, устроил мельницы, у него большая семья, дочери воспитываются в Москве, сам он читает под мирною сенью своих садов, даже французские газеты для старших дочерей выписывает и вдруг все это бросить!

И он не выдержал, стал всхлипывать и утирать обильно текущие слезы платком. Каменский побагровел. Он инстинктом чувствовал, что эта сцена пошлая плюшническая… А потому резко свел опять на «права», грамоты и прочее. Между прочим, он заметил: «Высочайшие грамоты обеспечивают за нами теперешнюю землю в вечное владение, каким же образом опять Барятинский сделал формальное распоряжение, чтобы земли, остающиеся от предположенных переселенцев, продавать всем, даже лицам неказачьего сословия?

Евдокимов совсем опешил. Он нашелся только сказать: «В таком случае, господа… в таком случае… Прошу вас изложить все это на бумаге сего дня же, потому что мне необходимо выехать в Ставрополь».

Каменский при расставании бросил злобный укор: «Да и генерал Кухаренко был прежде одного с ними мнения».

Источник:

Короленко П.П.

Переселение казаков на Кубань

Русская колонизация на Западном Кавказе

Екатеринодар, 1910 год