2-я часть
С. Федоров
Литературные произведения Я. Г. Кухаренко
На Кубани были и «добрячи» казаки. Такими представлены заботливый любящий сотник Тупыця, добрый гений Маруси и Ивана. Он на все руки мастер: ружье испортить или поправить; от пули, от гадюки заговорить; от любви и не любви, — сказано «характэрнык, та й годи», — чудесник, чародей, каким обязан был быть каждый «справжный» запорожец, да еще старшина. Только это «чародей» — добрый.
Сам Иван молодой, многообещающий казак, которому, по мнению Тупыци, еще надо поучиться добывать себе «козачий хлиб», — «Нэхай такы Иван идэ соби з товарыством до тых ерэтычных черкэсив, бо вин козак, його така стать...»
Об этом запорожском «хлебе», перенесенном на Кубань, говорит сотник: «От як мы колысь булы в старий Сичи, то видтиль було ходымо добувать до татар, або до ляхив; а шо ти прокляти еврэи, то було — нэ попадайсь нашому братови...»
«Та й ты, сыну, нэ сумуй, мов собака в човни, а як трапыться тоби оце за Кубанню, то воюй добрэ, шоб вражих черкэс оджахнуты».
Иной жизни Тупыця и не представляет.
«А то шо ж було б, як бы на вийну нэ ходылы? Розбиглысь бы в старий Сичи — як руди мыши — та й годи!»
«Та об сим, тату, и говорыть ничого: нэ так воны нам допэклы, шоб йих мылуваты! Тэпэра коня або вола и нэ думай выпустыть на слободу на пашу, бо так зараз и пидхоплять; а скилькы бидных дитэй воны пэрэтягалы в нэволю на той бик Кубани! Так якый же йих чорт писля сього мылуватымэ?»
Слава казачья была для черноморцев — все.
Ой, лэтила бомба з московського поля
Та посэрэдь Сичи впала
Ой, хоч пропалэ славнэ Запорожжя,
Та нэ пропала слава!
поют они, выступая в поход за Кубань.
«Оцю то славу и нам трэба пидпыраты», — говорит Иван, слушая песню.
«Славнэ життя козацькэ! Як сив на коня та и ввэсь тут; дэ схотив, там и став. Эх, колы то я дижду того щастя!» — завидует старый сотник. — «Дывысь! Козакы сидять на конях, як орлы; а кони и зэмли пид собою нэ чують...»
Жизнь казачья — непокойная, и мать Маруси говорит рассудительно: «Ты еси дура, дочко! Слухай лыш сюды: Кабыця вже выслуживсь, в одставци, будэ житы дома, хозяйство дэржатымэ и худобу доглядатымэ, а з молодого шо? Усе гонытымуть: то за Кубань, то на кордоны, або в долэкый поход». Да и Иван утешает Марусю: тебе надо к этому заранее привыкать. Это не последняя разлука, это будет частенько, на то и граница.
Маруся потеряла отца в Польше, ходившего туда с кошевым Чепигою, а теперь новое известие, что судья Головатый пойдет в Персию:
«от и цилуйся из своим молодым. Тэпэр тилько за старым и пожиты. Вин хоч и старэнькый, так розумный и богатый дуже» — он еще из-под Измаила принес «багацько грошей та всэ червонци».
На Кубани (тогда, конечно) нет времени долго возиться со свадьбой — сегодня мать уговаривает дочку, а завтра утром придут и сваты, перевяжут рушниками и поведут в церковь, хотя «жених» еще и не разговаривал никогда со своей невестой.
В то же утро жених идет к попу, а невесте в это время заплетают косу. «Яки ж тут прыборы?» Наряжаться некогда, да и людей собирать на свадьбу негде. «Дэ тут тоби дивок набраты? Се нэ в городах (т. е. на Украине), а се в Чорномории».
На Черномории живут просто: Явдоха с дочкой только недавно перешли жить в «выдну», то есть хату, другие «ще и доси в зэмлянци».
Венчанье отбывается скоро. Сам поп говорит: «Я тэбэ зараз и звинчаю», — никаких процедур с оглашениями. Венчанье на Черномории не было и дорогим: «пан-отцю» (священнику) «буханок (хлиба) и пляшка горилки», которой черноморский «пан-отец» по венчании тут же угощает молодых, угощаясь и сам. Ни поп, ни сваты не обращают внимания на то, что жених еле держится на ногах. «Насылу пэрэвинчалы, трохы и попа нэ звалыв. Повинчавши, ще и пип дав по чарци».
«Молоди» возвращаются назад, а жених по дороге поет песню — ее и теперь слышим на Кубани:
Танцювала рыба з раком,
А пэтрушка з пастэрнаком,
А цибуля з часныком,
А дивчина с козаком.
Цибулыця дывуеться
Як хороше танцюеться.
Все хорошо, что хорошо кончается, и кухаренковская «драма» заканчивается всеобщим весельем; свадьбой Кабыци с Кылыной и засватаньем Маруси с Иваном.
Обращает на себя внимание и несчастная доля «дивчины». Маруся только пассивно сопротивляется желанию матери отдать ее за Кабыцю, плачет, «нарикае» и, не появись избавитель «кытышный» — (то есть с темляком — «кытыцею» на шашке, пожалованный в чин, а не избранный в полку) сотник Тупыця, — Марусю повенчали бы со старым пьянчугой.
Типы Кухаренка интересные, красочные, которые долгое время еще не переводились на Черномории, — наши отцы помнили таких черноморцев; теперь они уже отошли в область предания, условия жизни изменились, а с ними изменились и черноморцы.
(продолжение следует)
10 июля 1928 года
журнал «ВК» № 15
стр. 14-17
С. Федоров
Литературные произведения Я. Г. Кухаренко
На Кубани были и «добрячи» казаки. Такими представлены заботливый любящий сотник Тупыця, добрый гений Маруси и Ивана. Он на все руки мастер: ружье испортить или поправить; от пули, от гадюки заговорить; от любви и не любви, — сказано «характэрнык, та й годи», — чудесник, чародей, каким обязан был быть каждый «справжный» запорожец, да еще старшина. Только это «чародей» — добрый.
Сам Иван молодой, многообещающий казак, которому, по мнению Тупыци, еще надо поучиться добывать себе «козачий хлиб», — «Нэхай такы Иван идэ соби з товарыством до тых ерэтычных черкэсив, бо вин козак, його така стать...»
Об этом запорожском «хлебе», перенесенном на Кубань, говорит сотник: «От як мы колысь булы в старий Сичи, то видтиль було ходымо добувать до татар, або до ляхив; а шо ти прокляти еврэи, то було — нэ попадайсь нашому братови...»
«Та й ты, сыну, нэ сумуй, мов собака в човни, а як трапыться тоби оце за Кубанню, то воюй добрэ, шоб вражих черкэс оджахнуты».
Иной жизни Тупыця и не представляет.
«А то шо ж було б, як бы на вийну нэ ходылы? Розбиглысь бы в старий Сичи — як руди мыши — та й годи!»
«Та об сим, тату, и говорыть ничого: нэ так воны нам допэклы, шоб йих мылуваты! Тэпэра коня або вола и нэ думай выпустыть на слободу на пашу, бо так зараз и пидхоплять; а скилькы бидных дитэй воны пэрэтягалы в нэволю на той бик Кубани! Так якый же йих чорт писля сього мылуватымэ?»
Слава казачья была для черноморцев — все.
Ой, лэтила бомба з московського поля
Та посэрэдь Сичи впала
Ой, хоч пропалэ славнэ Запорожжя,
Та нэ пропала слава!
поют они, выступая в поход за Кубань.
«Оцю то славу и нам трэба пидпыраты», — говорит Иван, слушая песню.
«Славнэ життя козацькэ! Як сив на коня та и ввэсь тут; дэ схотив, там и став. Эх, колы то я дижду того щастя!» — завидует старый сотник. — «Дывысь! Козакы сидять на конях, як орлы; а кони и зэмли пид собою нэ чують...»
Жизнь казачья — непокойная, и мать Маруси говорит рассудительно: «Ты еси дура, дочко! Слухай лыш сюды: Кабыця вже выслуживсь, в одставци, будэ житы дома, хозяйство дэржатымэ и худобу доглядатымэ, а з молодого шо? Усе гонытымуть: то за Кубань, то на кордоны, або в долэкый поход». Да и Иван утешает Марусю: тебе надо к этому заранее привыкать. Это не последняя разлука, это будет частенько, на то и граница.
Маруся потеряла отца в Польше, ходившего туда с кошевым Чепигою, а теперь новое известие, что судья Головатый пойдет в Персию:
«от и цилуйся из своим молодым. Тэпэр тилько за старым и пожиты. Вин хоч и старэнькый, так розумный и богатый дуже» — он еще из-под Измаила принес «багацько грошей та всэ червонци».
На Кубани (тогда, конечно) нет времени долго возиться со свадьбой — сегодня мать уговаривает дочку, а завтра утром придут и сваты, перевяжут рушниками и поведут в церковь, хотя «жених» еще и не разговаривал никогда со своей невестой.
В то же утро жених идет к попу, а невесте в это время заплетают косу. «Яки ж тут прыборы?» Наряжаться некогда, да и людей собирать на свадьбу негде. «Дэ тут тоби дивок набраты? Се нэ в городах (т. е. на Украине), а се в Чорномории».
На Черномории живут просто: Явдоха с дочкой только недавно перешли жить в «выдну», то есть хату, другие «ще и доси в зэмлянци».
Венчанье отбывается скоро. Сам поп говорит: «Я тэбэ зараз и звинчаю», — никаких процедур с оглашениями. Венчанье на Черномории не было и дорогим: «пан-отцю» (священнику) «буханок (хлиба) и пляшка горилки», которой черноморский «пан-отец» по венчании тут же угощает молодых, угощаясь и сам. Ни поп, ни сваты не обращают внимания на то, что жених еле держится на ногах. «Насылу пэрэвинчалы, трохы и попа нэ звалыв. Повинчавши, ще и пип дав по чарци».
«Молоди» возвращаются назад, а жених по дороге поет песню — ее и теперь слышим на Кубани:
Танцювала рыба з раком,
А пэтрушка з пастэрнаком,
А цибуля з часныком,
А дивчина с козаком.
Цибулыця дывуеться
Як хороше танцюеться.
Все хорошо, что хорошо кончается, и кухаренковская «драма» заканчивается всеобщим весельем; свадьбой Кабыци с Кылыной и засватаньем Маруси с Иваном.
Обращает на себя внимание и несчастная доля «дивчины». Маруся только пассивно сопротивляется желанию матери отдать ее за Кабыцю, плачет, «нарикае» и, не появись избавитель «кытышный» — (то есть с темляком — «кытыцею» на шашке, пожалованный в чин, а не избранный в полку) сотник Тупыця, — Марусю повенчали бы со старым пьянчугой.
Типы Кухаренка интересные, красочные, которые долгое время еще не переводились на Черномории, — наши отцы помнили таких черноморцев; теперь они уже отошли в область предания, условия жизни изменились, а с ними изменились и черноморцы.
(продолжение следует)
10 июля 1928 года
журнал «ВК» № 15
стр. 14-17
Комментариев нет:
Отправить комментарий