2-я часть
Гнат Макуха
(Шевель И.С.)
Уже двенадцать лет ты страдаешь на чужбине, губишь веру в свою выборную старшину и в самого себя; теряешь надежду на возвращение на родину и постепенно тушишь любовь к своему родному краю, — а женясь на мадьярках, немках, француженках и им же нет числа, ты забываешь свой родной язык, нравы, обычаи, свои казачьи традиции и даже православную веру, за которую предки проливали десятки и сотни лет свою казачью кровь.
Слушай, брат, казак Брюховчанин! Слушай своего куренного атамана, с которым ты когда-то составлял одно целое и был опорой выборной старшине. Помни всегда, что правда в огне не горит, в воде не тонет, и в земле не гниет и как бы ее не попирали, — жгли, топили, гноили, она все-таки рано или поздно восторжествует. Ты борец за идею, борец за правду, — следовательно, твоя борьба опять-таки рано или поздно увенчается успехом, и ты будешь победителем. Там где ведут борьбу за правду, за идею, там не теряется ни вера, ни надежда, ни любовь. Там еще более разгораются эти чувства, и тот, кто поддерживает этот огонь, всегда остается победителем. Ты уже дочитываешь книгу нравственных и физических мучений, а также тоски по родине, написанную самим же тобою и подходишь к тому месту, где, будучи переполнен чувством глубокой радости, со слезами на глазах произнесешь последнее слово «конец».
Будь же казаком, дорогой брат и сын! Не теряй веры в свою выборную старшину и самого себя, надежду на возвращение на родину, в родные степи и родную станицу и любви к дорогой и многострадальной родине Кубани. Запомни раз навсегда:
Ще нэ вмэрла Кубань маты,
Козацкая доля.
Ще прэлынэ из-за моря
До нас наша доля.
Запануем, браты мои!
Годына ще будэ,
Ще промовлять, що козакы
Нэ нищо, а людэ.
Нас поклыче Кубань маты
З лыха вызволяты...
Да!.. От тебя потребует помощи твоя дорогая Кубань при освобождении из-под власти красных бандитов, ибо ты теперь стоишь накануне великих событий; ты подходишь в настоящее время к концу своих нравственных и физических страданий тоски по родине; ты вступаешь в сферу нужных объединений или как мы казаки говорим: «козацке Еднання», то есть когда мы должны стать ближе к нашей старшине и всем войском составить силу, наподобие той силы какую мы составляли с тобой в родной станице в 1917 и 1918 году. Вот накануне всего этого, я, бывший твой куринный атаман, и говорю тебе: «Слушай, казак Брюховчанин! Выслушай к тебе мою просьбу! Слышишь ли ты? Прошу тебя как брата и сына: исполняй три моих "заповита", которые заключаются в следующем:
1-е Войсковый и куринный атаманы, войсковый суддя и войсковый пысарь то твоя выборна старшина. Почитай йи и вирь ий бо то твий розум.
2-е Нэ покынь брата козака на поталу ворогам.
3-тя Шануй коня, бо то твий товарыш.
4-та Ты удильный князь, — так и дэржи сэбэ всюдэ як удильный князь ( — почитай старшину и старых козакив; шануй жинку, бо то твоя дружина; нэ грабуй чужого; почитай чужих людэй; будь розторопным; нэ пышайся; прывитай усих людэй як своих так и чужих, покирлывым будь — бо покирлэвэ тэлятко дви маткы сце)».
Исполни эти заповеди, чтобы другие не бросали в тебя грязью, ибо грязь — это позор, а грязь на тебе, если грязь не только на твоей станице, но и н всем войске. Берегись же грязи, если ты любишь свое родное войско. Скитание по камышам, рытье ям для самого себя, будучи приговоренным большевиками к расстрелу; бегство из под расстрела, раны, ложь и неправда, скитания и голодовка и в настоящее время за границей; все это расстроило мое и без того слабое здоровье и я чувствую, что мне уже больше не видеть своего милого и родного края Кубани, а без Кубани
У чужому нэ ридному краю,
Я колышний сидэнькый козак,
Щиро диткы вам всим промовляю,
Що зробывся сирома бурлак.
В ридним краи я вильным взывався
И пышався що був я козак,
а в чужини я з лыхом зъеднався
И зовуся сирома-бурлак.
В чужим полэ нэ ждэ мэнэ доля;
Так нэ хочу пр нэй и гадать,
Вона ждэ сэрэд ридного поля,
Йи трэба у ридним шукать.
Я бурлака бэз ридного краю;
Я сирома в чужий сторони.
Гэй!.. Вэрнит мэни ридный — бо знаю,
Що козак буду я в ридним краи.
Сиромой-бурлаком я умру в чужом краю, прикрытый чужой землей и чувствую что не доживу до того момента когда я:
Зэмли твоеи, краю, взяв
В свои черстви козачи рукы
Й скажу прыкрый — бо вже диждав,
Того, за чим я плакав всюдэ,
За що в стэпах чужих блукав...
Порвалысь пута, — вильни людэ
И ты, мий краю, вильным став.
Вот почему и прошу тебя, дорогой станичник, брат и сын, выполни мой второй «заповит», который заключается в следующем:
Як умру, так нэ покыньтэ
Мэнэ у чужини.
Визьмить мэнэ й поховайтэ
На ридний краини;
Там дэ Бейсуг горнэ хвыли
Дэ стэп, дэ могыла;
Дэ по бугру розляглася
Брюховэцька мыла.
Там я буду знову з вамы
Браты мои, диты!
Лэхше будэ як у ридним
Будуть косты тлиты.
(продолжение следует)
Кавказский казак
август 1932 года
№8 (110)
стр. 13-18
Гнат Макуха
(Шевель И.С.)
Уже двенадцать лет ты страдаешь на чужбине, губишь веру в свою выборную старшину и в самого себя; теряешь надежду на возвращение на родину и постепенно тушишь любовь к своему родному краю, — а женясь на мадьярках, немках, француженках и им же нет числа, ты забываешь свой родной язык, нравы, обычаи, свои казачьи традиции и даже православную веру, за которую предки проливали десятки и сотни лет свою казачью кровь.
Слушай, брат, казак Брюховчанин! Слушай своего куренного атамана, с которым ты когда-то составлял одно целое и был опорой выборной старшине. Помни всегда, что правда в огне не горит, в воде не тонет, и в земле не гниет и как бы ее не попирали, — жгли, топили, гноили, она все-таки рано или поздно восторжествует. Ты борец за идею, борец за правду, — следовательно, твоя борьба опять-таки рано или поздно увенчается успехом, и ты будешь победителем. Там где ведут борьбу за правду, за идею, там не теряется ни вера, ни надежда, ни любовь. Там еще более разгораются эти чувства, и тот, кто поддерживает этот огонь, всегда остается победителем. Ты уже дочитываешь книгу нравственных и физических мучений, а также тоски по родине, написанную самим же тобою и подходишь к тому месту, где, будучи переполнен чувством глубокой радости, со слезами на глазах произнесешь последнее слово «конец».
Будь же казаком, дорогой брат и сын! Не теряй веры в свою выборную старшину и самого себя, надежду на возвращение на родину, в родные степи и родную станицу и любви к дорогой и многострадальной родине Кубани. Запомни раз навсегда:
Ще нэ вмэрла Кубань маты,
Козацкая доля.
Ще прэлынэ из-за моря
До нас наша доля.
Запануем, браты мои!
Годына ще будэ,
Ще промовлять, що козакы
Нэ нищо, а людэ.
Нас поклыче Кубань маты
З лыха вызволяты...
Да!.. От тебя потребует помощи твоя дорогая Кубань при освобождении из-под власти красных бандитов, ибо ты теперь стоишь накануне великих событий; ты подходишь в настоящее время к концу своих нравственных и физических страданий тоски по родине; ты вступаешь в сферу нужных объединений или как мы казаки говорим: «козацке Еднання», то есть когда мы должны стать ближе к нашей старшине и всем войском составить силу, наподобие той силы какую мы составляли с тобой в родной станице в 1917 и 1918 году. Вот накануне всего этого, я, бывший твой куринный атаман, и говорю тебе: «Слушай, казак Брюховчанин! Выслушай к тебе мою просьбу! Слышишь ли ты? Прошу тебя как брата и сына: исполняй три моих "заповита", которые заключаются в следующем:
1-е Войсковый и куринный атаманы, войсковый суддя и войсковый пысарь то твоя выборна старшина. Почитай йи и вирь ий бо то твий розум.
2-е Нэ покынь брата козака на поталу ворогам.
3-тя Шануй коня, бо то твий товарыш.
4-та Ты удильный князь, — так и дэржи сэбэ всюдэ як удильный князь ( — почитай старшину и старых козакив; шануй жинку, бо то твоя дружина; нэ грабуй чужого; почитай чужих людэй; будь розторопным; нэ пышайся; прывитай усих людэй як своих так и чужих, покирлывым будь — бо покирлэвэ тэлятко дви маткы сце)».
Исполни эти заповеди, чтобы другие не бросали в тебя грязью, ибо грязь — это позор, а грязь на тебе, если грязь не только на твоей станице, но и н всем войске. Берегись же грязи, если ты любишь свое родное войско. Скитание по камышам, рытье ям для самого себя, будучи приговоренным большевиками к расстрелу; бегство из под расстрела, раны, ложь и неправда, скитания и голодовка и в настоящее время за границей; все это расстроило мое и без того слабое здоровье и я чувствую, что мне уже больше не видеть своего милого и родного края Кубани, а без Кубани
У чужому нэ ридному краю,
Я колышний сидэнькый козак,
Щиро диткы вам всим промовляю,
Що зробывся сирома бурлак.
В ридним краи я вильным взывався
И пышався що був я козак,
а в чужини я з лыхом зъеднався
И зовуся сирома-бурлак.
В чужим полэ нэ ждэ мэнэ доля;
Так нэ хочу пр нэй и гадать,
Вона ждэ сэрэд ридного поля,
Йи трэба у ридним шукать.
Я бурлака бэз ридного краю;
Я сирома в чужий сторони.
Гэй!.. Вэрнит мэни ридный — бо знаю,
Що козак буду я в ридним краи.
Сиромой-бурлаком я умру в чужом краю, прикрытый чужой землей и чувствую что не доживу до того момента когда я:
Зэмли твоеи, краю, взяв
В свои черстви козачи рукы
Й скажу прыкрый — бо вже диждав,
Того, за чим я плакав всюдэ,
За що в стэпах чужих блукав...
Порвалысь пута, — вильни людэ
И ты, мий краю, вильным став.
Вот почему и прошу тебя, дорогой станичник, брат и сын, выполни мой второй «заповит», который заключается в следующем:
Як умру, так нэ покыньтэ
Мэнэ у чужини.
Визьмить мэнэ й поховайтэ
На ридний краини;
Там дэ Бейсуг горнэ хвыли
Дэ стэп, дэ могыла;
Дэ по бугру розляглася
Брюховэцька мыла.
Там я буду знову з вамы
Браты мои, диты!
Лэхше будэ як у ридним
Будуть косты тлиты.
(продолжение следует)
Кавказский казак
август 1932 года
№8 (110)
стр. 13-18
Комментариев нет:
Отправить комментарий