Е. Якименко
Рапорт

День в станичном правлении начался как всегда. Раньше всех пришел атаман; он уже побывал в конюшнях, кому следует — сделал внушение и теперь, не спеша, занимался в канцелярии. Хозяйственный был человек, во все вникал сам. Каждое утро час тратил на такой обход, зато все было в порядке.
Старший писарь, как всегда, пришел с опозданием, но никто никогда ему этого на вид не ставил. Да и как можно? Ведь он уже 15 лет служит, на нем держится вся канцелярия; станица его очень любит, особенно старики. Писарь с ними тоже всегда бывает обходительным, знает, что сердить стариков нельзя...
Поздоровавшись со всеми, не спеша, стал раскладывать бумаги на столе.
— Мыколай Мыхайловыч, ось тут срочное предписание, — говорит атаман, входя в канцелярию и здороваясь с писарем.
Писарь, привычным взглядом, пробежал бумагу и протянул: да... а.
Опизнылысь мы, — продолжал атаман, — нужно исполнить зараз же та послать рапорт с нарошным...
Писарь уже и сам подумал, что ответ пойдет с нарочным, ну, а раз атаман сказал, то и совсем...
Застучали машинки, заскрипели перья и в полчаса ответ в управление отдела был готов. Сам атаман передал дежурному пакет и разносную книгу, чтобы тот немедленно отправил его в Уманскую.
Дежурный был бравый урядник Панкрат Дудка, с красной бородой, подстриженной по «полковому»; он уже обратил на себя внимание стариков и последние стали поговаривать о выборе его помощником атамана с нового года. Дудка в душе радовался этому и порой думал и об атаманском темляке; все чаще и чаще можно было видеть урядника в пивной со стариками выборными за стаканом пива. В пивную он обязательно попадал «случайно».
Передавая пакет дежурному, атаман наказывал, чтобы нарочного послать толкового и расторопного казака, чтобы нигде ничего не напутал, а доставил бы бумагу по назначению...
— В точности будет исполнено, господин атаман, — отрапортовал урядник Дудка, по-военному вытягиваясь «в струнку» перед атаманом. Последнему это льстило, а о дежурном разносилась слава — как о хорошем служаке.
Урядник Дудка остановил свой выбор на казаке Припахайло; хотя он был и молодой, но этой весной, отбывая лагерный сбор, «выдвинулся» тем, что на маневрах очень толково выполнял обязанности посыльного при командире полка. Казаки, вернувшиеся из лагерного сбора, уже успели рассказать в станице, что Припахайло «выслужився» и в полку наверно попадет «в учебную». Сам Припахайло тоже «драл нос» и среди сверстников старался себя выделить, в десятый раз рассказывая всем как он в лагерях во время доставил приказание командира полка.
Так вот этому-то казаку дежурный, отдавая книжку с пакетом, объяснил, что его нужно доставить сегодня же в ст. Уманскую в управление отдела.
— Тилькы дывысь, щоб усэ було добрэ, ты ж козак росторопный, — напутствовал его дежурный.
— Та вы вже ж нэ бэспокойтэсь, Панкрат Харытоновыч, — отвечал казак, несколько боязно называя дежурного по отчеству, — це мэни нэ пэрвына с сурьезнымы диламы робыть дило. — Он, несомненно, хотел выразиться более замысловато, но в это время не подвернулось на язык подходящее слово.
— Он на що вже в лагэрях... — хотел казак говорить о своем «подвиге» на маневрах, но дежурный торопил его.
— Ну, иды поснидай, сидлай коня и швэдэнько в отдел.
Припахайло быстро, не совсем выработавшейся еще строевой походкой, направился домой. Дома, под тенью густой акации уселся поснидать, жена же хлопотала о провизии на дорогу. Хлеб и кусок сала уложила в ту самую сумку, в которой находилась рассыльная книга с пакетом; сумку повесила на щеколду двери и пошла в амбар за овсом для коня.
Съев завтрак, казак направился в конюшню, вывел своего «Лыска» и принялся за седловку; жена помогала приторачивать башлык и бурку...
... А в это время, откормленная свинья «Машка», шляясь по двору с продетым кольцом в рыле, от нечего делать, заглянула в коридор, хрюкнула — никого, подошла к двери, тоже хрюкнула, — опять тишина, а тут ее ноздри стал щекотать приятный запах свежего хлеба; понюхала сумку, оказывается запах отсюда. Не видя «препятствий», «Машка» изорвала сумку, съела хлеб, изорвала рассыльную книжку (она пахла клеем, приготовленным из муки) и добралась до рапорта, который тоже изорвала...
Ничего не подозревая, Припахайло направляется в хату за сумкой, — жена держит лошадь.
От увиденного он чуть не упал. «Машка» выскочила и пошла по двору, так же беззаботно похрюкивая, как будто бы ничего не случилось. Казак взял книжку и пакет, посмотрел хорошенько; книжка еще ничего, можно бы вычистить, подшить листы, заклеить изорванные, но рапорт в таком виде, что везти его в отдел нельзя, станицу только осрамишь...
— «Машка» читала... — не сказал, а как бы прошептал казак и улыбнулся, но тут же спохватился, что бумага то срочная и как то нужно выходить из положения. Один выход, который был правильным, это идти в правление и попросить написать другой рапорт...
Несколько нервной походкой подходил Припахайло к станичному правлению. Дежурный очень удивился, увидя казака.
— А я думав, що ты вже на пив-пути щитав тэбэ окуратным и справным козаком, — говорил урядник, все еще не могший догадаться, почему вернулся казак в правление.
— Позвольте доложить, господин дежурный, — начал Припахайло тихо, без задора и уверенности в голосе. Урядник Дудка, очевидно, догадывался о неладном; у него мелькнула мысль: не утерял ли казак бумагу?
— Ну, кажи, що сталось? Чего це ты до цього часу нэ поихав?
Видно было, что дежурный сам уже волновался, даже борода его казалась краснее.
— Розришить доложить, — бледнея продолжал казак, — що свыня рапорт здила...
— Що.. о? — протянул дежурный, — яка свыня? Якый рапорт?
Припахайло, видимо удивленный таким вопросом, продолжал несколько смелее и громче.
— Яка свыня? Та моя свыня..., «Машка», здила той рапорт, що трэба було вэзты в одел... — и тут же протянул остолбеневшему от удивления дежурному изорванную книжку и остатки рапорта, подробно рассказав всю историю, не сваливая, однако, вины на жену, а главным образом на свинью «Машку»...
Доложили атаману; последний позвал Припахайла, и, не смотря на серьезность дела, все же с трудом сдерживал смех.
— Ну, козаче, скажи, як же це свыня рапорт здила, — был первый вопрос атамана к вошедшему казаку. Но он оказался менее разговорчив в присутствии атамана, чем обычно.
— Та так, г. отаман, здила, от и всэ.
Так больше атаман и не добился от казака ничего...
В канцелярии писарь недовольно пишет рапорт заново, а атаман в книге приказаний медленно царапает своим мелким почерком малограмотного человека:
«Казака приготовительного разряда, конного состава, Макара Припахайло арестовываю, с посажением в карцер, сроком на семь суток за то, что, будучи уполномочен на сурьезное дело, т. е. быть нарочным по отвозке срочного рапорта в отдел, допустил своей свинье «Машке» скушать казенную бумагу, иначе рапорт. Станичный Атаман урядник Паливода». Объявил постановление дежурному, который и привел его в исполнение.
Когда дежурный вошел к атаману докладывать о выполнении приказания, последний подписывал рапорт, написанный заново.
— Добрэ, собырить у зборни всих козакив, а я зараз прыйду.
Через несколько минут, когда в зборни были все казаки, туда вошел атаман; первое что он сделал, это передал книжку и пакет дежурному для отправки в отдел.
— Тилькы назначайтэ козака, — у котрого свыни нэграмотни и вы, — обращаясь к казакам, — про це нэ галдить языкамы по станыци, а то срамота, ще дойдэ до отдела, то...
Предупреждения, конечно, не имели силы. Уже вечером знала все станица; передавали друг другу в искаженном виде, доходило и до того, что «рапорт у Припахайла свыню зъив».
Дежурному уряднику Дудке, описываемый случай сослужил плохую службу, — до самой смерти не попал он ни на одну должность в станичном правлении, даже не был выборным. Казак Припахайло, по приходе в полк, долго служил посмешищем; в «учебную», конечно, не попал, а если на него и возлагалась обязанность снести куда-либо бумагу, то не без улыбки обычно добавлялось: «смотри только, чтобы свинья не съела». Припахайло, обычно, молчал, слушая это предупреждение, только иногда тяжело, было, вздохнет, да недобрым словом помянет «Машку».
(журнал «Вольное казачество» № 74 стр. 2)